- Да умные они больно. Все учат, как жить надо. А я, может быть, не хочу, как они! Я, может быть, хочу правду найти.
- Понимаю. Сочувствую. Так что там с правдой-то?
- Начальство ворует, совсем совесть потеряли. Милиция продажная. Бабы – суки, им только кошелек на ножках нужен. Бригадир затирает. Дед говорит – ты пролетариат, гегемон! Борись, говорит! Я попробовал права качать – так меня премии лишили квартальной. Говорят, за опоздания и частые перекуры. А на самом деле – за правду!
- Ах, знакомая картина! Как я вас понимаю! Вам надо успокоиться. Примите 20 капель. Лучше уже пошло? А я что говорил! Скажите, а вы к другим специалистам обращались?
- Да жена водила к себе на работу к психологу. Я раз сходил – и все. Сидит какая-то баба молодая, дурацкие вопросы задает. Что там у меня в детстве было, да как я себя оцениваю, да чего от жизни хочу. А я себя нормально оцениваю, как мужик! И от жизни хочу, как все: чтобы квартира, машина, дача, заработки приличные. Жена чтобы не выпендривалась, дети чтоб образование получили. Мне чужого не надо – но мое мне вынь да положь!
- Значит, психолог вам не понравилась?
- Да шарлатанка какая-то! Говорит, надо принять на себя ответственность. А у меня этой ответственности и так полные штаны. Я, что ли, должен за дурость правительства отвечать? Или за ворюг из заводоуправления? А то еще, может, и за то, что какая-то сволочь мусор мимо мусоропровода сыплет? Дудки! Мы свои права знаем, пусть она эту ответственность себе в лифчик засунет! Диплом, наверное, в переходе купила. Шарлатанка.
- Конечно, конечно, не волнуйтесь. Вот я вам сейчас двойную дозу накапаю. Примите, пожалуйста. Буквально через пару секунд легче станет. Легче?
- Да, доктор, правда легче. Прямо как камень с души. Плечи расправились.
- Да-да-да! У моей микстуры – потрясающий эффект! Рецепт проверен веками. У меня знаете сколько клиентов? Ого-го!
- Да я тебе верю, доктор! Ничего, что на ты? Я человек простой, мы академиев не кончали.
- Да помилуйте, батенька! Как вам удобно. Ко мне разные люди лечиться приходят. И рабочей профессии, и с образованием, чувствительные, тонко организованные – словом, интеллигенция.
- Эээх, интеллигентишки поганые! Это они всегда все портят. Вот смертную казнь из-за них отменили, это они вопили, ручонками махали. А зря! Надо, чтобы все знали – нарушил – к стенке! И точка. Доктор, а можно мне еще вашей микстурки?
- Конечно, конечно! Вот я пузырек к вам поближе поставлю, вы сам себе наливайте, как почувствуете потребность.
- А какая доза полагается?
- А это уж от организма зависит. Ну, ориентируйтесь на края мензурки. Выше края не нальется, хе-хе.
- А ты остряк, доктор! Шутка юмора, того-сего, уваж-жаю! Чего б тебе пожелать хорошего?
- А вы мне здоровья пожелайте. Вот так, мензурочку поднимаем – и желаем!
- Ну, твое здоровье!
- Вот! Теперь совсем правильно! Еще пользительнее будет. Как душевное состояние?
- Да не врал Валерка: человеком себя почувствовал! Вроде душа освободилась. Жена-то моя, дура, все мне долбит: «Душа обязана трудиться, нужно саморазвиваться, надо работать над собой». А я за смену на заводе так впахиваю, что мне вечером только бы отдохнуть, расслабиться. И так руки натруженные, вон, посмотри! Видал мозоли? Трудовые! И на душе такие же.
- Очень, очень трудовые руки! Имеете полное право на отдых. Полное право!
- Ну, за права! Твое здоровье, доктор… А курс лечения какой?
- А пока надобность будет. Никаких ограничений.
- И сколько раз в день принимать? В какое время?
- Как решите, батенька. Тут каждый сам себе назначает. Я вас не неволю.
- Молоток ты, доктор! Настоящий спец. Я принуждения не теплю, мне свобода выбора нужна! И никаких этих… самоковыряний. Вот это лечение, вот это я понимаю. А мне к вам еще надо приходить?
- На первых порах вам новые друзья помогут. Валерик, например. Они и введут вас в курс дела. Будете опытом обмениваться: дозировки там, частота употребления… Там много интересных нюансов, я вас уверяю. Вы и не представляете, как это захватывает!
- Это я люблю, когда захватывает! Чтобы душа свернулась, а потом развернулась! И-эх, жисть моя – жестянка!
- Да-да… Ну-с, молодой человек, полагаю, нашу консультацию можно завершить. У меня сейчас по записи уже следующий клиент будет, тоже на первичный прием.
- Ага, понял. А, доктор! А где микстуру-то брать? В аптеке, что ли? Как называется?
- Можно и в аптеке, можно и в других местах. Вы не волнуйтесь, примите пока еще дозу, а я вам пока рецептик выпишу.
- Ну, здравы будем! И вы, и мы!
- Пожалуйста, вот рецептик. Если понадобится еще раз забежать – вторичный прием уже без записи. Вот вам счет за консультацию – оплата, собственно, только за микстурку.
- И опять уважаю! Как говорится, надежно, выгодно, удобно! Не отходя от кассы! Доктор, дай я тебя обниму! От полноты чувств!
- Что, вижу, полегчало? Жить захотелось?
- Вааще захорошело! Я теперь на всех этих уродов чихать хотел! А дурище своей я сейчас все скажу, что об ее грудастой психологичке думаю. Все, пошел! Дай пять, доктор!

… В дверь уже заходил следующий клиент – могучий мужик в стильном костюме, с роскошным кожаным портфелем, на пальце перстень золотой. «Уууу, ворюга!» - подумалось мимоходом. Надевая ботинки в прихожей, он слышал, как мужик на кухне забубнил: «Вроде и бабок полно, и бизнес в расцвете, и женился вот на молодой, а напряг какой-то, счастья-то все равно нет…».

Дверь захлопнулась. Уже на лестнице он спохватился и глянул в рецепт. С трудом разобрал: «Любая алкоголесодержащая продукция. Отпускается круглосуточно, без лимита, в киосках и магазинах. Принимать внутрь по индивидуальному графику. Дозировку подобрать опытным путем». И ниже четкая подпись: «Зеленый Змий, самый популярный и доступный российский психотерапевт». А совсем внизу – мелкими буковками: «Минздрав предупреждает…» и еще что-то дальше, но разбираться в мелкоте было лень. Да и некогда: надо было еще успеть заскочить в магазин за микстурой. Вечер долгий, а душа требовала продолжения психотерапии.

А когда уж люди стали за сферы влияния бороться, да еще сильных Магов стали вербовать, Создатель совсем расстроился. «Ну, устрою я вам Вавилонское столпотворение! Или вы у меня дружить научитесь, или я предупреждал – кто не спрятался, я не виноват!», - пообещал Он, и слово сдержал: прикрыл Центральный Магический Портал. Ой, что тут началось! Кто совсем страх божий потерял – и вовсе способностей лишился, а кто не сильно «попал» – кое-что мог, но маленько совсем, так, для себя. Какие уж тут Магические Войны!

И вдруг все опомнились: «Ой! Что же мы наделали! До чего докатились!» Тут-то и наступили для носителей магических знаний Мрачные Времена. Ох, сколько наших тогда извели!!! Вспоминать неохота. Впрочем, Магия – бессмертна: конечно, многое забылось, кое-что утерялось безвозвратно, но часть Древних Знаний удалось сохранить и передать потомкам. Был придуман хитрый ход – волшебные сказки. Уж в них-то Магия жила, живет и жить будет. Да и сказочники: вроде безобидные такие, на вид – ну одуванчики просто, а так судьбу переписать могут, что мама не горюй! Бабки опять же в деревнях остались, травы там, заговоры, привороты-отвороты. Так, по мелочам, чтобы не светиться особо. В общем, скрывались Волшебники, шифровались кто как мог. Потому как преследования не прекращались. Но потихоньку восстанавливались, копили силу, ждали часа своего. И дождались!

То ли Создатель на оголтелых политиков отвлекся (да и то сказать – атомная бомба почище любого Черного Шабаша будет!), то ли еще чего – только стал Магический Портал открываться все шире и шире. Конец XX столетия стал поистине Золотым Веком для Магии. Как и обещала диалектика (такая разновидность Магии, зашифрованная под материализм), количество копилось-копилось, и однажды перешло в качество – это было почище Большого Взрыва!

Откуда ни возьмись, появилось просто несметное количество Магов. Словно из тайных нор повылазили, радостные такие, а чего – свершилось, свобода! Только таких, Истинных Магов широкого профиля, раз-два и обчелся, зато нахватавшихся из Портала кто что мог – хоть пруд пруди.

Я из таких как раз. Маг XXI века. Профиль – узкий, уже некуда: я – дешифровщик. Нет, не думайте, со спецслужбами я никак не связан. И не шпион, нет. По профессии я – строитель, по статусу – пенсионер, а по призванию – дешифровщик.

Не понимаете? Сейчас объясню. Помните, в Книге Книг сказано: «В начале было Слово»? Ну так вот: это и значит, что Слово – изначально. С него все у Создателя пошло, с него и у человека начинается! Не забываем, не забываем: мы же «…по образу и подобию».

Слово – это код. Один умный человек точно сформулировал: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Ох, молодец, четко подметил! Ну, приключения Врунгеля на яхте «Беда» всем известны, не буду повторяться.

Я вот лучше расскажу, как это в жизни бывает.
Представьте себе: приходит человечек в этот мир. Одно дело, если ему говорят: «Миленький, здравствуй, как мы тебя ждали, как хорошо, что ты родился!». Хороший код, позитивный! Этот человечек радостно расти будет, и Мир для него – добрый и приветливый. А другое дело – если мамашка орет: «Да чтобы я еще раз рожала? Еще раз эту боль терпеть? Да ни за что!». Сами посудите: только родился, а уже виноватым себя чувствует, маме же больно сделал! Ну и как он по жизни идти будет? Все бочком, бочком, с опаской, как бы не навредить кому. Или, наоборот, напролом – а вот вам всем, я такой, получайте!

Или вот подрастает человечек и слышит: «Ты у меня золотце, солнышко любимое, я в тебя верю, у тебя все получится!». Он и в себя верить начинает, и что все у него получится. А если ему твердят: «Ты что косорукий такой? Вечно у тебя все из рук валится! Вон, бери пример с Васеньки из 45 квартиры – маму слушается и на скрипочке играет!». Раз его так «закодируют», другой, он да и поверит! А как же маме с папой не верить? Они ж для него как боги! Со временем бояться начнет, ронять все, а Ваське под шумок может и на скрипочку наступить – чтобы некого в пример было ставить.

А вот человек уже почти взрослый. И тут Слово все определяет! Одной девочке родители внушают: «Не торопись, ты самая лучшая! У тебя судьба счастливая, смотри, сколько кавалеров твоего внимания добиваются!». Эта девочка королевой себя чувствует, никуда не торопится, и замуж выйдет не за кого попало, а за кого Душа подскажет. А иные родители ведь как девочек воспитывают: «Куда опять губы накрасила, шалава? Смотри, в подоле принесешь, я тебя вместе с твоим байстрюком из дома выгоню, и живи как знаешь!». Вот и какая Реальность зашифрована в таком Слове???

Эх, да что говорить! Нет уже того уважения к Слову, как раньше было. Вот у соседей ребенок заболел. Вокруг него все вьются: «Ах! Он у нас такой слабенький! Он такой болезненный! У него тонкая нервная организация, он на все так чувствительно реагирует!». Ну, вот вам и кодировка на болезнь. «Слабенький, хилый, чувствительный» - больничный маме раз в два месяца обеспечен. А во дворе соседский пацан носится – шапка слетела, шарф развязался, за шиворотом – снег, под носом – сосулька, а отец смотрит с гордостью: «Мужик! Богатырь! Глянь-ка, всех в снежки переиграл!». Это совсем другой шифр, на здоровье.

Я всегда всем говорю: «Следите за тем, что говорите! Правда ведь, слово не воробей – вылетит, не поймаешь!». Вздохнешь: «Эх, жисть моя, жистянка!» - и какая картинка вырисовывается? Правильно, безнадега сплошная. А скажешь: «Блин! Жизнь – интересная штука», она и правда все интереснее становится.

Ну ладно, взрослые себе сами жизнь складывают. Но детишек-то, детишек пожалейте! Им-то за что? Не должны они расплачиваться за вашу «остаточную магию».

Вот поэтому я – маг-дешифровщик. Как услышу «вредную магию» в виде слов – сразу ее расшифровываю и перекодирую.

Услышу на улице: «Да чтоб ты провалился!», и сразу дешифрую: «Ты принизишься – я возвышусь!», а потом перекодирую: «Душевного равновесия вам обоим!».

Или мужчина женщине нежно так: «Ах ты чувырлочка моя!», а я сразу дешифрую: «Любит, но стесняется сказать», и перекодирую: «Любимая, единственная!».

Девушка парню своему кричит: «Ненавижу, пошел вон, урод, не звони мне больше!», а я дешифрую: «Люблю, но ревную, обиделась, плохо мне!», и перекодирую: «Совет да Любовь, Совет да любовь!».

Такая вот у меня работа. Целыми днями или по городу гуляю, или сижу в парке, дешифрую. Меня в городе знают, подходят иногда, совета просят. Как бы, мол, мою проблему дешифровать? А потом и перекодировать? А я никому не отказываю. Раз мне такие способности даны, я их во благо всем использовать должен. Так справедливо.

Так вот, открою вам секрет. Я ведь говорил – магические способности от рождения всем даны, кто «по образу и подобию». Так что вы и сами можете попробовать дешифровать свой вредоносный код, здесь сложности никакой нет. Если у вас в жизни есть какая проблемка, вы ее на листочке запишите, чтобы недлинно и ясно. А потом вспоминайте, от кого вам такое Слово пришло – это обязательно!

Например, боитесь вы решения принимать. Ну боитесь, и все! И живот как-то сжимается, и в пот бросает, и время тянете, и вообще – страшно. Записали?

А теперь – вспоминайте, кто вас «закодировал-заколдовал». Ага! Вот бабушка над вами причитает: «Ой, внученька дорогая, только не ошибись, не обожгись!». А потом вам учительница строго говорит: «Это что же такое? Опять ошибка? Бездарь! Двойка!». А еще мама вам все твердит: «Подумай, взвесь! Ты не имеешь права ошибаться!».

Ну как? Вот вам и код. А теперь – дешифровка: «Мы за тебя волнуемся! Мы хотим, чтобы ты была само совершенство! Чтобы ты никуда не вляпалась, по жизни прошла на пуантах и в белых перчаточках, и чтоб ни пятнышка, ни изъяна!».

Ах, дорогие мои, послушайте старого Мага-дешифровщика! Не бывает так, чтобы на пуантах и без изъяна. Ваши ошибки – это и ваши приобретения. Ваш опыт! Чужой вам не поможет, так что не робейте – набирайте свой!

Ну, а коль дешифровали – можно и перекодировать. Это проще простого. Представьте перед собой всех, кто вас закодировал, и скажите им: «Милые вы мои! Я ж понимаю – вы не со зла. Кто от страха, кто из заботы, кто для порядка. Нет у меня к вам претензий, а только Любовь и Благодарность. А теперь заберите себе свое, а мне отдайте мое!». И представьте, как вы им что-то отдаете – может, шкатулку, может, узелок, а может – фигурку какую, как придумается! А у них что-то свое забираете. Поклонитесь им – можно мысленно, а неплохо и по-настоящему, в пояс. И ступайте себе с Богом в свою жизнь. И не бойтесь вы жить – это ж так весело, в сущности! Если Слово верное знаешь…

Ну вот, рассказал про свою Магию, теперь и помирать не страшно. Я вам Слово передал, а вы детям своим расскажете, а потом – внукам. Так и будет жить в веках Древняя Магия. Та самая, изначальная, которую Создатель нам подарил. Вместе с первым Словом…

Разумеется, я немедленно бы ушла – больно нужно мне чужие ссоры слушать, своих хватает. Но случилось неожиданное: каблук попал на камень, и нога моя с отчетливым хрустом подвернулась в лодыжке. Я схватилась за парапет и зашипела от боли. Да что за день сегодня такой!

День, честно говоря, выдался нелегкий. С утра позвонил Андрей и кротко спросил, приняла ли я решение. В его кротости очень даже ощутимо клокотала ярость. Он был прав: я откладывала решение уже раза три, и ему это, видимо, перестало нравиться. Я трусливо пискнула, что на совещании и перезвоню, и вот уже вечер, а я все еще не решила.

В обед позвонила мама и долго рассказывала мне, что и как у нее болит, и что сказал доктор, и что она ответила… Мама обладает лошадиным здоровьем, что позволяет ей азартно лечиться и обнаруживать в себе все новые и новые болезни. А я – благодарный слушатель, потому что мама умело играет на моих дочерних чувствах. В общем, обеденный перерыв вместо отдыха принес мне только головную боль. Наверное, мама по телефону заразила.

А потом Алка, моя подруга, мы с ней в соседних кабинетах сидим, зашла на минуточку и полчаса долбила меня тем, что Витька – это мой последний шанс, и что он меня любит, и если не за него, то уже и ни за кого. Ее понять можно: Витька – ее двоюродный брат, и она за него радеет. А за меня? Или она права, и он – спасение одинокой утопающей?
В общем, я так нуждалась в скамеечке! А тут еще эти скандалисты… И нога…

Первый вал боли схлынул, включились звуки, и я услышала, о чем говорит женщина.

- В общем, это все из-за тебя. Если бы я тогда тебя не послушалась, если бы я сделала по-своему, то все было бы нормально!
Мужчина покивал и шмыгнул носом.
- Ты мне всю жизнь испортил! Понятно?
Мужчина понурился.
- Ты сволочь, обманщик, ничтожество!
Мужчина тяжело и долго вздохнул.
- Чтоб ты провалился! Ненавижу тебя, понял? Урод!
Женщина размахнулась и влепила ему сочную, тяжелую пощечину.

Мужчина даже не попытался ни защититься, ни оправдаться. Только голову еще ниже опустил. Да, это надо было прекращать.
- Эй, люди! – подала голос я. – У меня тут травма! Может кто-то помочь?

Женщина бросила на меня взгляд, фыркнула, вскинула голову и гордо прошествовала мимо, никак не отозвавшись на мой призыв. Зато мужчина тут же переключился на меня, помог мне доковылять до скамеечки, снять босоножку и даже осмотрел ступню, распухающую на глазах.
- Вывих, - диагностировал он. – Так больно?
- Уууууиииии! – взвыла я.
- Минуточку. Сейчас все будет в порядке, - рассеяно пообещал он, устраивая меня как-то вкривь и поперек скамейки.

Потом он очень ловко навалился мне на колени и одновременно сильно дернул за ступню. В голове фейерверком взорвалась боль, и я отключилась. Когда я снова пришла в себя, он участливо поддерживал мою обмякшую тушку и держал наготове бутылочку с минеральной водой.
- Вы чего? С ума сошли? – с трудом проговорила я. – Вы же мне ногу сломали!
- Да нет. Наоборот. Пошевелите ступней.
Я пошевелила. Как ни странно, она шевелилась, хоть и через боль. И отек заметно спал.

