Greetings section (birthdays, best wishes, congratulations, etc.)
Svetlana
Сретение Господне
Сретение. Иосиф Бродский
Анне Ахматовой
Когда Она в церковь впервые внесла Дитя, находились внутри из числа людей, находившихся там постоянно, Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял Младенца из рук Марии; и три человека вокруг Младенца стояли, как зыбкая рама, в то утро, затеряны в сумраке храма.
Тот храм обступал их, как замерший лес. От взглядов людей и от взоров небес вершины скрывали, сумев распластаться, в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом свет падал Младенцу; но Он ни о чем не ведал еще и посапывал сонно, покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему, о том, что увидит он смертную тьму не прежде, чем Сына увидит Господня. Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,
реченное некогда слово храня, Ты с миром, Господь, отпускаешь меня, затем что глаза мои видели это Дитя: Он — Твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен, и слава Израиля в Нем». — Симеон умолкнул. Их всех тишина обступила. Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя над их головами, слегка шелестя под сводами храма, как некая птица, что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина не менее странной, чем речь. Смущена, Мария молчала. «Слова-то какие…» И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В лежащем сейчас на раменах Твоих паденье одних, возвышенье других, предмет пререканий и повод к раздорам. И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть Его будет, Твоя душа будет ранена. Рана сия даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко в сердцах человеков, как некое око».
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед Мария, сутулясь, и тяжестью лет согбенная Анна безмолвно глядели. Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн. Почти подгоняем их взглядами, он шел молча по этому храму пустому к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковски тверда. Лишь голос пророчицы сзади когда раздался, он шаг придержал свой немного: но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала. И дверь приближалась. Одежд и чела уж ветер коснулся, и в уши упрямо врывался шум жизни за стенами храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул он, дверь отворивши руками, шагнул, но в глухонемые владения смерти. Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук. И образ Младенца с сияньем вокруг пушистого темени смертной тропою душа Симеона несла пред собою
как некий светильник, в ту черную тьму, в которой дотоле еще никому дорогу себе озарять не случалось. Светильник светил, и тропа расширялась.
16 февраля 1972 года.
<h2>Сретение. Иосиф Бродский</h2>
<p><em>Анне Ахматовой</em></p><p>Когда Она в церковь впервые внесла<br>Дитя, находились внутри из числа<br>людей, находившихся там постоянно,<br>Святой Симеон и пророчица Анна.</p><p>И старец воспринял Младенца из рук<br>Марии; и три человека вокруг<br>Младенца стояли, как зыбкая рама,<br>в то утро, затеряны в сумраке храма.</p><p>Тот храм обступал их, как замерший лес.<br>От взглядов людей и от взоров небес<br>вершины скрывали, сумев распластаться,<br>в то утро Марию, пророчицу, старца.</p><p>И только на темя случайным лучом<br>свет падал Младенцу; но Он ни о чем<br>не ведал еще и посапывал сонно,<br>покоясь на крепких руках Симеона.</p><p>А было поведано старцу сему,<br>о том, что увидит он смертную тьму<br>не прежде, чем Сына увидит Господня.<br>Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,</p><p>реченное некогда слово храня,<br>Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,<br>затем что глаза мои видели это<br>Дитя: Он — Твое продолженье и света</p><p>источник для идолов чтящих племен,<br>и слава Израиля в Нем». — Симеон<br>умолкнул. Их всех тишина обступила.<br>Лишь эхо тех слов, задевая стропила,</p><p>кружилось какое-то время спустя<br>над их головами, слегка шелестя<br>под сводами храма, как некая птица,<br>что в силах взлететь, но не в силах спуститься.</p><p>И странно им было. Была тишина<br>не менее странной, чем речь. Смущена,<br>Мария молчала. «Слова-то какие…»<br>И старец сказал, повернувшись к Марии:</p><p>«В лежащем сейчас на раменах Твоих<br>паденье одних, возвышенье других,<br>предмет пререканий и повод к раздорам.<br>И тем же оружьем, Мария, которым</p><p>терзаема плоть Его будет, Твоя<br>душа будет ранена. Рана сия<br>даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко<br>в сердцах человеков, как некое око».</p><p>Он кончил и двинулся к выходу. Вслед<br>Мария, сутулясь, и тяжестью лет<br>согбенная Анна безмолвно глядели.<br>Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле</p><p>для двух этих женщин под сенью колонн.<br>Почти подгоняем их взглядами, он<br>шел молча по этому храму пустому<br>к белевшему смутно дверному проему.</p><p>И поступь была стариковски тверда.<br>Лишь голос пророчицы сзади когда<br>раздался, он шаг придержал свой немного:<br>но там не его окликали, а Бога</p><p>пророчица славить уже начала.<br>И дверь приближалась. Одежд и чела<br>уж ветер коснулся, и в уши упрямо<br>врывался шум жизни за стенами храма.</p><p>Он шел умирать. И не в уличный гул<br>он, дверь отворивши руками, шагнул,<br>но в глухонемые владения смерти.<br>Он шел по пространству, лишенному тверди,</p><p>он слышал, что время утратило звук.<br>И образ Младенца с сияньем вокруг<br>пушистого темени смертной тропою<br>душа Симеона несла пред собою</p><p>как некий светильник, в ту черную тьму,<br>в которой дотоле еще никому<br>дорогу себе озарять не случалось.<br>Светильник светил, и тропа расширялась.</p><p><em>16 февраля 1972 года.</em></p>