- Я что, в обмороке была? – спросила я, отбирая у него бутылочку.
- Совсем недолго, - сообщил он. – Голова как, не кружится? Дайте-ка я вас поудобнее усажу.
- Ой, спасибо, - выдохнула я. – Теперь хорошо. А вы что, доктор?
- Нет, я не доктор, - грустно усмехнулся он. – Я – страховой агент.
- Страхуете от несчастных случаев? – спросила я. Почему-то мне показалось, что он врет. Ну не вязался он у меня со страховым бизнесом!
- Не совсем. Хотя… Можно и так сказать, - смешался он.
- А это кто с вами тут был? Жена, да? – продолжала я.
- Нет, не жена. Клиентка. Наступил страховой случай. И вот…
- Что, страховку не выплатили? – насмешливо спросила я. – Хотя погодите… Она ведь как-то не так говорила! Не про страховку. А что вы ей всю жизнь испортили. И обманули. Это что же за страховой случай такой? Который пощечиной заканчивается?
- А вы, я смотрю, девушка решительная. Без комплексов! И без излишней милости к падшим, - заметил он и потер заметно покрасневшую щеку.

Я устыдилась. И скисла. С комплексами у меня все было в порядке – полный набор одинокой стареющей девушки. И решительной я не была – уж совсем нет! И вообще, он мне помог, а я…

- Болит? – спросила я, кивнув на щеку.
- Ага, - признался он. – Так залепила с правой… Прямо как Кличко.
- Надо холодный компресс. Погодите, вот у меня носовой платок есть. Вы его намочите и приложите, - предложила я.
- Спасибо, - сказал он и стал возиться с платком.

В принципе, он был симпатичный. Только странный какой-то. Вроде как обреченный.

- Ну вот, проявила милость к падшему сотруднику Госстраха, - пошутила я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
- Хорошо. Вам все равно надо посидеть, пока нога придет в норму. Время есть. Если вы не против, я вам расскажу о своей работе, - вдруг решился он.
- Конечно, я с удовольствием послушаю, - заторопилась я. Мне и правда хотелось ему чем-то отплатить, ну хотя бы вниманием.

- Я – не сотрудник Госстраха. Я – страховой агент. Агент по страхам, понимаете?
- Нет, - честно призналась я.
- И еще я – ангел. Падший ангел.

Так. Ну вот. Еще мне шизиков не хватало. Приплыли. И ведь не вскочишь, не убежишь – лодыжка все еще дает о себе знать тупой пульсирующей болью. Он не увидел моего смятения – он смотрел не на меня, а туда, на реку и еще дальше. Почти как я сама, когда приходила на скамеечку. Это вызывало симпатию.

- Ангелы живут на небе, а на Земле работают, несут охранную функцию. Поработал – и на отдых, Домой. А падшие ангелы – и живут, и работают на Земле. Хотя функции тоже охранные… Понимаете, я страхую от неправильных решений.
- Как??? – вырвалось у меня. – То есть вы хотите сказать…
- Ну да, - не дослушал меня он. – Люди часто не могут принять решение. Боятся, что могут ошибиться. Выбрать не тот путь. Сказать «да», когда нужно было сказать «нет», и наоборот. Или еще бывает страшно обидеть кого-то. В общем, оказаться крайним. Так вот, я – и есть этот «крайний».
- То есть как «крайний»? – не поняла я. – Вместо самого человека, что ли?
- Именно, - согласился он и снова намочил платок. – Ведь если человек примет решение сам, вся ответственность ложится на него, да? И потом винить некого. А если посоветовал кто-то другой, тот и виноват. И если что, можно на него все свалить. Я-то, мол, молодец, а вот ты, гад, обманул, не сдержал, не то посоветовал…
- Да, я слышала, - машинально кивнула я. Вот так штуки! Интересные вещи говорил он, этот падший агент…
- А что мешает человеку принять ответственность на себя? – продолжал он. – Страхи! Конечно же, страхи. Страх ошибиться. Страх осуждения. Страх будущего. Вот тут и приходим мы, страховые агенты. Чтобы избавить человека от этого выбора, взять ответственность на себя. И при наступлении страхового случая – мы и виноваты.

- Вот оно значит, как, - неуверенно протянула я. В голове был полный сумбур, мысли неслись вскачь и сталкивались между собой. – А что за страховой случай был у этой женщины? Конечно, если не секрет.
- Да теперь уж не секрет, - невесело усмехнулся он и потер щеку. – Лет 20 назад она стояла перед выбором: с кем судьбу свою связать. За ней двое ухаживали: Вовчик и Жорик. Вовчик молчаливый был, обстоятельный, цветы ей дарил, в доме все чинил, смотрел с обожанием и катал на лодке. А Жорик – весельчак, анекдотчик, на гитаре играл в ансамбле, одевался модно. Ей тогда родители нашептывали: «За Вовчика, за Вовчика!», а подружки визжали: «Ой, только за Жорика!». Ну вот она и металась… Боялась ошибиться, продешевить.
- А вы ей кого-то одного посоветовали? – предположила я.
- Ну да. Вовчика. Сказал ей, что Жорик по ресторанам играть будет, сопьется потом, а за Вовчиком – как за каменной стеной. Тем более родители одобряют….
- И что? – в нетерпении подпрыгнула я.
- Ну вот, прошло 20 лет. Жорик теперь звезда, музыку пишет, диски выпускает, с концертами ездит. В общем, состоялся. А Вовчик – наоборот, спился. Вот за это она мне и того… навесила плюху. Можно сказать, по контракту!
- Но как же вы могли так ошибиться? Если вы ангел? Хоть и падший… - возмутилась я.
- Да не ошибся я! – с досадой сказал он и аж рукой по коленке хлопнул. – Если бы она с Жориком жить стала, то он бы спился. С ней бы кто угодно спился, понимаешь? Это не они такие, это она такая!

- Ну делааааааа, - пораженно выдохнула я. – Но вот знаете, я в жизни наблюдала, что виноватыми обычно остаются дети, или родители, или учителя. В общем, обычные люди. Это что же, не к каждому приходит такой вот… страховой агент?
- А мы и есть обычные люди. Падшие ангелы. Кто принимает на себя вину за чужие решения и ошибки – тот из нашего агентства.
- А…за что вас так наказали? – робко спросила я.
- Это не наказание, - твердо сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. – Это – наш собственный выбор. И последствие наших собственных ошибок.
- Каких? – продолжала я, впрочем, не надеясь на ответ. Но он ответил.
- Если ангел ошибся, струсил, просмотрел, прошляпил, не помог человеку, его крылья темнеют и становятся тяжелыми. Тогда он «падает» с Неба вниз, на Землю. Это и называется «падший», - тихо сказал он. – А здесь ангел становится страховщиком, чтобы принять на себя чужие страхи. Только так можно снова сделать крылья белыми. И вернуться.

- Могу я как-то помочь вам? – спросила я. – Ну, хоть чем-то?
- Не надо. Я должен сам, - сказал он, и было видно, что это решение обдуманное и взвешенное. – Может, тебе нужно принять какое-то решение? Может, нужна страховка?
- Нет, спасибо, - покачала головой я. – Не надо. Я тоже… должна сама.

- Как нога? – переменил тему ангел.
- По-моему, нормально, - ответила я и попробовала встать. Лодыжка действительно уже выглядела неплохо и была готова к несению службы.

- Тогда я полетел? – то ли спросил, то ли известил он. Поднялся, сделал несколько шагов вперед – и распахнул крылья, а потом взлетел. Он взмыл туда, где кружили птицы, видимо, еще не мог взлетать высоко, потому что кончики крыльев все еще были черными. Зато остальная часть оперения сверкала невероятной, сияющей белизной. Наверное, он давно уже работал страховщиком, этот Падший Ангел. И скоро сможет вернуться туда, Домой.

Я вынула телефон, включила. И первым делом позвонила маме. Не дав ей начать повествование про очередную болезнь, я сообщила, что перехожу на другую работу, куда меня давно зовет Андрей, и в связи с этим переезжаю в Москву. Мама попыталась поиграть в истерику, но я отключилась.

Потом я позвонила Андрею и сообщила, что завтра приду оформляться. Андрей взревел от восторга. Он всегда говорил, что использовать мои таланты так, как я это делаю – все равно что компьютером гвозди забивать. В общем, меня ждала Москва и интересная, высокооплачиваемая работа. А мама выберет себе другой объект для своих вечных жалоб. Потом я позвонила Витьке и честно сказала, что уезжаю, поэтому говорю «нет». Может быть, это и было ошибкой – но я готова была за нее ответить, даже через 20 лет. Алке я даже звонить не стала – я уже приняла решение, что теперь обсуждать?

А потом я вышла из своего укрытия и пошла по набережной. Уже темнело, но здесь всегда гуляет много людей. Они шли, смеялись, разговаривали, ссорились и мирились, и каждый из них ежесекундно делал какой-нибудь выбор. И большинство – без страховки.

Словно в подтверждение моих мыслей, из магнитофона какой-то компании донесся обрывок песни Высоцкого: «Посмотрите, вот он без страховки идет, чуть левее наклон – упадет, пропадет, чуть правее наклон, все равно не спасти, но спокойно – ему остается пройти всего две четверти пути».

В небе кружилась одинокая птица – высоко, очень высоко. Я помахала ей рукой. Возможно, это мой Падший Ангел одолевал свои две четверти до возвращения Домой.

- Кто это со мной разговаривает? – пролепетала я, немного придя в себя.
- Знамо кто, я разговариваю, ракитовый куст.
- А разве кусты разговаривают? – глупо заморгала я.
- В сказках – да. А ты сейчас в сказке.
- А… что это за сказка? – продолжала допытываться я.
- Это твоя сказка. Которую ты сама сказываешь, - терпеливо пояснил Ракитовый Куст. – Так что там про меч-то? Говори, не робей!
- Хочу Змию Зеленому голову отрубить! – выпалила я.
- Эвон что, - опечалился Ракитовый Куст. – Непростое ты дело задумала, девушка. Ой, непростое! Сколько уж вас к Змию в услужение пошло, а сколько и вовсе голову сложило!
- Мне очень надо! Помоги, коли можешь, – попросила я. – Муж любимый к Змию в рабство попал, хочу его освободить.
- А он-то сам хочет? – полюбопытствовал Куст.
- Ой, уже и не знаю. Он считает, что ничего страшного не происходит. Но я-то вижу – еще как происходит! А сделать ничего не могу…
- Да, Змий Зеленый волшебной силой обладает, может так голову заморочить, что человек и себя не помнит, и родных забудет, - подтвердил Ракитовый Куст. – Ладно уж, помогу тебе. Где Меч-Кладенец лежит, то мне неведомо, а вот кто тебе помочь в этом деле сможет – скажу. Иди через поле, за речку, потом через лес, в самую чащу, на круглую поляну, там Баба Яга живет. Вот она-то тебе точно подсобит!
- Спасибо, Кустик, дорогой! – поблагодарила я и пошла указанной дорожкой.

Вскоре поле кончилось, и вышла я к речке, за которой сразу начинался лес. Речка вроде была неширокая, но быстрая. Плавать я не умела, поэтому стала искать, где ее можно перейти. И за первой же излучиной увидела подходящие камушки. И на самом большом, сжавшись в комочек, сидела девушка в белом сарафанчике. Грустно так сидела, как сестрица Алёнушка.

- Девушка, по этим камушкам речку можно перейти? – обратилась к ней я.
- Можно… Только зачем? – меланхолически спросила девушка.
- Мне надо! – твердо сказала я. – Так, вас как зовут?
- Алёнушка, - умирающим голосом ответила она. Выходит, я не ошиблась.

Мне очень хотелось пить, речка вроде выглядела чистой, и я зачерпнула горсть воды.
- Не надо! – воскликнула Алёнушка, но опоздала. Я уже хлебнула и поперхнулась: вода была соленая-пресоленая, даже горькая.
- Что ж это за вода такая, - прокашлявшись, возмутилась я. – А еще сказочная речка! Тьфу, гадость!
- Это не вода, - неохотно призналась Алёнушка. – Это мои слезы горькие.
- Да откуда же в тебе столько слез? – поразилась я.
- Это все из-за братца Иванушки, - печально ответила она. – Братец-то мой не послушался, испил из козлиного копытца, а там водка была. И стал он козлом распоследним, алкоголиком хроническим. Теперь ему милей водочки на свете ничего нет. Это все Зеленый Змий подстроил, с копытцем-то!
И Алёнушка горько-горько зарыдала.

- Эй, ты это брось! – забеспокоилась я. – Мне через речку переходить, а ты тут уровень воды повышаешь. Ну ладно, он алкоголик, а ты-то чего ревешь?
- А что же мне делать, бедной-разнесчастной, сиротинушке обиженной? – заунывно затянула Алёнушка. – Нету мне на свете ни счастья, ни долюшки!
- Да подожди! Ну он же тебе не муж, а брат! Ну ладно, он козленочком стал, а у тебя-то своя жизнь! Еще выйдешь замуж, детишек нарожаешь, – стала уговаривать я. Такие вещи даже я понимала.

- Нееееет! – завыла Алёнушка. – Я его должна спасааааать! Он без меня пропадеоооооот!
- Ну так пойдем со мной, - предложила я. – У меня тоже проблема. Я мужа спасать иду от Зеленого Змия. Вдвоем-то мы его быстрее одолеем!
- Ну уж нет, - холодно сказала Аленушка. Слезы ее вмиг высохли. – Не надо это мне.
- Почему? – изумилась я.
- А на кого же я тогда жаловаться буду? – рассудительно ответила она. – Так-то я здесь сижу, каждый прохожий меня жалеет. Кто по головке погладит, кто конфетку даст. Приятно. И поговорить есть о чем. Все меня утешают, я ведь такая хорошая, а он – козел хронический. А ну как он обратно превратится, и кому я тогда нужна – меня пожалеть?
- Знаешь, мне как-то тебя не жалко, - призналась я. – Ты его не любишь, ты себя только любишь. Потому и биться за него со Змием не хочешь!
- Не хочу, - подтвердила Алёнушка. – Я себя жалеть хочу. А ты переходи речку, а то мне так грустно стало, что я сейчас опять плакать буду.

Пока она не заревела снова, я быстро перескочила по камушкам на другую сторону и потрусила к лесу. «Ну и ну! – думала я, вспоминая Алёнушку. – А ведь я тоже сочувствие люблю. И пожаловаться иногда тоже не прочь. Так вот куда заводит этот путь! Будешь сидеть в собственных слезах да ждать, кто тебя пожалеет». Нет, это было не по мне. Я только укрепилась в решимости найти Зеленого Змия и расправиться с ним.

И вот я углубилась в лес, который становился все гуще и темнее, и вскоре пошла вообще чащоба непроходимая. Я перелезала через поваленные стволы, продиралась через кусты, спотыкалась об узловатые корни, кажется, даже плакала. Я уже думала, что окончательно заблудилась. В конце концов я запнулась, упала и зарыдала в голос, проклиная и себя, и Ракитовый Куст, и всю свою несуразную сказку.

- Чего орешь? – сумрачно спросили прямо под ухом. Я вскинула голову и увидела рядом совершенно невероятное существо: худющую, костлявую, лохматую длинноносую женщину в грязно-зеленых лохмотьях. Кикимора какая-то.
- Я.. я.. я заблудилась, - всхлипывая, созналась я.
- Да ничего подобного, - отрезала та. – Мы всегда приходим именно туда, куда шли. Если ты оказалась здесь – значит, сюда и стремилась.
- Нет, - запротестовала я. – Я к Бабе Яге шла! За мечом-кладенцом. Чтобы отрубить голову Зеленому Змию, у которого мой муж в рабстве.
- Ой, девонька, да ты что! – воскликнула зеленая, всплеснув корявыми руками. – И у тебя тоже, значит…
- А что, и у вас? – осторожно спросила я.
- Ох, это давняя история. Будем знакомы – Кикимора, - представилась она.
Имя соответствовало внешности на 100%. Кикимора присела рядышком и обняла руками худые коленки.
- Я ведь не всегда такой была, веришь? – начала Кикимора. – Я красавицей слыла, девка-цвет лазоревый! Фигуристая, глазастая да веселая! Кровь с молоком, огонь с перцем! Пришла пора – вышла замуж по большой любви за добра молодца. Он тоже хорош был, первый парень на деревне! И на гармошке играть, и барыню сплясать, и избу срубить! Все с ним дружить хотели, все его на помощь звали, щедро платили, а в благодарность – рюмочку подносили. Там рюмочка, да там две – не заметил, как без рюмочки уж и веселиться не мог. Взял его Зеленый Змий в полон. Мне бы тогда задуматься, ан нет – любила я его, все ему прощала! Утром у него голова болит – я ему опохмелиться поднесу да огурчик подам. Вечером друзей позовет – так я стол накрою и сама бутылочку зелена вина поставлю, да где и выпью с ними за компанию. А раз я со всем согласная - чего ж ему-то привычки менять?

Кикимора задумалась и умолкла. Я ждала, затаив дыхание.
- А что же дальше-то было? – поторопила ее я.
- А дальше Зеленый Змий совсем молодца моего с пути сбил. Вечером пьет – утром похмеляется, а работать-то уж ни сил, ни времени. Оглянуться не успела – а уж вся работа по дому на мне лежит. И дрова колоть, и сено косить, и воду носить – все я. Денег дома не стало – пришлось крутиться, самой зарабатывать. И все переживала да плакала. Скоро глаза выцвели, кожа сморщилась, волосы поредели, тело истаяло, и превратилась я в Кикимору…
- А муж? – с ужасом выдохнула я.
- А что ж муж? Так и сгинул… Змий Зеленый печенку ему сожрал. Цирроз называется.
- Ужас какой, - только и смогла сказать я.
- Так что, девонька, хочешь бороться – борись! Уважаю! – решительно сказала Кикимора. – А то вот я своим терпением да любовью слепой и его не спасла, и себя погубила – кикиморой стала. Брожу теперь по лесу, грибников пугаю… Ладно! Пойдем, доведу тебя до Бабы Яги. Здеся недалече. Ты не то что заплутала, а просто чуток не дошла.

Кикимора поднялась и зашагала впереди, а я сзади пристроилась. Смотрела на нее, худую да нескладную, и думала: «Не хочу быть Кикиморой! Не буду терпеть да ждать! Хочу сама что-то сделать, чтоб Зеленого Змия победить».

И правду же Кикимора сказала: совсем скоро деревья расступились, и оказалась впереди круглая поляна, а на ней – Избушка на курьих ножках.
- Поняла теперича? Никогда не останавливайся, рук не опускай, только так куда надо добраться можно, - сказала Кикимора.
- Спасибо вам, я запомню, - поблагодарила я.
- Ну, удачи тебе! – пожелала Кикимора. – А если до Змия доберешься – пни и от меня пару раз!
- Так может, и вы со мной? – предложила я.
- Нет, у меня уж силушек не осталось, - поникла Кикимора. – Ты ишо молодая, смелая, а мне куда? Моя жизнь уж конченая… Так и буду кикиморой доживать…

И Кикимора растворилась в лесу так же, как и возникла. А я двинулась к избушке. Как там, в сказках? «Избушка-избушка, встань к лесу задом, ко мне передом!», - вспомнила я.

- Так, вы что тут балуетесь? – строго спросила меня величественная старуха в белом халате, возникшая на пороге. – Вам что, обойти трудно?
- Ой, простите, пожалуйста, - извинилась я. – Я думала, так положено…
- Кем это, интересно, положено? Если не вы положили – значит, это не ваше. Если всегда поступать, как положено, так и будете чужие ошибки повторять. Это понятно?
- Понятно, - сглотнула слюну я. – Я больше не буду. Простите, а где я могу увидеть Бабу Ягу?
- Здесь и можете. Вы ее уже видите. Я – Баба Яга.

Нет, определенно, потрясений на сегодня для меня было слишком много. У меня закружилась голова, и я решила, что можно наконец-то упасть в обморок.

…Очнулась я от того, что меня кто-то легонько похлопывал по щекам. Я открыла глаза – надо мной склонилась вся та же старуха.
- Ну вот и очнулась, ну вот и славненько, - сказала она. – Я тебе уже все ссадины обработала и пластырь прилепила. Поднимайся, я тебя чайком потчевать буду – с медом, с малиной, со смородиновым листом.

Уже за столом я осмотрелась. Содержание избушки явно не соответствовало форме. Внутри избушка на курьих ножках оказалась чистенькой, просторной и вполне комфортабельной. Никаких печей, котлов и летучих мышей. В целом было похоже на приличную сельскую амбулаторию.

- А вы совершенно правы, - сказала старуха, словно угадав мои мысли. – Сказка-то тоже на месте не стоит, своей жизнью живет, сюжет развивается!
- А вы правда Баба Яга? – спросила я. – Как-то не похоже…
- Правда, правда, - успокоила меня она. – Доктор психологии, практикующий психотерапевт, а также экстрасенс, медиум и ясновидящая. Баба Яга, к вашим услугам.
- Ну ничего себе! – только и смогла выдавить я.
- Ну, кому-то же надо… А я в сказках самая старая, самая мудрая. Все ко мне за советом идут, со своей бедой, помочь просят. Вот и пришлось взять на себя.
- Тогда я вам тоже расскажу о своей проблеме, - решилась я.
- Да знаю я все, - отмахнулась Баба Яга. – Муж – алкоголик, Зеленый Змий – бельмо в глазу, ты ему голову срубить хочешь.
- И вовсе не алкоголик, - отчаянно замотала головой я. – Просто выпить любит.
- Кого обманываешь-то? – вздохнула Баба Яга. – Если б просто любил, разве ты у меня оказалась бы? Так ведь здесь… Тебя это тревожит. Ты хочешь об этом поговорить.
Я сразу осознала, что правда тревожит, и правда хочу.

- А скажи-ка, зачем ты за алкоголика замуж выходила?
- Да не был он таким тогда! Он хорошим был. Ухаживал так красиво. Цветы дарил и серенады пел. О семье мечтали вместе, о детишках, - вспомнила я.
- Тогда как ты его алкоголиком сделала? – неожиданно спросила Баба Яга.
- Я? – ахнула я. – Да вы что? Я сама-то почти не пью!
- Когда гости у вас собираются, у тебя алкоголь на столе есть? – спросила Баба Яга.
- Ну, конечно… Как же без этого? – забормотала я. – Какой же праздник без алкоголя?
- Воооот…- многозначительно протянула Баба Яга. – Муж тебе и показывает: без этого – никак. Полностью соответствует твоим представлениям!
- Ну нет! Вы меня не поняли! – запротестовала я. – По праздникам – можно, а он уже и в будни пьет. Мне это вот тревожит!
- Правильно, он себе и по будням праздники устраивает. Небось, устает на работе-то?
- Устает…- уныло сказала я.
- Жизнь у вас скучная? Как развлекаетесь-то?
- Ну, как… В гости ходим. Гостей приглашаем, - начала перечислять я, с ужасом понимая, что не могу вспомнить ничего стоящего, кроме «в гости-гостей». – Да, еще на природу, бывает, выезжаем! На дачу. Банька у нас там…
- Ну, а после баньки? – подмигнула мне Баба Яга, психотерапевт и ясновидящая.
- Пиво…- созналась я.
- Ну вот видишь, ты Зеленому Змию все условия создала. Чего ж ему с мужем-то не дружить? – безжалостно подвела итог старуха.
- Так что же нам теперь, с людьми не общаться? – запальчиво возразила я.
- Да зачем же… Найдите себе таких людей, которые с Зеленым Змием не в дружбе, - предложила Яга.
- Это где же такие водятся? – не унималась я.
- Водятся, водятся, - успокоила Баба Яга. – Только искать надо! А не сидеть на камушке, как наша Алёнушка.
Я вспомнила Алёнушку и притихла. Действительно, искать надо, а то так и будешь слезы рекой лить.

- На горных лыжах пьяным не поездишь, - размышляла бабка. – Кунг-фу опять же трезвость предполагает. Альпинисты чисты, как стеклышко. В храм помолиться тоже трезвыми ходят. Ну, я уж не говорю о медитирующих. Слышала о таких?
- Слышала, только никогда не пробовала, - ответила я.
- А ты пробуй, пробуй! Ты начнешь – глядишь, и муж к тебе подтянется! Ему же интересно станет, отчего это у тебя глазки горят и румянец на щеках.
- Да он ревновать станет, - предположила я.
- А хоть и поревнует немножко – какая в том беда? Глядишь, и задумается, что забросил тебя совсем, - не унималась бабка.
- Ой, вы столько мне насоветовали. Спасибо! – спохватилась я. – Только я ведь не за тем пришла. Мне меч-кладенец нужен. Я хочу Зеленого Змия найти и голову ему срубить. Вы мне помогите, пожалуйста!
- Ох, и дуры вы, девки, - сокрушенно покачала головой Баба Яга. – Учишь вас, учишь, а вы все на рожон лезете. Не понимаете того, что войной ничего не добьешься. Ну да ладно, хочешь так хочешь. Меч-кладенец у меня в кладовке складен, сейчас достану.

И через минутку я уже держала в руках старый, ржавый и зазубренный меч.

- Ну, коли чаю больше не хочешь, иди! – сухо сказала Баба Яга.
- А где мне Змия-то найти? – задала последний вопрос я.
- А чего тебе его искать? Он завсегда у тебя за спиной обитает. Сама прикормила!
И Баба Яга, психолог и экстрасенс, захлопнула дверь, а избушка тут же демонстративно повернулась ко мне задом.

Я обернулась – и увидела, что за моей спиной действительно находится Зеленый Змий собственной персоной. Свернулся кольцами, голову сверху пристроил, смотрит на меня и ухмыляется, гад ползучий.

- Ну-с, голову рубить пришла? – иронично спросил он, поигрывая зеленым раздвоенным языком.
- Да! – гордо сказала я, пытаясь оторвать от земли тяжеленный меч.
- А не получится, - злорадно сказал он и тихонько захихикал.
- Это почему же? – обиделась я.
- Оружие у тебя не активированное, - скучающе пояснил Змий.
- А чем его активируют? – воинственно спросила я.
- Чистым намерением, твердым решением и растождествлением, - непонятно сказал Змий. Похоже, он меня совсем не боялся и даже забавлялся.
- Я убью тебя! Отпусти немедленно моего мужа, – патетически вскричала я, дергая меч.
- Да кому он нужен? – удивился Змий. – Пусть идет. Да только не пойдет он. Ему и здесь неплохо. Спиртного – море, компания – завсегда имеется, и не без женского полу, между прочим…

Он явно издевался. Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами от собственного бессилия.
- Плачь-плачь, - радостно сказал Змий, - преогромное за это мерси! Я, между прочим, вашими слезами питаюсь, обидами закусываю, а на десерт – разборки с нотациями.
- Как это? – не поняла я.
- А вот так! – заржал Змий. – Вы все думаете, что я к вам сам приполз? Нееет, дорогие мои! Я только туда приползаю, где лазейки есть.
- Какие еще лазейки? – продолжала допытываться я.
- А вот такие! Скука – главная моя лазейка. Сварливость женская – лазейка! Бигуди на голове, да при муже – лазейка! Слабость мужская – лазейка! Иллюзии женские – прямо столбовая дорога!
- Так что ж, тебя и победить нельзя? – не могла поверить я.
- Да отчего же. Можно! Я ж тебе уже говорил – мечом, то есть чистым намерением, твердым решением и растождествлением. А ты и слушать не хочешь.
- Я ничего в этом не понимаю, - пожаловалась я.
- Ну и дура, - равнодушно сказал Змий. – Тут все проще простого, ежу лесному и то понятно. Чистое намерение – это то, что ты на самом деле хочешь жить в пространстве, где нет алкоголя. Твердое решение – значит, до конца пойдешь, не остановишься, не струсишь. А растождествление – это значит, что ты и твой муж – разные люди. И ты не обязана жить его жизнью, а он – твоей.
- Но мы же семья! – возмутилась я. – У нас общая жизнь!
- Тогда и ты спивайся, - радушно пригласил Змий. – Я новым друзьям, а особенно подругам, завсегда рад!
- Нет, не буду я с тобой дружить. Объясняй дальше! – потребовала я.
- Ты, вместо того, чтобы мужевыми проблемами наполняться, отдай их ему, и пусть он сам их решает, как мужик. А сама наполняй свою жизнь чем-нибудь своим. Учиться, что ли, пойди, или в бассейн запишись. В общем, стань самодостаточной, - назидательно сказал Змий. «Где он таких умных слов-то нахватался?», - подумала я.
- И еще: прекрати мня кормить! – сердито сказал Змий. – Все эти слезы-мимозы, жалость к себе, разговоры про мужей с кумушками, обиды-обвинения – в помойную яму, забыть и не вспоминать! Поняла?
- Слушай, а что это ты такой добрый? – подозрительно спросила я. – Сам меня учишь, как тебя уничтожить. С чего бы вдруг?
- А ты думаешь, хорошо жить, когда все кругом тебя проклинают? – погрустнел Змий. – Я бы давно эту чертову сказку бросил. Стал бы, например, Воздушным Змеем… Или Великим Мудрым Удавом… А тут эти алкоголики, да их жены еще… Ведь все хотят, чтобы алкоголик со мной дружить перестал, а сами меняться вот нисколечко не хотят! Отними у такой жены ее алкоголика – так она себе другого найдет, еще алкоголистее.
- Я хочу меняться, - сказала я. – И вот увидишь: я изменюсь. Я наполню свою жизнь и стану интересной. И мужу будет со мной интересно! Интереснее, чем с тобой. И я не буду кормить тебя слезами! Я буду придумывать это…как его… чистое намерение, вот! И я активирую эту чертову железяку! – я с ненавистью пнула ржавый меч.
- Да не кипятись ты так, - примирительно сказал Змий. – Ты, главное, начни. А потом дай время – и себе, и мужу. А там, глядишь, само как-нибудь активируется…

- Ладно, - решила я. – Пойду. Спасибо за науку! Не такой уж ты и страшный, Зеленый Змий.
- Я не страшный, я могучий, - грустно ухмыльнулся он. – Иди уже, воительница. Пора!

«Пора! Ну пора же! Мама, ну пора!», - услышала я. И, успев подумать, почему это Змий вдруг признал во мне маму, открыла глаза. Меня теребил мой проснувшийся детеныш, и в комнату уже заглядывало ясное солнечное утро.

- Мама, пора вставать! Я писать хочу! – важно сказал он. – А потом сказку.
- Насчет сказки – это ты здорово придумал, - похвалила я. – Сегодня мы начнем писать самую волшебную сказку в нашей жизни. Ты участвуешь?
- Да! – радостно согласился малыш. – Я самый лучший сказочник в мире.

Я уже знала, какую сказку хочу сочинить. И еще знала, что вместе с моим «лучшим сказочником», да с чистым намерением, мы точно победим!

А вот другая бабушка, мамина мама, наоборот, мой сон одобряет, но очень сокрушается, что я худенький. Она думает, что худенький – значит болезненный. Она все время читает «ЗОЖ» и лечится по народным рецептам. Она заставляет меня много есть и пить разные отвары, а когда я отказываюсь, говорит, что у меня нет уважения к старшим, и я не перенимаю опыт поколений. Я и правда не хочу его перенимать, потому что давно заметил: сначала ей понравится какой-нибудь рецепт, а уж потом что-нибудь болеть начинает. Наверное, чтобы лекарство можно было на себе попробовать. А я так не хочу! Я вообще чувствую себя здоровым. И вовсе я не худенький, у меня просто тонкая кость. Поэтому я и ем мало. Я думаю, что если я буду толстый, тонкая кость может сломаться, ей ведь тоже тяжело. Но бабушка все равно переживает.

Дедуля говорит, что я не энергичный. «Тютя-матютя», - вот как называет меня дедуля, только я не обижаюсь, потому что он любя и желает мне добра. Он в прошлом военный, а они все энергичные. Дедуля говорит, что мужчина должен стремиться все время расширять свои жизненные пространства, устранять противника и завоевывать новые территории. А я не понимаю, зачем нужны чужие территории, если ты и свою-то еще толком не освоил. Тем более что мне жизненного пространства вполне хватает, нигде не давит. А уж устранять противника… У меня противников нет, есть люди, с которыми я уже нашел общий язык, и те, с которыми пока нет. Так что же с ними воевать? Лучше договариваться. Я учусь договариваться, это мне больше по душе.

Еще у меня есть брат, он старше на 5 лет. Папа говорит, что вот он – настоящий мужчина, в нем есть здоровая агрессия. Это что же получается, что бывает еще агрессия больная? Надо это обдумать. Брат у меня правда очень агрессивный, чуть что – бросается отстаивать свои границы, и поэтому вечно ходит в синяках и царапинах. Даже на подбородке у него очень мужественный шрам – это он зимой с крыши в снег прыгал и на доску напоролся. Уж брат-то своего никакому противнику не отдаст! Он занимается спортом, ходит в горы и очень много ест, чем бабуля ужасно довольна. Брат посмеивается над тем, что я люблю помечтать, и что я могу какую-нибудь гусеницу целый час рассматривать, и что я много размышляю над прочитанным. Он говорит, что надо не думать, а действовать! Я брата люблю, но у нас с ним мало общих интересов, поэтому мы общаемся время от времени, когда графики совпадают.

Еще в нашей семье есть сестричка, она совсем маленькая, только что научилась ползать и сейчас осваивает новые пространства. Я очень люблю с ней возиться, мы как-то друг друга понимаем без слов. Она всегда улыбается, когда меня видит, и любит со мной играть. У нее такие глаза, как будто она все про нас знает, только сказать не может. Наверное, такие глаза называются мудрыми – я так думаю. Когда она чего-нибудь хочет, я всегда понимаю, что именно. Мама говорит, что это – редкий дар, понимать без слов.

С мамой мы тоже понимаем друг друга без слов. Мама у меня тонкая и звонкая, как струнка. Она очень смешливая, и я иногда специально ее смешу, чтобы послушать, как звенит струна. Мне нравится, когда мы с ней вдвоем сидим на диване, обнимаемся и молчим. Тогда я слышу, как у нее внутри начинается музыка, а у меня внутри – отзывается, и получается вместе, это называется дуэт. А еще к нам иногда присоединяется наша кошка Маруська, она тоже умеет делать музыку. Тогда мы уже звучим, как целый оркестр!

А сегодня у меня вышла неприятность. Мне написали замечание в дневник, потому что я спорил со старшими. А все получилось так: у Риты Соколовой собака заболела, и она опоздала на первый урок, пришла уже к самому концу. Потому что они собаку возили в ветеринарку, и ее там спасли! А на первом уроке мы писали сочинение про борьбу за мир, и наша русачка Нина Федоровна очень Ритку ругала. Наверное, это было правда важное сочинение, но ведь Ритка не виновата! И я сказал, что борьба за мир начинается с самых близких. Если им хорошо – то и у тебя внутри мир. А Нина Федоровна сказала, что есть еще обязанности и чувство долга, и наша обязанность – хорошо учиться и не пропускать уроки. А я сказал, если бы ваш муж заболел, вы бы тоже в больницу не поехали, а на уроки пошли? А она как пошла пятнами, как выскочит из класса! Мне потом уже девчонки сказали, что у нее мужа вовсе нет, и даже никогда не было. Эх я, обидел человека! Когда классная мне замечание в дневник написала, я даже не огорчился – я все про Нину Федоровну думал. Она же, наверное, переживает. Наверное, надо ей что-нибудь очень хорошее сделать. Познакомить ее, что ли, с кем-нибудь? У нас вон сосед одинокий – хороший дядька, программист, сосредоточенный такой, вежливый. Это идея, надо обдумать! Да, еще классная сказала мне, что это было жестоко. Ну, я уже совсем тогда расстроился.

- Мам, как ты думаешь, я жестокий? – спросил я у мамы, когда она расписывалась в дневнике.
- Ты? Да ты что, Колокольчик? Кто тебе это сказал? – очень удивилась мама.

Колокольчик – это только мама меня так называет. Она говорит, что я в раннем детстве плакал очень тоненько, как будто колокольчик звенел. А потом смеяться научился, и тоже так же.

- Ну, про Нину Федоровну – это правда жестоко? – продолжал мучительно разбираться в ситуации я.
- Слушай, Колокольчик. Сами слова – да, жестоко. Потому что ты случайно сказал правду, а правда часто бывает жестокой. Но ты сам по себе – вовсе не жестокий. У тебя же не было злого умысла! Ты не хотел ее обидеть. Ведь так?
- Так, - согласился я. – Я хотел просто, чтобы все было по справедливости. Ритке же и так плохо, у нее собака больная, зачем ее еще ругать? Что, от этого сочинения мир рухнет, что ли?
- А это смотря на чем будет стоять твой мир, - сказала мама. – Если на стопке тетрадей – тогда рухнет. Если ты зацикливаешься на чем-то одном – мир становится неустойчивым, понимаешь?
- Кажется, да. Вот если бы у тебя был только я, и я куда-нибудь девался, твой мир бы рухнул, и ты бы плакала и переживала. А так у тебя нас целых трое, еще есть папа, и бабушки, и дедушка, и если что – твой мир будет на них опираться. Да, мам?
- Да, дорогой. Только ты никуда не денешься. Ты – наш Колокольчик. Ты нам нужен. И всем нужен.
- А зачем я всем нужен?
- Каждый кому-нибудь нужен, и все вместе – друг другу. Кто-то завоевывает пространства, кто-то учит других, кто-то – создает разные вещи, а кто-то – творит красоту. У каждого – свой талант. Миру нужны все люди, мы – его опора, - мама прижала меня к себе и говорила задумчиво, будто бы и не мне, а туда – в мир.
- А я? Я для чего нужен миру? – продолжал допытываться я.
- А у тебя есть свои таланты – ты добрый, ты любознательный, ты наблюдательный, ты пытаешься всех понять и помирить, ты умеешь налаживать отношения – разве этого мало? – улыбнулась мама и взъерошила мне волосы.
- Не знаю… - я правда не знал. – Я думаю, вот кем я буду потом, когда вырасту?
- Ты будешь Колокольчиком, - пообещала мама. – Я не знаю, кем ты захочешь стать, зато знаю, что ты всегда будешь звенеть. Будешь напоминать о том, что на нас опирается мир, и что нам всем надо быть добрее друг к другу. Твой колокольчик будет звучать, а души других людей – отзываться.
- А почему тогда сейчас все говорят, что я какой-то не такой? Вот я звеню-звеню, а они вроде бы и не слышат. Ничего не понимаю! - вслух размышлял я.
- А тебе и не надо ничего понимать, нужно просто звонить, - посоветовала мама. – Многие люди разучились доверять своим чувствам, и бредут наощупь, в темноте. Падают, лбами сталкиваются, на острые углы натыкаются, синяки и шишки набивают. Они слышат тебя, но не понимают, куда идти. Но если колокольчик будет звучать постоянно, рано или поздно они потянутся на звук. И ты покажешь им, куда идти, Колокольчик мой ненаглядный…

… Пришла Маруська, потянулась, замурчала и вспрыгнула мне на колени. В своей кроватке проснулась и заворочалась сестричка, открыла глаза, увидела меня через сетку и улыбнулась. Я тоже ей улыбнулся, покрепче обнял маму и закрыл глаза, чтобы лучше слышать звон ее струны. И очень скоро я поймал мамин звук, а потом добавил свой колокольчик, и Маруська замурчала громче, и сестричка что-то залепетала на своем языке. И все это сложилось в многоголосую музыку, которую (я теперь понял!) творили мы, опоры мира, все четверо – настраиваясь по единому камертону Любви.

… Я плелась по редакционному коридору, переваривая коктейль из комплиментов, манипуляций, меркантильности и ощутимого отчаяния, который на меня сейчас излил Петруша. И понимала, что позитивное освещение этого самого Обалдуева уже висит на мне, и рыдать поздно. И еще: я очень хотела в штат. Я всегда мечтала быть журналистом, а тут – такая возможность! Поэтому я сложила в сумку фотоаппарат, проверила диктофон и поехала на выставку.

Обалдуев встречал гостей сам, в холле, на фоне инсталляции, состоявшей из сваленных в кучу вешалок для одежды, на которых были развешаны дохлые вороны. Судя по запашку – настоящие.

- О, а вот и пресса! – радостно завопил Обалдуев. – Ну-с, прошу журналюг пройти поближе! Какая-то ты мелкая, девка, буквально килька пера! – и он оглушительно захохотал, приглашая кивками присоединиться остальных.

Мелкие прихлебалы, окружившие Обалдуева и ворон, с готовностью захихикали. Да, Обалдуев с первых шагов начинал оправдывать репутацию хама и зарвавшегося «гения». Я попыталась проскользнуть дальше, но он подставил мне подножку и поймал за шиворот.

- Куда? – грозно спросил он. – Ну-ка, щелкни меня на фоне моего лучшего творения – «Любовь Земная»!
- А что символизируют вороны? – на всякий случай спросила я, готовя фотоаппарат.
- Круговорот любви в природе! – брякнул Обалдуев и снова захохотал. Так и получился – на фоне дохлых птичек, с разинутой пастью. В это время подскочил корреспондент местной желтой газетенки «Нужные сплетни», в народе метко называемой «Нужник». Он не морщился – видимо, к запаху привык в родной редакции.

- Ваша звонкая фамилия… - начал было он, но Обалдуев прервал его и перехватил инициативу.

- Так, пишем: Обалдуев – это потому что от моего творчества все обалдевают! – пояснил он. – И мне платят обалденные гонорары. И девки обалдело падают в мою койку от Людовика XIV. А там я им таааакое произведение искусства показываю, что они и вовсе балдеют. Потому и зовусь Обалдуев! Во, так и напиши!

«Нужник» строчил в блокноте. Обалдуев хохотал. Я вздохнула и пошла в зал, искать позитив.

Зал был похож на декорацию к фильму ужасов. С картин пялились какие-то серые монстры с вытекшими глазами. На постаментах были разложены, развешены и навалены самые невообразимые предметы – драные башмаки, оторванные крылья, гирлянды окровавленных кишок, ржавые железяки и прочая дребедень. Я присмотрелась к ближайшей картине, выполненной из рваных клочков, и шарахнулась – по-моему, бумага была туалетной, к тому же использованной.

Я обреченно смотрела на этот Апокалипсис и понимала, что не смогу найти позитива, потому что его здесь нет. И быть не может.

Тем временем Обалдуев со свитой уже переместился в зал и громко вещал:
- Я – Творец! И я так вижу! Это отражение нашего безумного мира, в котором чистота и грязь, тьма и свет поменялись местами! И это наша реальность!

Я тупо смотрела на инсталляцию, состоящую из трех фашистских фуражек, наполненных водой, по которой мирно плавали размокшие огрызки хлеба, колбасы и огурцов, и с тоской соображала, где же это он нашел такую жуткую реальность. И что она должна была обозначать. Спрашивать у Обалдуева не хотелось.

В общем, задание рушилось. Я была готова сбежать из этого рукотворного ада, но это время рядом со мной остановился старичок в скромном старомодном костюмчике и пенсне. Боже мой, пенсне! Откуда, в наше-то «обалдуевское» время???

- Я вижу, голубушка, вам тоже страшно? – участливо спросил старичок.
- Страшно, - созналась я. – Я не хочу такую реальность. Я в другой живу.
- Но что же вас привело сюда, моя дорогая? – спросил старичок.
- Редакционное задание, - грустно призналась я. – А вас?
- А я, видите ли, искусствовед. В прошлом, конечно, - представился старичок. - Вениамин Вениаминович Веневитинов, если помните… Хотя… Откуда вам знать? Это было давно…

- А сейчас, - прогромыхал Обалдуев, - инсталляция и перформанс «Апофеоз Власти»! На ваших глазах будет одновременно разорвано 10 живых куриц!

- Я, пожалуй, пойду, - сказала я. – Нет моих сил больше. И черт с ним, пусть завалю задание, ну, не возьмут в штат… Подумаешь…
- Подождите, деточка, - попросил старый искусствовед. – Посмотрите вон туда…

Я посмотрела. «Вон там» невесть откуда взявшийся малыш, присев на корточки, идиллически гладил невесть откуда взявшуюся полосатенькую кошку. Я хороший корреспондент, поэтому еще не успела хорошенько осознать, что вижу, а мой фотоаппарат уже щелкнул. Малыш взглянул на меня и улыбнулся.
- Не весь же мир принадлежит Обалдуеву, - извиняющимся тоном сказал старичок.

- А это вам как? – обратил мое внимание старик Веневитинов на другой объект.
Там, на фоне жуткой «туалетной» картины, девушка разговаривала по мобильному. Взгляд ее был направлен далеко-далеко, через миры и расстояния, поверх всего обалдуевского убожества; а на лице цвела нежность, и глаза сияли бриллиантами. Фотоаппарат щелкнул, она даже не услышала, продолжала прокладывать свой незримый мост Любви.

- Любовь правит миром, - вдохновенно сказал старичок. – И пока будет мир – будет Любовь. А вовсе не Обалдуевы.
- Но тогда почему обалдуевых становится все больше и больше? – спросила я. Мне казалось, что старичок знает какие-то истины, мне неведомые, и я хотела их услышать.
- Вовсе нет! – возразил старичок. – Разрушители Красоты существовали во все времена. Только рядятся они в разные одежды. Дантес, знаете ли, тоже в каком-то смысле – Обалдуев.

Пока я пыталась осмыслить сказанное, в зал вошла немолодая интеллигентная пара – Он и Она. Несколько секунд они постояли, видимо, пытаясь вникнуть в общую картину, потом она тихо вскрикнула, отвернулась и спрятала лицо у него на груди. Он прижал ее к себе, обнял, а взгляд зарыскал по залу – словно выискивал затаившегося врага. Он сразу превратился в Воина, защищающего свое гнездо от внешних посягательств, и на лице его читались мужество и отвага. Я машинально сделала снимок. Затем он бережно повел женщину из зала – видимо, на свежий воздух.

- Вот видите, дорогая, не все готовы потреблять обалдуевщину, - с удовольствием сказал старичок. – И таких много, поверьте мне!
- А можно, я вас тоже сфотографирую? – с надеждой спросила я. Старичок выглядел очень позитивно и уже этим мне нравился.
- Извольте, голубушка! – обрадовался старичок, заволновался, обронил пенсне и стал его прилаживать – так я его и запечатлела: растерянного, смущенного, с пенсне в руках.

- Спасибо. Пожалуй, можно считать задание выполненным, - решительно сказала я. – Хочу на воздух! Только опять мимо этих жутких ворон идти…
- Вовсе не обязательно! – горячо сказал старичок. – Я вас через служебный вход проведу. Я ведь здесь всю жизнь проработал… Позвольте предложить вам на меня опереться, - и он подсунул мне руку, согнутую калачиком.

Опираться на его слабую старческую руку было приятно – он был такой… надежный. И действительно провел меня через какую-то незаметную боковую дверь, коридорами, пока мы не остановились у буфета.

- Я предлагаю вам зайти в буфет, - торжественно предложил старичок Веневитинов. – Вы должны обязательно, обязательно познакомиться с Сонечкой. Уверяю вас, ваше задание от этого только выиграет!
- Ну, раз вы так считаете… - не стала спорить я.

Сонечка оказалась немолодой и некрасивой теткой килограмм на 130 весом. Белый халат необъятных размеров и белая наколка на голове делали ее похожей на оплывший весенний сугроб.

- Соооонечка, - с нежностью пропел старичок и приложился к ее пухлой ручке. Похоже, эта снежная баба вызывала у него неподдельно теплые чувства. Сонечка зарделась и засмущалась.

- Сонечка, дорогая, я хочу угостить юную даму твоими неподражаемыми тарталетками, - прерывающимся голосом попросил старик. – Но свежайшими, приготовленными прямо на наших глазах!

- Но я не хочу… - начала было я – обалдуевское «творчество», похоже, заставит меня надолго сесть на диету.
- Вы можете не есть! – вскричал старик. – Но посмотреть на это вы просто обязаны! И не возражайте!

Ни я, ни Сонечка не решились противостоять такому напору. Сонечка вынесла большую тарелку с румяными слоеными лепешечками. Потом поднос, на котором были разложены какие-то чашечки, ложечки, салфеточки, соломинки. И…

Да, старик Веневитинов знал, что мне сейчас нужно. Это было Творчество – с самой большой буквы. Отточенными движениями, не глядя, Сонечка хватала с подноса то одно, то другое, и творила Красоту. На лепешечках вырастали сложные композиции из взбитых сливок, кусочков фруктов, ягод, орешков и еще бог весть чего. Она забыла о нас, и лицо ее стало одухотворенным и светилось просто-таки неземной красотой. Наверное, так самозабвенно и радостно дети лепят куличики в песочнице. И ни одна тарталетка не походила на другую. Мой фотоаппарат щелкал не умолкая. А потом все кончилось – и перед нами оказалась прежняя «снежная баба» Сонечка, держащая в руках тарелку с Произведениями Искусства. Казалось, вся сонечкина красота, которой она только что светилась, перетекла в ее Творения.

- Вот, - удовлетворенно сказал старичок. – А я что вам говорил???

Как я не протестовала, старичок Веневитинов вызвался довезти меня до дома на такси. Да я и протестовала так, для приличия – уж очень меня заинтересовал этот старый искусствовед Вениамин Вениаминович Веневитинов. Журналистская привычка, знаете ли.

- А зачем вы оказались на этой жуткой выставке? – спросила я его, когда мы уже уселись в машину и тронулись с места.
- Чтобы спасать, - просто ответил он. – Я сам – не Творец. Но я – хороший Спасатель. Я сам себе выбрал такое занятие. Спасать Заблудшие Души.
- Это что же, я – Заблудшая Душа? – весело удивилась я.
- А разве нет? – кротко вопросил он и поправил пенсне. – Вы так тонко чувствуете красоту. Вы способны ее творить! Вы способны отыскать Красоту во всем! Ведь к Обалдуеву из всей редакции не случайно послали именно вас… Разве не так?
- Так, - согласилась я, лихорадочно вспоминая, что я ему рассказывала о себе. Неужели и это?
- Но почему-то растрачиваете себя по пустякам, - продолжал старик. – Вместо того, чтобы стать Истинным Творцом, подбираете крохи на чужих делянках. Впрочем… Не мне судить. Ваш выбор, ваше право.

Таксист, который вел машину молча, вдруг заговорил:
- Вот я. Высшее образование, инженер-конструктор. Вроде все нормально, даже в перестройку нас не сильно тряхнуло. Зарплата, спецпаек, то-се. Но вот сижу за кульманом – и такая тоска! Хоть в петлю. А мне всю жизнь дорога нравилась. И техника. Я технику, как родная мама, понимаю! Ну, бросил все, подался в таксисты. И счастлив! А чего делаю? Да ничего, просто рулю да за машиной ухаживаю. В общем, хорошо делаю любимую работу. Тоже ведь творчество, да, отец?
- Творчество, - согласился искусствовед. – Разумеется и однозначно! Если счастлив – значит, Творец!

Распрощавшись со стариком Веневитиновым, я взбежала единым махом к себе на 5 этаж, включила компьютер и вывела название – «Красота спасет мир». Я строчила не отрываясь, выкладывая на бумагу все то, что накопилось и теперь рвалось из меня. Потом скинула фотографии, еще раз полюбовавшись малышом с кошкой, влюбленной девушкой, мужественным защитником гнезда, вдохновенной Сонечкой – и спокойно залегла спать.

…Назавтра меня ждал заслуженный триумф.
- Ну вот, я же знал! – восторженно говорил Петруша, потрясая листочками. – Гениально! Невероятно! Прекрасно! Ты смогла из этого урода Обалдуева конфетку сделать! Одно название чего стоит! А фото!!! Это же волшебная песня, а не фото!!! Красотища!!! Тройной гонорар! Нет, четверной! И все – иди оформляйся, с завтрашнего дня ты в штате.

Я сидела в кресле, куда Петруша усаживал особо важных посетителей, и слушала его впол-уха: перед глазами возникали Спасатель Заблудших Душ старик Веневитинов («вместо того, чтобы стать Истинным Творцом, подбираете крохи на чужих делянках», - сказал мне он), толстая Сонечка с ее одухотворенным Творчеством, счастливый таксист-конструктор, и Обалдуев в окружении дохлых ворон.

Из Петрушиных рук выскользнула фотография и плавно спикировала мне под ноги. С нее на меня растерянно и немного виновато смотрел старик Веневитинов, прилаживающий пенсне.

- Спасибо, - твердо сказала я. – За гонорар – спасибо. Принимается. А вот в штат – я не пойду. Передумала.
- Как передумала? Почему передумала? – опешил Петруша.
- Да так, - уклончиво ответила я. – Буду спасателем. Пойду спасать мир с помощью своего фотоаппарата. Умножать Красоту!

Я уже знала, что я могу. И совсем не удивилась, когда старик Веневитинов на фото вдруг ожил, улыбнулся и, придерживая пенсне, отвесил в мою сторону старомодный церемонный поклон.

Под сводами тюрьмы раздался зычный голос:
- Собрание! Собрание! Все на собрание!
Залязгали двери камер, заключенные потянулись на голос. Развлечений в тюрьме было мало, собрания любили. Можно было потрепаться, новости узнать, амнистию обсудить.
- Граждане заключенные! Страхи и Страшки! – начал речь Главный Надзиратель. – Сообщаю вам, что хозяйка Тюрьмы решила ее немножечко разгрузить. И поэтому кое-кто из вас сможет освободиться.
- Ты нам тут тюльку не гони! – забузил нахально-иррациональный, в приблатненной кепочке, Страх Мышей и Крыс. – Ты дело говори. Кого на свободу, почему на свободу.
- Ты помолчи, тебе не светит, у тебя вообще пожизненное, - урезонил его Надзиратель. – Сам ведь не знаешь, кто тебя и за что посадил. Не знаешь ведь?
- Да бабы дуры! – наехал Мыше-Крыс. – Кошек не боятся. Хомяков не боятся. А крыс-мышей – боятся! А спроси, почему – ведь сами не знают! А меня, мальчишечку, замели ни за что. «Таганка, я твой бессменный арестант!» - затянул было Страх, но Надзиратель властной рукой заткнул ему рот.
-Художественная самодеятельность будет на Новый год, а сейчас мы про амнистию. А амнистия вот в честь чего: наша Хозяйка записалась на прием к психологу, хочет поработать над собой. Сами знаете, это всегда заканчивается освобождением части Страхов.
Заключенные радостно загудели. Такое уже случалось, психолога в тюрьме считали в законе и очень уважали.
- Да, освобождение! Но не для всех! – строго сказал Надзиратель. – Давайте-ка перекличку сделаем. На свободу – с чистой совестью, так сказать… С левой крайней камеры – начинай!
- Страх Темноты, сижу с детства, - монотонно забубнил Страх Темноты. – За что сел – не знаю, вернее, не помню. Под амнистию не попадал.
- Страх Боли, - представился изящный хлыщ во фраке и с бабочкой на тощей шее. – Посадили после аппендицита. Сама дотянула почти до перитонита, а я остался виноватым, - усмехнулся он. – Теперь боится любой боли – хоть зубной, хоть душевной. А я регулярно ей эту боль поставляю, - рассмеялся Страх Боли.
- Как это – поставляет? – шепотом спросил Страх Старости.
- Ну ты и темный! – удивился Страх Темноты. – Ты чего, не знаешь – каждый Страх, который попадает в заключение, притягивает ситуации по своей теме.
- Зачем??? – еще больше удивился Страх Старости.
- Ну как «зачем»? Конечно, чтобы выпустили! Нет страха – нет ситуаций, что тут непонятного? – с досадой сказал Страх Темноты. Ему очень хотелось на свободу, но им никто не занимался – все к нему привыкли.
- Так мне что, надо Старость притягивать? А как? – озаботился юный Страшок.
- Ну, это просто, - вмешался в разговор Мышино-Крысиный Страх. – Будешь ей морщинки новые в зеркало показывать. Целлюлит опять же. Седые волоски. Чем больше она будет пугаться, тем сильнее будешь становиться ты. Ее страх – твоя пища, дуралей!
Тем временем перекличка шла своим чередом.
- Страх Одиночества, сел лет в 25, попадал под амнистию, когда она замуж выходила, год на свободе, потом развод – и я снова в камере.
- Жалобы есть? – рявкнул Надзиратель.
- Никак нет, Хозяйка кормит исправно. Каждый день боится! Даже когда спит! – радостно сообщил Страх Одиночества.
- На свободу-то хочешь? – смягчился Надзиратель.
- Конечно, хочу! – загрустил Страх Одиночества. – Кто ж не хочет? Только не светит мне…Уж очень она от окружающих зависит. Одна вообще боится одна оставаться, даже хоть на часик. То на телефоне висит, то к подружкам бегает, то к себе зазывает…Мужики какие-то левые все время крутятся… А чем больше она меня питает, тем больше у нее Одиночества в жизни. А чем больше Одиночества – тем больше страха. Меня уже раздуло, еле в камеру пролезаю. Мне бы на диету…А она меня все подкармливает…Надоело! – плюнул с досады Страх Одиночества.
- Ну, ты того…не унывай, - сочувственно кашлянул Надзиратель. – Надежда, как говорится, умирает последней. Давайте дальше!
- Страх Ошибки, - выступил вперед длинный тощий старичок с бородкой клинышком. – Посадили в 9 классе, когда учитель математики стал насмешки строить. В институте благодаря доцентам-профессорам срок добавили. С тех пор, как устроилась на работу к начальнику-зверю, 5 дней в неделю получаю усиленную пайку.
- Ничего себе устроился! – позавидовал Страшок Старости.
- Не завидуй, ничего тут хорошего нет, - осадил его Страх Темноты. – Жить без ошибок человеку невозможно, это ведь просто опыт. А если ошибок бояться – то как тогда вообще жить?
- Говорят, есть такой маньяк-убийца – Страх Жизни, - задумчиво сообщил Страх Одиночества. – Он самый страшный Страх на свете. Если его посадят, тогда и начнется…
- Что начнется? – спросил заинтригованный Страх Старости.
- Паралич жизни начнется. Того боишься, этого боишься. Жить боишься! Этот пахан нас всех тут построит. Никаких тогда амнистий. Будем все в куче, друг к другу жаться, спрессовываться. Кормить, конечно, станут на убой – но это еще хуже. Мы разрастемся, а тюрьма не резиновая. Начнем сами задыхаться и Хозяйку душить. Слышал такое выражение – «страх душит?» - вот, как раз из этой серии…
- Ужас какой! – содрогнулся Страшок.
- Тише там! – приказал Надзиратель. – Кто следующий?
- Страх Осуждения, - заговорил невзрачный мужичонка в помятом костюме. – Меня с подачи родителей посадили, они все время говорили «а что люди скажут?», «какое ты мнение о себе создаешь?», «никто тебя такую любить не будет». Сижу тоже с детства, прочно так сел. На свободу страсть как хочется, - вдруг хлюпнул носом он. – Посодействуйте…
- Да ты что, родной? – участливо спросил Надзиратель. – Как будто не знаешь, что тут Хозяйка решает, с кем хочет расстаться, а с кем – не очень.
- Да я что? – вскинулся мужичонка. – Я ведь ей подсказывал, как со мной расстаться. Это же просто, на меня просто надо наплевать – и я таять начну. А она не плюет!!! – и Страх Осуждения разрыдался, утираясь полой затертого пиджачка.
- Ну, не плачь, не плачь, - стали утешать его соседи. – Ты сиделец уважаемый, мы тебя все любим…
- Да? Правда? Вы меня не осуждаете? – воспрял духом Страх Осуждения. – Ну тогда что ж…Потерплю. Посижу еще.
- А ты кто, что-то я тебя раньше не видел? – грозно спросил Надзиратель, указывая на красавчика со щегольскими усиками, в просторном черном плаще и пижонской шляпе.
- А я – извращенец, - скромно сообщил новичок. – Я Страх Страха.
- Неужели и такое извращение есть? – удивился Страшок Старости.
Новичок продолжал:
- Я пока еще не ваш, забрел с ознакомительными целями.
- Как это забрел? – вопросил Надзиратель, хватаясь за дубинку.
- Да вы не бойтесь, меня Хозяйка впустила. Но мы с ней еще не в контакте. Не сконнектились, так сказать. Может быть, позже?
- Не дай Бог! – отверг такую мысль Надзиратель.
- Иди отсюда! Извращенцев нам не хватало! – зашумели страхи. – И так в тесноте, в обиде, а тут еще в гости будут всякие ходить!
- Я ухожу, но могу и насовсем вернуться, - пообещал Страх Страха, пробираясь к выходу. Но было видно, что он испугался.
Надзиратель с облегчением засунул дубинку на место.
- Будем завершать, - распорядился он. – Еще раз вспомним правила внутреннего распорядка. А ну, по очереди!
Страхи бодро зарапортовали Правила:
- Страхи попадают в заключение только по желанию Хозяйки!
- Страх действует по вдохновению: подступает, накатывает, душит, давит, охватывает, парализует, в зависимости от реакции Хозяйки на ситуацию.
- Страхи существуют, пока Хозяйка не принимает решение с ними расстаться.
- Любому Страху может быть либо добавлен срок, либо объявлена Амнистия в любое время.
- Страхи питаются эмоциями Хозяйки. Если питание не производится – Страх умирает.
- Отпущенные на свободу Страхи вновь становятся Чистой Энергией Жизни.
Страхи чувствовали небывалое единение. Надзиратель был явно доволен.
- Ну что ж, граждане Страхи! По камерам! И дружно ждем амнистии! – провозгласил Надзиратель.
Страхи потянулись к местам отсидки.
- А все-таки, ну вот зачем мы ей? – недоуменно спросил Страх Старости. – Ведь столько энергии на нас тратит!
- Все просто, молодой человек, - пояснил тихий, интеллигентный Страх с большими печальными глазами и такой же печальной лысиной. – Мы ей нужны, чтобы случайно не стать счастливой. Она думает, что быть счастливой – это неприлично, ведь в мире еще столько несчастья!
- Что за бред? С чего вы это взяли? – оторопел Страшок Старости.
- Поверьте, юноша. Уж я-то знаю. Ведь я – Страх Счастья.
Страшок хотел было еще задать вопрос, но шумящая толпа разнесла их в разные стороны.
Впереди была амнистия. Впереди была надежда! И освобождение…

Вот мама у меня вообще-то розово-золотистая, но вся ее сущность заляпана пятнами тускло-синей тревоги. Мама тревожится за меня. Она говорит, что я слишком выделяюсь из толпы, что социум не терпит «белых ворон», что надо играть по установленным правилам, что мне трудно будет найти свое место в жизни, что я как бы не от мира сего… А еще мама говорит, что у меня «больное воображение», которое когда-нибудь меня погубит.

Наверное, мама права. С определенной точки зрения. Но у меня есть своя. Образ белой вороны мне даже приятен – люблю белый цвет равновесия и чистоты. Свое место в жизни мне искать не надо – я и так на нем нахожусь. Играть по установленным кем-то там правилам я умею, не хочу – лучше установлю свои, более подходящие для меня. А как не выделяться из толпы, я вообще не понимаю. Каждый выделяется, каждый уникален, каждый не похож на других. И с воображением: я точно знаю, что оно не может быть больным, просто если воображение настроено на негатив... Но мое воображение здоровое, и я его люблю.

В общем, я не разделяю маминых тревог, но стараюсь ее беречь. Одно плохо: я не могу откровенно рассказывать ей о своих мыслях, чувствах и маленьких открытиях. А то она будет тревожиться еще больше, и станет совсем не видно ее розово-золотистой сущности.

В общем, если бы у меня был друг… Такой, не просто приятель – а Друг! С которым можно было бы говорить бы на одном языке…
- Привет, Принцесса! – отчетливо раздалось совсем рядом.

Я удивилась и уставилась в ту сторону, откуда шел голос. Ничего такого там не было – письменный стол, на нем выключенный комп, какая-то мелочь, кактус и ключи. Все! Некому там было голос подавать.
- Ориентируйся на цвет, - посоветовал все тот же голос.

Я сориентировалась и увидела, что брелок на ключах пульсирует мягким зеленым светом.

- Позови меня, и я предстану, - предложил голос.
- Пожалуйста, приходи! – включилась в игру я. – Я всегда рада гостям.

Изумрудное сияние усилилось, распространилось и расширилось, и уж через секунду на краю моего письменного стола сидело совершенно непостижимое существо – бугристое, пупырчатое, округлое и напоминающее цветом и фактурой свежий огурчик причудливо-неправильной формы. Существо потрясло головой, чихнуло и открыло глаза. Ого! У «огурчика» были огромные оранжевые глаза, очень симпатичные.

- Прошу прощения, Принцесса, я постоянно чихаю при расширении, - извинился «огурчик» и виновато поморгал своими невероятными глазами. Он мне определенно нравился.

- Значит, я для тебя Принцесса, - констатировала я. – А ты для меня кто?
- Ах, конечно же! Разреши мне представиться: я – Дракон, и меня зовут Сет, - и «огурчик» приложил к округлому брюшку невесть откуда высунувшуюся лапку. – Можно, я спрыгну? Неудобно тут, на краю…
- Да на здоровье, - разрешила я, продолжая пялиться на странного дракончика-огурчика.

В принципе, чудеса в моей жизни скорее норма, чем исключение. Уж такие правила я для себя установила в части чудес. Так что особенно сильно шокирована я не была. Но драконы ко мне еще никогда не приходили, это было что-то новенькое.

Тем временем Сет спрыгнул со стола и заковылял к креслу. И я увидела, что он, пожалуй, и вправду дракон! На спине обнаружился аккуратный гребень, сзади волочился довольно мощный хвост, а по бокам, по-моему, были сложены плотно прижатые к туловищу крылья – из-за них он и был такой…огурцеобразный. Но цвет, цвет! Он был и снаружи, и изнутри невероятно чистого переливчатого перламутрово-зеленого цвета, и такого оттенка я еще нигде, ни у кого, никогда не видела. И кое-где в нем вспыхивали и тут же гасли золотые искорки. В общем, просто глаз не оторвать!

- Ну вот, устроился, - удовлетворенно сообщил дракончик, расположившись в кресле. Хвост он сообразил свесить через мягкий подлокотник.

- Ну-с, и откуда ты взялся? Надеюсь, ты не плод моего воображения? – задала я вопрос, который меня очень занимал на текущий момент.
- Нет, я не плод, - заулыбался дракон. – Я – твой личный дракон. Зовут Сет. Лет мне… э… слушай, я плохо могу пересчитывать на земное летоисчисление… В общем, много!
- На земное?... – ухватила мысль я. – Так ты не с Земли?
- Конечно! – удивился дракон. – Где это на Земле водятся такие же?
- Может, на острове Комодо? – поддразнила его я. – Или в непроходимых джунглях Амазонки?
- Да нет, что ты, это совсем другой вид! Хотя, в принципе, определенное сходство есть, - сознался дракон. – Но там, откуда мы с тобой прибыли, подобных мне много.
- Мы с тобой? – удивилась я. – А, собственно, откуда мы прибыли?
- С Изумрудной Звезды, разумеется, - проинформировал меня дракончик. – Разве ты не помнишь?
- Не то чтобы не помню, - медленно проговорила я. – Просто я думала…
- Что это твои фантазии? – догадался дракон.
- Ну да, - призналась я. – Я много чего помню такого, чего нет в этом мире. Мне мама всегда говорит, что у меня чересчур развита фантазия.
- Что такое «чересчур»? – не понял дракончик. – В отношении фантазии не бывает «чересчур»! Вот «недочур» - бывает!
- Ну, здорово! – обрадовалась я. – Стало быть, мы с тобой – с другой планеты? Я так и знала! А где же ты тогда был раньше? Почему не проявлялся?
- Я проявлялся, - сказал Сет. – Сколько у тебя в компе картинок с драконами? Кто в первом классе на Новый год костюм дракона себе смастерил? В конце концов, какой брелок у тебя на ключах?
- Маленький зелененький дракончик! – сообразила я.
- Ну вот, а говоришь, не проявлялся… Просто ждал, когда ты созреешь, чтобы вот так, в открытую, - прийти, посидеть, поговорить.
- Слушай, правда, а почему я так люблю драконов? – с энтузиазмом спросила я. Во мне уже проснулось мое знаменитое и так пугающее маму «больное воображение».
- Каждой Принцессе положен личный Дракон, и в глубине души ты об этом всегда знала. Вот почему. Я – твой личный Дракон.
- Ну ничего себе! – восхитилась я. – А…
- Подожди! – остановил меня дракончик. – Дай послушать музыку! Ты слышишь, какую удивительную мелодию напевает дождь?
- Ты умеешь слушать Музыку Дождя? – изумилась я. Впрочем, чему тут было изумляться? Раз уж мы с одной планеты…
- Разумеется, - подтвердил дракон. – Все, что умеешь слышать ты, умею и я.
- Какое счастье, - с чувством сказала я. – Знаешь, я давно поняла, чего мне так не хватает: человека, с которым можно слушать Музыку Дождя, и наблюдать Танец Листвы, и разговаривать со звездами… Здесь, на Земле, это практически никто не умеет.
- А вот и нет! – радостно сообщил дракон. – Ошибаешься! Разумеется, наших на Земле не так уж много, но они есть – я тебя уверяю! И мы их обязательно найдем.
- А как мы узнаем, что они с Изумрудной планеты? – сразу озаботилась я.
- Очень просто! – развеселился дракон. – Ты знаешь, какого цвета ты со стороны?
- Нет, конечно! Я же себя со стороны не видела.
- Такого же, как и я! И все наши – такие же! – сообщил дракончик. – Это потому, что внутри мы никогда не теряем связь с нашей Изумрудной планетой. И поэтому нас так тянут звезды.
- Я тоже люблю смотреть на звезды, - призналась я. – Особенно хорошо, когда залезешь на крышу – так ближе.
- Так, может, на крышу? – предложил дракончик.
- Ночь на дворе, а чердак замыкается, и потом, небо затянуто тучами, - загрустила я. Вообще-то идея мне понравилась.
- Да ты что, какие проблемы, Принцесса? – весело спросил дракон. – Теперь же у тебя есть я! Твой личный дракон! Открывай окно и садись мне на спину.

Я распахнула окно. Дождь выдавал тихое стаккато, в котором чувствовались скрытый восторг и радостное предвкушение. Мой Изумрудный Дракон Сет забрался на подоконник, а я пристроилась на мягкий гребень (кстати, удобно, как в седле!) и уцепилась сзади за его шею. Дракон прыгнул – и с тихим треском расправились огромные, перламутрово-зеленые, полупрозрачные, невесомые крылья. Он сразу взмыл вверх, и перед нами открылась панорама ночного города, а выше – облака, которые мы пробили, как истребитель, а еще выше – звезды. Они казались таким близкими, что рукой подать, и одна из них была моей. Нет, нашей!

- Ты расскажешь мне про нашу родную планету? – прокричала я своему Изумрудному Дракону.

Он не ответил, только покивал головой, и выдал какую-то сложную и замысловатую фигуру пилотажа, от которой захватило дух. Теперь внизу не было облаков, и я увидела землю, и огни городов, и ниточки дорог, а главное – я увидела разбросанные в разных местах Земли точки перламутрово-зеленого цвета. «Наши! Теперь мы обязательно с ними встретимся!» - с восторгом подумала я. Они мерцали и пульсировали, словно подавали нам сигнал, и теперь звезды были и сверху, и снизу, а в бесконечном воздушном пространстве парили еще две изумрудные звездочки – я, Принцесса, и мой личный Изумрудный Дракон Сет.

- Иное, - коротко сказала она. Подумала и добавила:
- Подруга рекомендовала. Она уже играла. И выиграла.
- Так и запишем. Видите, мы уже начали заполнять анкету. Ваше имя? Можно псевдоним.
- Псевдоним. Пусть меня зовут… Эвридика. Можно?
- Можно. Занесла. Полных лет?
- Много. А обязательно говорить?
- Обязательно. Это же анкета! Это для вас.
- Ну, тогда 35.
- Наличие душевных травм?
- Травм! Да кто же их считал, - невесело усмехнулась Эвридика. – Имеются, целый склад, причем стратегического значения.
- Понятно. Плавать умеете?
- Немного. А что, плавать придется?
- Не знаю. Может быть. Я ж только оформляю. А игровое поле – это уже не по моей части. Обиды на мужчин имеются?
- Еще какие, - кивнула Эвридика. – Смертельные обиды. На всю жизнь.
- Если были романтические отношения, то ваши общие впечатления?
- Незабываемые впечатления. Сплошной экстрим. С летальным исходом. Неоднократно. Еще вопросы?
- Да нет, это все. Вот, распишитесь здесь и здесь, что ознакомлены. Вы осознали, что принимаете на себя полную ответственность за исход Игры?
- Мне, знаете ли, сейчас любой исход за счастье, - проникновенно сказала Эвридика. – А то я сюда как раз прямиком из очередных романтических отношений. Которые с летальным исходом. Так уж лучше в Игре, чем вот так вот, из-за какого-то… ладно. Не будем о грустном. Давайте ваш договор.
- Тогда завтра, к 18.00. Не опаздывайте. У нас 5 игровых мест, ваша группа сформирована.
Ночь и день пролетели, как мгновение. Она кое-как отработала, убежала пораньше и явилась за 10 минут до назначенного срока. На стульях уже томились сумрачный мужчина с тяжелым взглядом домашнего деспота и тирана, худосочный очкарик, бледный, как картофельный росток, прыщастенькая белобрысая девчонка и жабообразная тетка неопределенных лет. М-да, компания, как на подбор… Команда лузеров и аутсайдеров…
Очкарик явно боялся. Он поминутно поправлял очки, вытирал платком потеющие ладони и поджимал ноги под стул. «Слабак», - определила Эвридика и потеряла к Очкарику всякий интерес.
Прыщастая сидела, как деревянная, смирно сложив руки на коленях. Тетка мрачно вздыхала и все сильнее прижимала к обширному животу жуткую клеенчатую сумку. Деспот и тиран уставился в одну точку и был похож на чучело тираннозавра.
Девица тут же передала всю компанию какому-то парню в синем форменном халате («Блин! Как лаборант и виварии, а мы – подопытные кролики!», - подумала она), который провел их в соседнюю комнату, усадил в кресла вроде зубоврачебных и стал каждому поочередно прилаживать какие-то ленты на лодыжки, запястья и лоб. Сходство с подопытными кроликами усилилось.
- Это – датчики, - попутно объяснял парень. – Сейчас я надену на вас шлемы. Когда я включу вот эту штуку, вы уйдете в вашу реальность, и начнется Игра. Ваша задача – пройти игровое поле, приобрести силу, найти помощников, победить Тьму. Можете заработать дополнительные жизни, можете потерять. Если пройдете все уровни и останетесь живыми, получите главный приз – Талисман Силы. Если нет – просто проснетесь по истечении игрового времени. В реале это обычно бывает около 3 часов. Больше еще никто не играл. А в вашей реальности может пройти целая жизнь.
- А оружие дадут? – напряженно пошутил Очкарик.
- Обычное оружие вам не понадобится. А необычное вы найдете по ходу Игры.
- А сколько всего уровней? – пискнула прыщастая.
- У каждого – свое количество. Может, и один, может и сто. Все может быть, - отозвался парень, продолжая опутывать всех ремешками.
- Но это не опасно? – басом спросила Тетка, и стало видно, что она очень боится. – Нам умереть не дадут, я надеюсь?
- Мадам, это же виртуальная реальность, - закатил глаза парень. – Даже если вы там умрете – здесь вам ничего не грозит. Не волнуйтесь.
- А Талисман Силы… Он вообще что дает? – задала главный вопрос Эвридика.
- Вообще он дает Силу. Причем вполне реальную, - повернулся к ней парень. – В рекламке же написано! В общем, пройдете Игру – сами поймете, что к чему. Если кто не играл ни разу, трудно объяснить.
- А там есть враги? – мрачно поинтересовался Угрюмый Деспот.
- Не знаю, это же ваша реальность. Войдете – посмотрите. Так, все. Ложитесь и расслабляйтесь. Готовы? Закрывайте глаза. Даю обратный отсчет. Пять… Четыре… Три… Два… Один… Пуск!
***
… Я шлепнулась на пятую точку и тихонько взвыла – копчику явно не понравилось такое стремительное соприкосновение с поверхностью. Откуда это я навернулась? Я подняла голову вверх – ага, похоже, вон с той невысокой лестницы, ладно, больно, но не смертельно. И мне не привыкать.
- Ничего, до свадьбы заживет, - утешила себя я. Действительно, в жизни случались пируэты и покруче. Те самые, например, с летальным исходом…
- Ой, и вы здесь? – раздалось неподалеку. – Снимите меня, пожалуйста! А то я зацепилась.
Я обернулась и увидела одну из их группы – прыщастенькую. Она пребывала в крайне неудобной позе – висела в метре от пола на стене, зацепившись поясом джинсов за какой-то крючок.
- Ты как там оказалась-то? – спросила я, пытаясь отцепить прыщастенькую. – Зовут-то как?
- Оля… Не знаю, я открыла глаза – вижу, вы на полу, а я вот здесь…
- А меня зови Эвридикой. Слушай, Оль… Я не могу! Ты как-то прочно зацепилась. И тяжелая. Давай рвану вниз?
- Ну рвите…
- Да ладно тебе, давай на «ты». Раз уж мы в одной команде! Ну! Раз, два, взяли!
- Оооой! – джинсы затрещали, и девчонка с размаху плюхнулась на пол, изрядно приложившись носом. – Ой, кажется, я нос разбила…
- Ну! Точно, разбила. Платок есть? Держи мой. Голову запрокинь и платок приложи. Эх, воды бы! Да где ее здесь искать?
- Больно… Вы меня извините… - она чуть не плакала.
- Ну ты чего? Ты ж не нарочно, - удивилась я. – Это я извиняться должна. Но не буду. Потому что форс-мажор. Ты как умудрилась зависнуть-то?
- Не знаю. Я как-то всегда умудряюсь за что-нибудь зацепиться, одежду порвать или поцарапаться. Все крючки – мои.
- Ого. Замечательная способность. Не знаю только, как она нам пригодится. Если только для получения Силы надо все местные крючки обнаружить? Ну ты как?
- По-моему, проходит. А где это мы?
Я огляделась. Похоже на большой подвал. Или склад. Просторное помещение, довольно высокие потолки, кое-где непонятные металлоконструкции, лестницы какие-то металлические… С ближайшей, кстати, я и слетела.
- А черт его знает! – честно созналась я. – Игровое поле – так, кажется?
- И вы совершенно правы, - заявил некто, материализуясь в клубах вонючего желтого дыма. Когда дым рассеялся, стало видно, что это не кто иной, как черт, помянутый мною 30 секундами ранее.
- А-а-а-а-! – завизжала Ольга, вскочив и прижавшись к стенке.
- Ну вот! Сами звали, а теперь визжат, - обиженно сказал черт, зажимая волосатые уши. – Я ультразвук не уважаю, между прочим… Если надо чего – говорите, а если нет – я исчезаю.
- Оля, цыц! – строго приказала я, потому что ультразвук меня тоже не вдохновил.. – Это ж игра, тут всякие персонажи могут вылезти. Черт так черт… Привет! А ты что можешь?
- Ишь какая хитренькая! – ухмыльнулся черт. – Я много чего могу. Но – смотря какой у тебя бонус. У вас бонус есть, девочки?
- Нет у нас бонуса, - буркнула я. – Мы ж только начали играть…
- Ну, а раз нету бонуса, то могу только поболтать с вами. И все, - злорадно сообщил черт, почесывая мохнатое пузице.
- Ладно, давай, поболтаем, - обрадовалась я. – Хоть что-то… Ну и как тут у вас, народу много?
- По-разному, - охотно отозвался черт. – В зависимости от играющих. Сколько поселят – столько и народу.
- То есть мы должны сюда поселить какой-то народ? – тут же ухватила мысль я.
- Да не какой-то, а образы вашего подсознания, - снисходительно объяснил черт. – В этом же суть Игры! Чтобы найти Талисман Силы, надо разделаться с монстрами. А монстры у людей где живут? Исключительно в подсознании!
- Хочешь сказать, что я буду населять игровое пространство собственными монстрами? – удивилась я. – Ну уж на фиг! Ни за что.
- Ага, спросили они тебя, - хихикнул черт. – Они здесь сами вылезут! Так что пока не сразишься и не победишь – будешь тут бродить, душу терзать.
- А если они победят? – боязливо спросила Ольга.
- Хана тебе тогда! – «обрадовал» ее черт. – Не найти тебе тогда Талисмана Силы, и не надейся.
- Слушай, черт! А вот этот Талисман Силы… Он как хоть выглядит? – решила выяснить я.
- Дык он у каждого свой, - почесал в затылке черт. – Каким ты его видишь, так и выглядит.
- А где его искать? – снова встряла Ольга.
- А я знаю? – еще больше удивился черт. – Твоя же Игра! Ты пойми: свою реальность все создают сами. Как в жизни, так и в Игре.
- Хочешь сказать, я себе сама создала всех этих суженых-ряженых… которые с летальным исходом? – сумрачно спросила я.
- А то кто же! – ехидно подтвердил черт. – Заметь: с другими у них по-другому… За другими они бегают, ухаживают, о других они заботятся, на других они женятся, и никаких летальных исходов! Так может, дело не в суженых-ряженых, а в тебе, уважаемая Эв-ри-ди-ка?
Он так противненько-ехидненько произнес мой псевдоним, что мне немедленно захотелось его сменить.
- Так. Давай не будем! – предложила я. – Не время сейчас, да и не место. Вот найду Талисман Силы – тогда и покопаюсь в кошмарном прошлом. Ладушки?
- Уиииии! Наивная! – заверещал от восторга черт. – Смотри, как бы твое кошмарное прошлое само не покопалось в тебе. Потому что как раз и время, и место подходящие. Ты ж в своем подсознании!
- Сгинь, нечистая сила! – сурово оборвала его я. – Не верю я тебе…
- Как прикажете! – тут же обрадовался черт и с громким хлопком исчез. Сгинул, стало быть…
- Ой, куда это он девался? – растерянно спросила Ольга. – Мы ж так и не узнали, куда идти и что искать…
- М-да, действительно, - покачала головой я. – Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что…У тебя что там с фейсом, все в порядке?
- Кажется, да, - проблеяла Ольга, ощупывая нос.
- Ну, тогда вперед, в глубины подсознания! – бодро предложила я. – Нас ждет Талисман Силы!
И, уже двинувшись вперед во главе нашего малочисленного отряда, я пробормотала:
- Знать бы еще, что это такое…

(Продолжение следует…)

2. ЗЛОДЕЙКА-СУДЬБА

… Они били меня ногами, с размаху, со всей дури, а я привычно закрывал живот и голову, сжавшись в комочек, свернувшись в эмбрион. И, как всегда, в голове был только гулкий всепоглощающий ужас – страх, что меня убьют, а где-то там, в самой глубине ужаса, таким же эмбриончиком свернулось желание, чтобы уже поскорей убили, и все на фиг кончилось. Хотя, как показывала практика, рано или поздно бить переставали, я долго залечивал раны, восстанавливался, убеждал себя, что жизнь не так уж и плоха, а потом все повторялось. С завидной регулярностью.
Пожалуй, на этот раз мое тайное желание вполне могло сбыться. Я просто физически чувствовал, как отключается орган за органом, и жизнь утекала из меня. Но в это время произошло что-то, что изменило расклад. Я услышал только дикий басовитый рев, потом град ударов прекратился, зато послышались гулкие шлепки (но не по мне!), и крики: «Вот вам, изверги, садисты, сволочи! Я вам покажу – ребенка обижать! Прочь, уроды!». Невнятные междометия, матерки, дробный стук удаляющихся шагов – и благословенная тишина…
И потом меня за плечо легко тронула чья-то рука, и все тот же басовитый голос спросил:
- Эй, малец! Ты живой?
Я не был в этом так уж уверен, но рука была теплой и реальной. Я хотел сказать, что живой, но удалось только замычать – губы мне разбили сразу, и они были похожи на две плохо пропеченные лепешки.
- Живой, - обрадовался мой спаситель. – Погоди-ка, я тебе сейчас помогу развернуться. Давай, парень, вот так…
Я с трудом и посторонней помощью распрямил затекшее тело. Болело все, но в целом я шевелиться мог. Бывало, в общем, и хуже – когда меня увозила «скорая», а сам я уже ангелов видел.
Оказавшись на спине, я открыл глаза. Один заплыл, но не до конца, а второй в целом видел, хотя очки слетели в самом начале драки. Впрочем, не драки – избиения, если уж честно. Надо мной склонилось лицо пожилой женщины – я ее узнал, она тоже записалась на Игру и была в составе нашей группы. Такая пожилая тетенька, сильно похожая на мужика, она еще все сумку к себе прижимала, как родную.
- Очнулся, малец? Ну и слава Богу! – сказала она. – Погодь, я тебе под голову чего подсуну.
Она оглянулась по сторонам, ничего подходящего не нашла, но потом ее взгляд упал на сумку с оторванной ручкой, которую она держала в руках.
- Блин, ишаки! Всю сумку об них истрепала! – ругнулась она. – Такая хорошая сумка была, полведра картошки входило, и еще хлеб…
Она подсунула сумку мне под голову, и дышать стало легче.
- Кто это был? – спросила она. – Чего они от тебя хотели?
- Не знаю, - прошамкал я.
- Ой, парень, да у тебя губы в крови, - обеспокоено сказала она. – Ты вообще весь в синяках да ранах. Уууу, ублюдки! Все на одного! И ногами! Но ты не бойся: я тебя в обиду не дам.
- Мгм, - промычал я. В знак согласия и благодарности. Жуткая она на вид была тетка, бородавчатая и расплывшаяся, на жабу похожая, но я правда был ей благодарен – ведь если бы не она…
- Пить, - попросил я. И сразу подумал: не пойдет она для меня воду искать! Кто я ей? И зачем нужен? Но она сразу засуетилась, озираясь по сторонам…
- Сейчас, милок, я тут не знаю, где что, но воды найду, вот увидишь! Ты держись Максимовны, Максимовна не подведет! Это я – Максимовна. А ты кто будешь?
- Владислав, - попытался выговорить я, но получилось плоховато. Впрочем, она поняла.
- Славик, значит… Ты полежи, Славик, а если они опять вернутся – кричи что есть мочи. Я сразу примчусь и им навешаю. Если что – вдарь по ним сумкой, она хлесткая!
И она шустро посеменила прочь, причем голова ее вращалась, как радар – воду высматривала. А у меня оказалось свободное время – подумать. Чем я и занялся.
… Сколько себя помню, все время меня лупили. Причем, как правило, ни за что. Мать, отец, потом пацаны во дворе, позже хулиганы на улице… Отец – потому что военный, он других методов не понимал. Мать – потому что отца тихо ненавидела, а на мне вымещала… Пацаны – потому что хилым рос, очки с 5 лет носил, да еще учился хорошо. Ботаником дразнили… Думал, вырасту – перестанут бить. Ага, как же… Физически, конечно, стали пореже лупить, зато морально… Жизнь меня теперь бить начала, вот какое дело. Вон, не успел в Игру войти – уже отметелили по полной… Эх, судьба-злодейка! Высказал бы я тебе!
- Ну, выскажи, - раздался голос совсем рядом.
Я открыл глаза и попытался их сфокусировать – мне удалось. Хоть без очков и расплывалось все. Передо мной на высоком троне царственно восседала старуха в роскошном черном платье, в седых волосах вроде бы черные перья, на руках – черные перчатки до локтя. В общем, Пиковая Дама. И, наверное, стерва – от таких гадостей только и жди! Не то чтобы я испугался – но тело привычно сжалось, напряглось, и под ложечкой засосало.
- Не бойся, бить не буду, - пообещала она. – На вопросы твои отвечу. Если вопросы будут правильные – советы дам. Ну, что ты там мне хотел высказать?
- А вы кто? – спросил я, соображая, кому и что я хотел высказать.
- Судьба-Злодейка, - усмехнулась она. – Ты меня именно так себе и представляешь…
- А откуда… - начал было я, но она меня прервала.
- Откуда… Ясно, откуда! Из твоего подсознания! Это ж Игра, вам же объясняли… Я вижу, тебе говорить трудно. Давай я тебя поспрашиваю, а ты отвечай. Только честно! В твоих же интересах…
- Мгм, - согласился я. Все равно еще плохо соображал…
- Жизнь тебя, стало быть, бьет… А почему? Как думаешь?
- Не знаю…
- Врешь. Знаешь. Только видеть не хочешь. Ты ж не случайно очки носишь – с 5 лет стал от жизни близорукостью отгораживаться.
- А что мне видеть? – разозлился я. – Жизнь бьет – так мне привыкать, что ли? Меня родители лупцевали нещадно, потом чужие стали лупить. Чего ж другого ждать, если я по жизни – мальчик для битья?
- Ну вот, можешь, когда хочешь, - похвалила Пиковая Дама. – Действительно: чего же другого ждать, если ты мальчик для битья? Причем по жизни…
- А я виноват, что не Шварценеггер? – на меня навалилось отчаяние: ну и что тогда пристала?
- А ты знаешь, что Шварценеггер в детстве тоже хиляком был? Как, собственно, и Сталлоне? И Ван Дамм? – парировала Судьба-Злодейка. – Они, мой милый, сами себя сделали тем, кто они теперь.
- Их, наверное, в детстве не лупили, - угрюмо предположил я.
- Да побольше, чем тебя, - сообщила старуха. – Не сомневайся. Только когда тебя лупят, тогда ты и выбираешь: или шею подставлять, или стать сильным.
- Я пробовал. Мне спорт не помогает – боюсь всего, - открыл ей страшную тайну я, и мне стало немного легче. – Бегать боюсь, прыгать боюсь, плавать боюсь, в команде играть – смертельно боюсь.
- А чего боишься? Чего именно? Загляни в себя, да поглубже?
Я попробовал заглянуть в себя – но увидел только плотный, клубящийся ужас. На грани паники и бегства.
- Не вижу, - с отчаянием сказал я.
- Зато я увидела, - утешила меня Судьба-Злодейка. – Ты боишься быть аутсайдером. И не оправдать доверия. И что тебя за это будут ругать. Может, даже бить. Так?
Внезапно у меня в голове словно заслонка открылась. И я вспомнил, как мать говорит: «Не можешь сумку с картошкой на 5 этаж затащить! Какой же ты после этого мужчина? Рохля ты после этого!»; и как отец говорит: «Слабак ты, тряпка! Бьют – дай сдачи, да так, чтоб кровавой юшкой умылся». И как я сам умывался кровавой юшкой, когда отец меня уму-разуму учил. И как никогда не мог ударить никого по лицу – ну не мог, и все! И как боялся, что все узнают, что я слабак, тряпка и рохля… И не мужчина…
- И ты им поверил… - задумчиво протянула Судьба-Злодейка.
- Кому ж верить, как не родителям? – пробурчал я. – Они-то меня дольше всех знают… С рождения…
- Да они себя-то не знают, - усмехнулась Судьба. – Откуда ж им тебя знать? Ты вот себя за что уважать можешь?
- Ну, за что… - растерялся я. – Читаю много. Рисую хорошо. Ну, и все, наверное.
- Нет, не все, Славочка, - возразила Судьба. – Я-то тебя тоже давно знаю. Так вот: ты умный, ты добрый, ты верный, ты честный, ты соображаешь быстро, котелок у тебя варит. Ты дружбу ценишь. Умеешь обиды прощать. У тебя талант художника, только ты ему пока раскрыться в полную силу не даешь, потому что в себя не веришь. В тебе много любви к людям, нерастраченной пока! А еще ты выносливый!
- Это я-то выносливый? – не поверил я.
- Ты-то, Славик! Потому что бьют тебя, бьют, а ты живее всех живых, все как на собаке зарастает.
- Ого-го… Это кто-то другой, это не про меня… - засомневался я. – Лежу вон, отдыхаю, еле губы шевелятся.
- Ничего, восстановишься, - неумолимо сказала Судьба. – И у тебя, между прочим, есть шанс! Вот скажи мне, Владислав, ты в Игру-то как попал?
- Ну, как… - я сомневался, хочу ли я об этом говорить, а потом мысленно махнул рукой. – Влюбился! Ну, стали встречаться, дальше - больше… А у нее брат крутой. Он при ней мне сказал прямо: «Увижу с ней – убью». У меня по привычке все тело сжалось, и вижу, он понял – испугался я. Вот после этого мне и заплохело совсем. Если отступлюсь, предам свою любовь – то я точно рохля, тряпка и слабак. А если не отступлюсь – забьет насмерть, он ведь не шутил, я это понял.
- Дальше, дальше, не останавливайся, - подбодрила меня Судьба-Злодейка.
- Ну, что дальше? Тут вижу объявление – Игра, мол, суперновые технологии, Талисман Силы, перенос в реал… Я и пошел, сразу, не раздумывая. Только вот сразу и доигрался. Не успел вынырнуть на первом уровне – толпа каких-то уродов набежала, и ну меня валять. Пока эта тетка со своей картофельной сумкой меня у них не отбила. Позорище, в общем!
- А как ты думаешь, почему ты притягиваешь к себе побои? – неожиданно спросила моя Пиковая Дама.
- Я притягиваю? – ужасно удивился я. – Да нет же, и не думал!
- Не думал, конечно! Только вот ты рассказывал, что фигура еще вдали – а у тебя уже тело сжимается. Так ведь?
- Ну да, - подтвердил я. – Я ж с детства привык, что за все лупят. Уже на автомате – всегда готов!
- Вот так и готовят мальчиков для битья, - удовлетворенно сообщила старуха. – Если ты всегда готов, так ты, как радиопередатчик, в мир и транслируешь: «Идите все сюда! Я готов принять удары судьбы!». А уж им только и остается, что поближе подойти.
- Хотите сказать, что я сам во всем виноват? – ощетинился я.
- Хочешь в очередной раз побыть виноватым? – засмеялась она. – Ну так ты уже пробовал, и что?
- А как надо? – спросил я. Соображал я действительно быстро, и сразу понял, что в этом таится какой-то важны ключ.
- А это – правильный вопрос, - обрадовалась Судьба. – Вот для этого и существует Игра. Чтобы понять, «как надо». И главное – попробовать. Сначала в игре, а потом – и в жизни.
- Ага, понял, - сообразил я. – То есть здесь как бы полигон, да?
- Полигон, - согласилась старуха. – Я тебе мудрый совет дам, Слава. Вот ты идешь решился Талисман Силы. Но для этого еще все уровни пройти надо! Так вот, запомни: настоящая Сила – она не в мышцах накачанных, и не в оружии. Настоящая Сила – внутри. Если ты доверяешь жизни, если готов сам строить свою судьбу, если уверен, что рано или поздно в любом случае дойдешь до цели – вот это и есть Сила. Ясно тебе, дорогой мой?
- На словах вроде все ясно… Но пока не прочувствовал, - сознался я. – Больно мне, и голова кружится.
- Это ничего, это пройдет, - пообещала Судьба-Злодейка. – Знаешь, ты начинай смотретьи на мир, и на людей другими глазами. Они ведь хорошие, если так-то разобраться… У каждого свои плюсы, свои минусы, свои заморочки… В общем, такие же, как ты!
- Хорошо, буду смотреть, - не стал спорить я.
- Ладно, пока тебе хватит для осмысления… Пора мне. Только у меня к тебе личная просьба есть – выполнишь?
- У вас? Ко мне??? Ну, если в моих силах… - опешил я.
- В твоих, в твоих, - успокоила старуха. – Знаешь, я ведь вовсе не злодейка. Зря ты меня так. И не старуха я вовсе. И не в черном… У тебя по дороге будет возможность мой новый образ сформировать. Так ты уж нарисуй меня покрасивше, ладно? Чтобы в зеркало смотреть не страшно было… Попробуешь?
- Да что там «попробуешь»? Это я вам обещаю! – воодушевился я. – Я ж все-таки художник, нарисую! Если возможность представится…
- Ну и хорошо! – обрадовалась Судьба. – Буду ждать! Уж очень хочется, чтобы про меня говорили: «Красивая у него Судьба!». Закрой глаза, Славик, а то сейчас вспышка будет.
Я послушно закрыл глаза – и, по-моему, уснул, потому что когда открыл глаза, меня снова осторожно трогала за плечо Максимовна.
- Славка, живой? Ну и слава Богу! Смотри-ка, что я тебе принесла! Воды не нашла, зато вот какая оказия случилась!
Я глянул – в руках у нее была бутыль, в которой переливалась светящаяся жидкость, и на бутыли было крупно написано: «ЖИЗНЬ».
- Шла-шла по подвалу этому, во все закоулки заглядывала, везде пусто, и только за одним ящиком железным она стоит. Представляешь? Ну, думаю, удача! Теперь поднимем Славку на ноги! Сейчас, только пробку свинчу.
- Максимовна, погодите. Это ж Жизнь! Запасная! – попытался остановить ее я. - Вы ее в сумку положите и берегите про запас!
- Да ну брось! Руки-ноги целы, чего мне тяжести за собой таскать? А тебе надо, ты вон еле дышишь. Давай, пей!
- Но ведь вас могут убить! Вот тогда вам запасная Жизнь и пригодится!
- Когда убьют – тогда и посмотрим. Будет день, будет и пища. А убить меня – это еще постараться надо, у меня супероружие с собой – сумку мою видел? Ну, то-то! Ты пей, Славик, пей. Набирайся сил.
И я выпил. Одним глотком – по-другому не получилось. Я мысленно пообещал себе, что когда Максимовне будет надо – я ей отдам свою запасную Жизнь. И даже не одну. Хоть две, хоть три.
Она стояла передо мной, сложив руки на животе, все такая же расплывшаяся и бородавчатая, но больше не казалась мне похожей на жабу – больше на скульптуру «Родина-Мать». Такая же огромная и надежная. Вот так вот взять – и отдать Жизнь другому, не задумываясь, и взамен ничего не потребовать, это ж не каждому дано! Жизнь медленно вливалась в меня, и я чувствовал, как растворяется боль, нарастает сила, и я уже могу стоять прямо. Мне показалось, даже росту во мне прибавилось.
- Спасибо, Максимовна! Вы замечательная женщина! – искренне сказал я. – Я в порядке, могу идти. В какую сторону?
- Ой, Славик! Я ж тебе не сказала еще… Я вон там выход видела. Так и написано: «Выход!». Только я не открывала – я ж воду искала. Пойдем туда, а?
- Пойдемте, конечно! Хотите, я вашу сумку понесу?
- Ни за что! – прижала покрепче сумку Максимовна. – Личное оружие посторонним в руки не дается!
И Максимовна бодро зашагала к неведомому Выходу, а я пристроился за ней, с удивлением ощущая, что я уже далеко не тот, каким был до избиения, встречи с Максимовной и содержательной беседы со Злодейкой-Судьбой. Которая, оказывается, вовсе и не злодейка, и мне еще предстояло нарисовать ее новый образ…
(Продолжение следует…)

Глава 3. Долговая Яма

... Он брел по длинному и узкому темному коридору, которому не было конца. Ровно выложенные ирпичные стены, бетонные пол и потолок, пыль и пустота. Собственно, коридор сильно напоминал Федору Семеновичу его жизнь – тишина… пустота… пыль… и бесконечное размеренное движение неизвестно куда.
Он шел час и другой, а потом вообще перестал смотреть на часы – какой смысл? Все равно время здесь не совпадает с реальным, говорили же… Вскоре он стал ощущать себя частью этого коридора, его движущимся придатком. «Как ленточный глист в кишке», - с неприязнью подумал Федор Семенович. Он вообще обычно думал о себе с неприязнью. Впрочем, как и обо всем остальном.
В Игру он ввязался по рекомендации своего личного врача. Врач был хороший, еще старой формации, не то что нынешние «узкие специалисты», которые дальше своей узости ничего не видят и не понимают, и Федор Семенович ему верил.
В последний раз врач долго крутил его, выслушивал, мял, мерил давление, сравнивал анализы с предыдущими, щурился, вздыхал, а потом выдал вердикт:
- Кому другому я бы дал совет простой: «На воды, сударь, на воды!». И чтобы обязательно курортный романчик… Необременительный такой… Но вы и «на воды» как на работу ездите, для вас это не пользительно будет… Так что…
- Так что у меня там? – отрывисто спросил Федор Семенович. Он любил четкость и определенность, чего как руководитель и требовал от каждого члена коллектива. И от наемных специалистов тоже. Но с пожилым и повидавшим разные виды личным врачом такой номер не проходил – напротив, он еще глубже задумался и явно настроился на лирически-философский лад.
- Что у вас там… Если простым языком, то организм у вас поизносился, вот что…
- По утрам бегаю, по выходным – бассейн и теннис, не курю, алкоголя не употребляю, никаких излишеств, рекомендованные лекарства принимаю аккуратно, - мрачно доложил Федор Семенович. – Чего еще-то ему надо, этому организму?
- Не «этому», батенька, а вашему! – пуще прежнего завздыхал доктор. – Не любите вы себя, не бережете.
- К делу, - сухо призвал Федор Семенович. – Себя любить не обучен. Беречь не привык. Есть дела поважнее.
- Да нет у человека дел поважнее, чем он сам, - мягко возразил доктор. – Впрочем… я понимаю. Коммунистическое воспитание, оно, знаете ли…
- Правильное это было воспитание, - строго сказал Федор Семенович. – Точно регламентирует, что должно делать, о чем думать, к чему стремиться. И как правильно жить, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы», как сказал великий классик.
- Уж эти мне классики! – посетовал доктор. – Столько чепухи в головы людские напихали! Или это мы их неправильно поняли?
- Рекомендации, - напомнил Федор Семенович.
- Ах да. Рекомендации… Я бы вам рекомендовал уехать недельки на три в глухое место… В тайгу куда-нибудь… Где людей нет вообще! Только природа. Природа, она, знаете ли, лечит! Да, и отключить телефон! Главное – никакой связи с цивилизацией!
- Я не могу бросить производство на три недели. И телефон могу отключить максимум на три часа, - проинформировал Федор Семенович.
- Запущенный случай, - покачал головой врач. – Тяжелый вы пациент, Федор Семенович. Я вас лечу-лечу, а вы мои труды на нет сводите.
- Какой есть, - придавил доктора тяжелым взглядом Федор Семенович. – Еще рекомендации будут?
- Будут, - кротко отозвался доктор, выуживая из кипы бумаг на столе какой-то листочек. – Вот. Это все, что я могу для вас сделать – на этот раз. Телефон придется отключить не более чем на 3 часа – это я вам обещаю.
- Игра? Чушь какая-то, - брюзгливо сказал Федор Семенович, пробежав текст глазами. – Зачем это мне?
- Вам нужная хорошая встряска, - внушительно сказал доктор. – Вы слишком размеренно живете. Ну, слишком правильно, что ли…Вы же себя в такие жесткие рамки загнали!!! Шаг влево, шаг вправо считается побегом. А Игра – это адреналин, это экстрим, это креатив, это неизведанные чувства и неожиданные опасности. Полагаю, это то, что поможет вашему организму выйти из спячки и мобилизовать силы.
- Встряска, стало быть… Ну ладно. Гарантируете не более 3 часов? – уточнил Федор Семенович.
- Честное врачебное слово. Могу на «Справочнике практического врача» поклясться, - заверил доктор.
- Хорошо. Сделаю, - пообещал Федор Семенович и сунул листочек в нагрудный карман, предварительно аккуратно сложив его в 8 раз. – Это все?
- Да в принципе да. Анекдот только напоследок вам расскажу, если позволите.
- Рассказывайте, - разрешил Федор Семенович.
- В купе поезда едут пожилой священник и молодой бизнесмен. Вот отъехали от станции, священник достает коньячок, лимончик и предлагает попутчику: «Давай, сын мой, причастимся!». А тот ноутбук открыл, в него чуть не с ногами залез и говорит: «Спасибо, батюшка, не пью». Ну, священник причастился, вышел в коридор, потом заходит и вновь предлагает: «Сын мой! Тут девчонки из соседнего купе приглашают в карты играть. Пошли, разговеемся?». А бизнесмен уже прессу разложил на столике и говорит: «Не могу, надо газеты просмотреть, да и женат я, не изменяю жене, грех же!».. Ну, батюшка ушел, всю ночь оттуда смех и визги, утром вернулся счастливый и говорит: «Сын мой! Пошли в тамбур, по сигаре выкурим?». А бизнесмен вроде и не ложился, и уже по телефону указания дает. Отвечает: «Нет, отец, вы уж без меня, не курю я». Ну, скоро счастливый священник собрался выходить. Весь радостный, свеженький. А бизнесмен поднимает на него воспаленные глаза и с тоской спрашивает: «Батюшка, вот я не пью, не курю, не гуляю, работаю днями и ночами, и денег много, но как-то все не так… Радости-то нет… Может, я как-то неправильно живу?». А батюшка посмотрел на него с состраданием и отвечает: «Да нет, сын мой! Живешь ты правильно. Но зря!».
Повисла пауза.
- Ну и к чему вы мне это все рассказали? – с легким неудовольствием спросил Федор Семенович.
- Да так, ни к чему, - вздохнул доктор. – Просто вспомнилось…
Вот и теперь Федору Семеновичу почему-то вспомнился тот самый анекдот. Зря! Зря он согласился потратить 3 часа своего драгоценного времени на эту дурацкую Игру. Серьезные люди в игры не играют, а дело делают. Ему, как директору завода, это было всю жизнь хорошо известно. Три часа – это очень много, если распоряжаться временем с умом. А он повелся на рекомендации доктора и теперь идет по этому нескончаемому коридору, в котором нет ничего, кроме стен, и как отсюда выбраться – неизвестно. Конечно, личный врач до сих пор ни разу его не подводил, но вот с этой Игрой… Провались она на месте!
...Раздался треск, пол пошел трещинами, и Федор Семенович, не успев отдернуть ногу, полетел вниз наперегонки с кусками лопнувшего бетонного пола. Летел он недолго и приземлился на спину, упав на что-то мягкое. Он посмотрел вверх – были видны края ямы и кусок бетонного потолка. «Метра четыре?» – прикинул он, поочередно шевеля конечностями с целью проверки на переломы. Руки-ноги оказались целы, и он попробовал сесть. Это удалось легко.
- А ты не мог бы с меня слезть, тяжело же мне, а, Семеныч? – с кряхтением раздалось из-под него.
Федор Семенович скатился с того, на чем сидел, и увидел, что упал он на живое существо, сильно напоминающее морскую звезду. «Звезда» шевелилась и явно пыталась собрать себя в кучу.
- Ты кто? – хрипло спросил Федор Семенович, приглядываясь к «звезде».
- Кто-кто… Организм я твой, вот кто, - с упреком сказала «звезда». – Ну что стоишь, помоги в кучу-то собраться! Руку дай…
Федор Семенович выбрал оконечность, больше всего напоминающую руку, и помог «звезде» встать на ноги. Перед ним, покачиваясь и охая, стоял древний седой старик, с неопрятными космами и тоскливыми глазами, тощий, босой, в сером рубище, и теперь он больше всего напоминал пациента психушки из фильма ужасов.
- Как ты сказал? – переспросил Федор Семенович. – Мой организм? Что за чушь?
- Вот тебе и чушь, - безнадежно вздохнул Организм, и Федору Семеновичу вдруг на миг стало жутко: он разбирался в людях и как-то сразу понял, что старик – не врет. Может, все-таки сумасшедший?
- Семеныч, я не сумасшедший, - ответил на невысказанную мысль Организм. – И ты тоже. Это ж Игра, здесь все может быть. Просто пришла нам пора встретиться. И поговорить. Если получится – по душам, если нет – хоть так…
- Ну давай, поговорим, - привычно взял себя в руки Федор Семенович. – Только, может, из ямы выберемся?
- Не выберемся, - тяжело вздохнул Организм. – Это ж Долговая Яма. Пока долги не отдадим – будем сидеть тут до морковкина заговенья.
- Какие долги? Ты что несешь? Нет у меня никаких долгов! – возмутился Федор Семенович. – В кредиты в жизни не залазил, сам в долг не даю и у других не беру. Даже за предприятием долгов не числится! О чем ты?
- Эх, Семеныч! – горестно отозвался Организм. – Ты не другим, ты себе задолжал. И много задолжал-то! За всю прожитую жизнь. За все недополученные удовольствия. За все пропущенные возможности. За все отвергнутое счастье. За всю любовь, которую зажал в себе… В общем, попали мы конкретно! Не выбраться нам, Семеныч!!!
- Тихо! И без паники, - твердо приказал Федор Семенович. – Я и не такие ситуации разруливал. Я ж всю жизнь, считай, людьми руковожу и производством управляю. Давай-ка, докладывай по существу. Все, что знаешь.
- Тогда присядем, Семеныч, - предложил Организм. – Разговор-то, однако, долгим получится.
- Да уже не дольше, наверное, чем этот коридор.
Федор Семенович вдруг неожиданно почувствовал, что впервые за долгое время он ощущает прилив сил, а внутри загорелся огонек азарта. Похоже, ситуация была нестандартной, и в этом присутствовал определенный интерес.
- Итак, ты говоришь, Долговая Яма. Допустим. И нам надо из нее как-то выбраться. Так я понимаю задачу?
- Ну да, - согласился Организм. – Надо. Только как?
- А для этого, братец мой, надо сначала собрать всю информацию. Вот и начинай доклад! А я послушаю…
Организм начал говорить, а Федор Семенович вдруг с удивлением понял, что эта Яма начинает ему даже нравиться – пусть она даже и Долговая.
(Продолжение следует...)

Глава 4. Путешествие по замкнутому кругу

Я тащилась за Эвридикой и пыталась не отставать. Было трудно дышать – носом я приложилась сильно, и он теперь распух и все время ныл. Ох, я и так-то красотой сроду не блистала, а уж с таким носом, наверное, и вовсе… Хорошо, что здесь больше никого нет, только я и Эвридика.
Повезло мне, что я в Игре вместе с ней вынырнула! Она такая красавица, и сильная, сразу видно. Я в нее поверила! Я бы хотела быть такой, как она – сильной, смелой и яркой. Но мне не повезло: и с фигурой, и с лицом, и с волосами… Я в зеркало на себя стараюсь вообще не смотреть – так не люблю свое отражение. И еще эти прыщи!!! Ну откуда они взялись??? И ладно бы в подростковом возрасте, но я из него давно вышла.
Мама все время вздыхала и говорила: «Ну в кого ты у нас такая? Кто на тебя позарится?». Никто и не зарился…
- Стоп, Ольга! – скомандовала Эвридика. – Еще одна дверь. Надо проверить. Ну, если и на этот раз…
Я ее понимала, как никто. Ведь шли мы уже очень долго, но на следующий уровень так и не вышли, и вообще никуда не вышли. И не то чтобы нам двери не попадались – попадались, и даже часто, но все они были наглухо закрыты, и что мы не пытались с ними сделать – все без толку. Двери были непоколебимы и вообще казались единым монолитом со стенами. Я, пытаясь восстановить дыхание, наблюдала, как Эвридика поднялась по невысокой лесенке и попыталась открыть очередную дверь. С тем же успехом. что и все предыдущие. Она и толкала, и трясла эту дверь, и билась об нее плечом, а напоследок сильно пнула ее ногой, и, видимо, ударилась, потому что села прямо под дверью и заплакала.
- Эвридика! Ты что? Ты ушиблась? Тебе больно? – заволновалась я, потому что ну не могла такая женщина плакать!
- Мне больно, - отозвалась Эвридика. – Мне, Оленька, ужасно больно! Потому что вот так всю мою жизнь – хожу и бьюсь в закрытые двери! Прошу: «Откройте, пустите меня, я хочу к вам! Мне страшно одиноко! Ну пожалуйста!» Иногда двери открываются, и меня пускают. Но ненадолго! Вскоре вышвыривают, как собачонку. И я снова бьюсь в закрытые двери! Я об эти чертовы двери все руки в кровь разбила, и сердце тоже. Я вся окровавленная, разве ты не видишь?
- Эвридика… миленькая… - я совсем растерялась, ведь то, что она говорила – этого просто не могло быть! – Ну пожалуйста, ну не плачь! А то я тоже заплачу! Потому что мне еще хуже! Я уродина! На меня никогда, ни один мужчина не посмотрел как на женщину! А я любви хочу! Как все!
- И я хочу любви, - прорыдала Эвридика. – Как все! А получается – меня используют и выбрасывают, как отработанный материааааал!
- А меня даже и не испоооользуют! – взвыла я, и наш плач слился в слаженный дуэт. Но реветь нам пришлось недолго.
- Бедненькие! Девочки мои маленькие! Как же мне вас жалко! – послышалось за спиной, и оттуда выкатилась старушонка в чепчике и просторном синем плаще. – Дайте, я вас прижму к своей груди! И вам станет легче!
Мы замерли с открытыми ртами, только всхлипывали обе. А старушонка металась то ко мне, то к Эвридике, и говорила, говорила, говорила… Она какие-то приятные вещи говорила, что жизнь к нам несправедлива, и мы заслуживаем лучшей участи, и что мы бедненькие, и только она нас пожалеет как следует. Но чем дольше она говорила, тем сильнее я чувствовала что-то неладное. Какая-то она была.. неприятная. Слащавая слишком, что ли? Я видела, что Эвридика тоже как-то подсобралась, напряглась.
- Вот ты, Оленька! – не унималась старушка. – Разве ты такого отношения заслужила? Да ты же молилась бы на каждого, кто на тебя внимание обратит! Ты бы его боготворила! Ты бы ему – ноги мыть и воду пить, разве не так? Да он бы счастливейшим человеком был, с таким-то ангелом, как ты! Ты ж ему все простила бы, все поняла бы, условия ему создала бы райские! Ну скажи, да ведь?
- Да, - вяло ответила я. В принципе, старуха озвучила мои тайные мысли. Именно так я и думала, когда мечтала, что ну хоть кто-то в меня влюбится. И, если повезет, даже женится!
- Не слушай ее, Ольга! – вдруг скомандовала Эвридика. – Не слушай! Это все обман!
- Какой же обман? – притворно удивилась старушка. – Чистой воды правда! Оленька обо всем этом думала, и не раз, это ее убеждения! Бедненькая моя…
Мне захотелось и в самом деле прижаться к теплой старушкиной груди, и чтобы она гладила меня по голове и жалела, а я бы поплакала и потом уснула в сладком изнеможении…
- Ольга, не смотри на нее, меня послушай! – еще громче заговорила Эвридика, поднявшись на ноги и вцепившись в перила лесенки. – Я прошла через все это! Ты только думала, а я уже воплотила!
- Как… воплотила? – не поняла я.
- В жизнь, дурочка! Это я создавала условия, чтобы им было комфортно со мной! Это я учитывала их интересы, забывая о своих! Это я им условия создавала! Я выкладывалась на 150%, только чтобы быть им нужной, а они брали, благодарили, говорили, что без меня они бы не смогли достичь таких успехов – и уходили к другим! А я оставалась зализывать раны и ждать следующего!
- Чистая правда, лапочки мои ненаглядные! Но ведь это и есть любовь! – с удвоенной силой запела старушка. Только теперь ее голос казался уже не просто слащавым, а приторным, как приманка для тараканов. - Разве это не прекрасно – принести себя в жертву любимому? Ведь когда ему хорошо, и тебе хорошо?
- Нет! Ольга, это неправда! – завопила Эвридика. – Отойди от этой гадины! Это не любовь, это жажда любви! Нельзя приносить себя в жертву! Никогда! Прочь от Ольги, тварь!
- Раскусили, - злобно прошипела старушка и скинула плащ. Мы вновь оцепенели, потому что под плащом скрывалось нечто невообразимо страшное. В центре клубился сгусток тьмы, а от него шли многочисленные щупальца, которые сжимали самые разные колюще-режущие и прочие убивающие предметы: серпы, удавки, шпаги, кухонные ножи и прочее холодное оружие.
- Если ты не будешь хорошей девочкой, он не останется с тобой, - скучным голосом сообщила тварь. – Если ты не будешь покладистой и удобной, зачем ты ему нужна? Если ты не будешь ему нужной, он бросит тебя. Если ты не принесешь себя в жертву любви, ее у тебя не будет! Ни-ко-гда!
- Заткниииись! – завопила Эвридика и задергалась, пытаясь преодолеть этот псевдоанабиоз. – Я была хорошей девочкой! Я была покладистой и удобной! Я старалась быть ему нужной! Я приносила себя в жертву любви! И что???? Ты врешь! Это – не любовь! А ты, тварь, ты – кто? Это – моя Игра, и я имею право знать!
- Имеешь, - согласилась тварь. – Я – ваша Жалость. К себе, разумеется, в первую очередь, но и к другим – тоже. Я присасываюсь и выпиваю до дна всю вашу жизнь – и того, кто жалеет, и того, кого жалеют. «Жалость убивает» – это обо мне правильно говорят. «Жалость по сердцу резанула», «от жалости горло сжимает» - это про меня… У меня много инструментов, сами видите! Так что жалейте себя, жалейте, бедные вы мои! Оплакивайте свою неудавшуюся жизнь, не останавливайтесь! Сейчас я вас обниму – и все кончится…
Черные щупальца начали расти, тянуться… И мне вдруг стало все равно – действительно, может, она и права? И пусть лучше все кончится?
- Сволочь! Я не дам тебе убить девчонку! Иди лучше сюда, сразись со мной! – Эвридика изо всех сил рванулась и вдруг перевалилась через низкие перильца и полетела вниз головой на бетонный пол.
Я сама не сообразила как, но в два прыжка я оказалась под лестницей и рухнула на бетон, и тут же голова Эвридики на лету воткнулась мне живот, который у меня накаченным отродясь не был. В районе солнечного сплетения гранатой взорвалась дикая боль, свет померк, и я отключилась.
Очнулась я от того, что меня кто-то укачивал. Было хорошо и спокойно, и глаза открывать не хотелось. Я даже вознамерилась было уснуть, но вдруг вспомнила события, предшествующие моему обмороку, или что там это было? В общем, Старушку-Жалость, тянущую свои черные щупальца с оружием индивидуального поражения. И она еще все хотела меня обнять… Я мигом открыла глаза, готовая завизжать и забиться, но надо мной склонилось встревоженное лицо Эвридики.
- Как ты, девочка моя? Оль, ты как?
- Кажется, нормально, - ответила я. – А где… эта? Ну, Жалость?
- Пропала. Как-то я перестала себя жалеть. За тебя испугалась, - белозубо улыбнулась Эвридика. До чего ж она была красивая! – А потом я на тебя рухнула, ну и вот…
- А я надолго отключилась? – испугалась я.
- Да нет, минут 15, наверное. А я тебя укачиваю и думаю: если бы не была такой дурой, у меня бы уже дочка была почти такая же, как ты. Или сын. Тебе ведь лет 16-17?
- Двадцать, - улыбнулась и я в ответ. – Это я просто выгляжу так… несерьезно.
- Чудесно ты выглядишь, девочка, - сообщила мне Эвридика. – Ты просто еще себя не видела, по-настоящему-то. Как твой живот-то, дышит?
- Слушай, а ты меня сейчас не жалеешь, случаем? – обеспокоилась я. – А то вдруг эта гнусная старушенция опять вернется?
- Я тебя не жалею. Я тебе со-чувствую, - сказала Эвридика. – Согласись, не одно и то же?
- Не одно, - слегка успокоилась я. – Я больше никогда не буду себя жалеть. И других тоже. Только сочувствовать! Я обещаю!
- Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь, - засмеялась Эвридика. – Раньше так юные пионеры обещания давали. А ты знаешь, юная пионерка, что я тут обнаружила, пока тебя укачивала?
- Не знаю, а что? – спросила я, усаживаясь рядом с ней.
- Смотри. Вон лестница, с которой я навернулась, так? А вот крючок. А это – кусок от твоих джинсов – ну, помнишь, когда ты зацепилась?
- Как – от джинсов? – удивилась я. – Мы же далеко от этого места ушли! За столько-то времени!
- Выходит, недалеко, - пожала плечами она. – Получается, мы с тобой все время ходили по замкнутому кругу. Откуда пришли, туда и вернулись.
- Как вернулись? – уже чуть не плакала я. – Не может быть!
- А мне нас ничуть не жалко, - весело объявила Эвридика. – Потому что я получила замечательный урок! Пока не перестанешь себя жалеть, так и будешь ходить по замкнутому кругу и силы терять! Пока Жалость тебя вообще до донышка не опустошит.
- Правда, - согласилась я. – Как же я сама не догадалась? Но постой… Как же так вышло, что я, серая мышка, и ты, такая красавица, а результат один и тот же?
- Знаешь, Оль, если ты совершаешь ошибку, жизнь не разбирается, кто красивее, или умнее, или старше, - вздохнула Эвридика. – Ей, видишь ли, без разницы…
- Эвридика… А ты, выходит, через все это много раз прошла? – с ужасом вдруг осознала я.
- Ну-ка тихо! – прикрикнула Эвридика. – Не вздумай меня жалеть! Стоит только впустить в сердце жалость – и… ну, ты сама видела.
- Не буду, - поспешила взять себя в руки я, задушив жалость в самом зародыше, и быстренько переменила тему. – Ну мы с тобой и игроки!!! Ничего себе, какого кругаля дали!
- Ага! Юмористки... Ты начала с того, что зацепилась и повисла… - хихикнула Эвридика.
- А ты – с того, что рухнула с лестницы! – захохотала я.
- Между прочим, даже два раза! – гордо сказала Эвридика и закатилась в хохоте.
- Ой, прикольно! Или это у нас нервное? – уже начала икать от смеха я. – Роковая жегщина на роковой лестнице! Может, в третий раз полезешь? Бог, говорят троицу любит!
- Может, и полезу, - вдруг сказала Эвридика, оборвав смех и привставши с места.
Я посмотрела туда же – и тоже умолкла. Дверь была открыта настежь. Путь открылся.

5. ВЫХОД, КОТОРЫЙ НЕ ВЫХОД

Выход мы нашли быстро – не врала Максимовна, не ошибалась. Дверь – обычная, обшарпанная немного, деревянная, ну прямо как в хрущевках, и звонок сбоку, с одной стороны оплавлен. То ли замыкание было, то ли мальчишки спичками баловались? А над дверью прямо на стене нацарапано мелом – ВЫХОД.
Максимовна моя вдруг почему-то заволновалась, притормозила.
- Это ж еще не конец игры, Славик? – вдруг спросила она, и в голосе ее я почувствовал тревогу.
- Нет, конечно! – стараясь быть уверенным, ответил я. – Мы ж только начали! Это переход на следующий уровень. Наверное…
- Погоди, дай отдышусь, - сказала Максимовна, и вдруг побледнела даже.
- Максимовна! – кинулся к ней я. – Да вы присядьте. Что ж вы так волнуетесь? Ну хотите, я первый войду?
- Ох, погоди! Что-то сердце сдавило, - пожаловалась она. – Давай и правда присядем, дверь ведь никуда не убежит?
- Конечно! Вот сюда, к стеночке, и я с вами посижу. Эх, Жизнь-то запасная как бы пригодилась! – пожалел я.
- Да нет, я ж не умираю! Так, вступило что-то в грудь, - тут же отозвалась Максимовна. – Просто посидим чуток – и пойдем, ладно? Ты поговори со мной просто, милок.
- Да конечно же, - закивал я, соображая, о чем бы с ней побеседовать. – Максимовна, а вы как в Игре оказались? Вы что, раньше в компьютере играли?
- Нет, Славуня, я к тому компьютеру в жизни не подходила, да и не было у нас его отродясь. А в Игру я попала со злости.
- Со злости? – заинтересовался я. – Это как это – со злости?
- Да вот так. Ты вот думаешь: «старуха, куда ей играться?», и не возражай, думаешь, думаешь. И я так думаю. А только я такую жизнь прожила, что играть-то мне некогда было! Я бы, может, и в детстве наигралась, да нас у родителей семеро мал мала меньше, я из старших, ну и помогала младших тянуть. Потом прямо от люльки с младшим братиком замуж вышла – свои детки пошли, муж на работе, я опять все на себе тянула. Муж оказался ледащий – ну, лодырь, непутевый, стало быть, а дети-то внимания требует, кто его даст? Опять Максимовна. Потому уж и у детей дети пошли, опять же кто за ними присмотрит? Бабушка! То есть я… Ты не думай, я не жалуюсь, не через силу все делала, в охотку. И радость мне от этого была! Только вот стала я чуять, что силы иссякают. Не та уже стала Максимовна! Ну, я как всегда – зажала себя в кулак, дескать, некогда болеть! А болезнь, она ж не спрашивает! Сердце, оно ведь тоже свой срок имеет. И уложило меня в постель, да надолго. Вот тут-то у меня и случилось времечко обо все подумать… Ты слушаешь, Славка, или уснул?
- Да что вы, Максимовна, слушаю, слушаю, мне очень интересно! – ответил я – мне и вправду было интересно.
- Ну так вот… Лежу это я и вижу, что никто на себя брать-то не хочет. У всех своя жизнь, и все привыкли, что мамка за всех все решит. Хоть за свет заплатить, хоть за продуктами сгонять, хоть с соседкой насчет ее собаки поругаться… не говорю уж чтоб дома убраться… Я лежу – а кругом все в упадок приходит. Раньше-то я все время в бегах, все время при деле, не замечала ничего. А тут вижу – муж целыми днями к бутылочке присасывается перед телевизором. Детям я не больно-то нужна – только если денег занять или внуков на время подкинуть. И все беспомощные какие-то…
- Как я? – вырвалось у меня.
- Что ты, Славка? – удивилась Максимовна. – Ты и не беспомощный вовсе. Просто себя еще не знаешь. Ты – эвон какой! А мои… Ну, растила я их, растила, да и вырастила, как нынче говорится, потребителей.
- Ну, может, привыкли бы? – попытался оправдать неведомых «потребителей» я.
- Может. Только у меня терпения не хватило, - созналась Максимовна. – Стала я им понемногу предъявлять. Ну, дескать, что и вы часть обязанностей на себя взять можете. Так ты знаешь, тут такой хай поднялся – ты б слышал только! Ой-ой-ой! Никто не хочет, все друг на друга кивают, и ничего с места не двигается. Сначала друг с дружкой все переругались, а потом и на меня ополчились: говорят, мол, тебе надо, ты и делай! А в доме меж тем уже паутина по углам повисла…
- А вы? – подбодрил ее я.
- А что я? Всю жизнь у меня на всех сил хватало, всем помогала, всех обихаживала. А после болезни моей чувствую – нету силушки, вышла вся. И поддержки от своих – тоже нет. Вроде всю жизнь на них горбатилась – а как случай вышел, так и одна я… Ну, я дождалась, когда на поправку пойду, а как на ноги встала – и сразу в церковь. Просить у бога смирения и понимания. Ну и сил, чтоб вынести все с достоинством.
- И что, помог вам бог? – спросил я.
- А как же? – удивилась Максимовна. – Он когда отказывал, ежели ты в него веруешь? Помог, само собой. Тут ведь что главное: надо знак не пропустить. Господь, он ведь сам-то говорить не может, так он знаки подает.
- А вам какой знак был? – еще живее заинтересовался я.
- А такой знак, что ехала я из церкви на автобусе, да вышла почему-то не на своей остановке, а раньше. Уж не знаю, почему. Иду, прогуливаюсь. Вдруг смотрю – на столбе листочек болтается, ветерком его мотает. Подхожу – а он оторвался, и прямо мне в руки и слетел. Ну вот скажи, что не знак?
- Наверное, знак, - пожал плечами я. – Раз вы так решили… А дальше?
- Так дальше я сюда и попала! – воскликнула Максимовна. – Там ведь как раз про Игру было, и про Силу… Как раз то, о чем я бога просила! А уж он лучше всех знает, как все устроить! Кто я такая, чтобы с ним спорить??? Сразу поехала и записалась. А там будь что будет, хуже уже не будет.
- Ну и рисковая вы женщина, Максимовна! – восхитился я. – Это ж надо, в вашем возрасте, и в такую авантюру! Прямо не верится!
- А что ж, - вдруг озорно усмехнулась Максимовна. – Мне в твоем возрасте не до авантюр было, а потом уж и некогда. Вот теперь, на пенсии – в самый раз! А то так умру, а в жизни ничего интересного и не увижу.
- Так ведь тут монстры всякие могут быть, - предупредил ее я. – Ну, чудовища, то есть. Вооруженные убийцы. Опасности!
- Эх, милок! – засмеялась Максимовна. – Ты бы в наше Рабочее Предместье вечером с автобуса через парк прошел – да никакой Игры не надо. Все тебе там: и чудовища, и вооруженные убийцы, и опасности, и эти… как его… монсторы! И еще много чего. А мы каждый день ходим. Так что у нас там свои игры, почище этой будут.
- Так вот откуда у вас универсальное оружие? – кивнул я на ее сумку.
- Ты еще не знаешь, чего я ей делать могу! – воинственно похвасталась Максимовна. – Ко мне не подходи – разом зашибу.
- Ну, тогда мне с вами ничего не страшно! – с удовольствием сказал я. – Даже через парк в Рабочее Предместье!
- То-то, - Максимовна была удовлетворена, даже румянец на щеках появился. – Ну, вроде я оправилась, пойдем, что ли?
- Пойдемте, - вскочил я.
После Жизни, подаренной мне Максимовной, силы я чувствовал в себе неописуемые. Хотелось подвигов! Поэтому я первым рванул к двери, подергал за ручку – закрыто, тогда я позвонил в звонок. Но ничего не произошло. Я попытался надавить – глухо, дверь сидела, как влитая.
- Ну-ка, пусти, - решительно отодвинула меня Максимовна.
Дверь тоже ей не поддалась, тогда она нажала на кнопку звонка, и вдруг дверь распахнулась! За ней открылась вполне мирная картина – обычная комната, а в ней обычные люди, занимаются своими делами.
Только вот Максимовна моя охнула, пошатнулась и схватилась за косяк.
- Боже мой милостивый, спаси и сохрани, - прошептала она, оседая и цепляясь за щербатую обналичку.
- Максимовна, что? Чего вы испугались? – подхватил я ее под руку. – Вам плохо опять?
- Плохо, милок. Ой, плохо! – слабым голосом сказала Максимовна. – Это ж моя квартира! И мое семейство. Вот так. Откуда шла, туда и пришла…
- Ну ничего себе! – только и смог сказать я.
Семейство состояло из пожилого мужичка в грязноватой майке и трениках, который пялился в телевизор, а перед ним на газетке были разложены-расставлены чекушка водки, литровка пива «Охотничье», полбулки хлеба, от которого он отламывал куски, перья зеленого лука и вскрытая банка каких-то консервов. Ну и рюмка со стаканом, для употребления жидкостей. Вид у мужичка был непрезентабельный и изрядно осоловелый.
- Муж мой, Степаныч, - пояснила Максимовна. – Что ж он хлеб-то не нарежет, а? Всю жизнь ленился… И майка вон на что похожа… Когда уделать-то успел? Я ж ему утром чистую подала?
В углу сидел мужик – большой такой, мордоворот, можно сказать, и читал книжку, время от времени поглядывая на часы. Нас они оба, похоже, не видели. Хотя мы стояли в дверном проеме как на картинке. Тут мужик оторвался от книжки и сказал:
- Батя, ну когда маманя придет?
- А фиг ее знает, - отозвался Степаныч, залезая двумя пальцами в банку. – Шляется где-то… Жди.
- Да некогда мне! – скривился мужик. – Может, ты мне денег дашь?
- А нету! – равнодушно сообщил Степаныч. – Ты уже здоровый лоб, свои иметь должон. Это маманя сердобольная, всех вас на себе тащит. Ну и пусть ее! А с меня где сядешь, там и слезешь.
- Отец называется! – укорил мужик. – Ты ж знаешь, как сейчас достойную работу найти трудно? Ну так я в поиске! А вы родители! Пенсию вам государство регулярно выплачивает!
- А ты вечно в поиске, - хихикнул Степаныч. – Видать, достойная работа тебя не больно-то ищет! А мою пенсию ты не замай, я ее честным трудом заработал! Теперь могу смело пропивать, я хозяин!
- Мне денег надо, - насупился мужик. – Ребятишки голодные.
- Мать придет – накормит, - пообещал Степаныч и с видимым удовольствием махнул еще рюмашку.
В это время в комнату вошла женщина, очень похожая на Максимовну, только молодая, видная такая, вся разодетая, в вечернем платье и с шикарной прической, и с порога на высоких тонах заверещала:
- Ну и где она бродит? Я же опоздаю!
- А я знаю? – глянул на не Степаныч. – Ты бы это… потише верещала, дочка. А то аж в ушах звенит!
- Ну не могу же я на тебя детей бросить! – в отчаянии притопнула босоножкой на высоком каблуке дочь. – Где мама, ну что же это такое?
- Не можешь – не бросай, - миролюбиво сказал отец и налил пивка. – А то бы и с детьми вечером побыла, не переломишься.
- Да? А личная жизнь? – тут же перешла в наступление дочь. – Я со своим козлом рассталась, так мне теперь судьбу устраивать надо.
- Ага, с одним козлом рассталась, так надо срочно другого завести, - подал голос из угла мужик – я уже понял, ее братец.
- А ты вообще молчи! Халявщик! – развернулась к нему сестрица.
- Я халявщик? Да это ты халявщица! – перевел стрелку брат.
Дальше они перешли на русский нецензурный, а отец меланхолично пережевывал перышко лука, не обращая внимания на их перепалку, только телевизор погромче сделал.
Тут в комнату вбежал малец лет семи, в руках у него был пластмассовый автомобильчик, и сразу схватил за край платья дочь Максимовны.
- Мама, меня Петька обижает! – ябедным голосом сообщил он.
- Отойди, балбес, ты мне платье помнешь! – взвизгнула нерадивая мамаша.
- Что ж, Славик! – вдруг сказал Максимовна. – Надо мне возвращаться. Пропадут ведь без меня, пропадут!
- Максимовна, погодите! – заволновался я. – Какое возвращаться! Вам туда нельзя! У вас же сердце!
- Вот и болит мое сердце за них, - горько сказала Максимовна. – Что ж они у меня… такие??? Словно дети малые!
- Да ничего они не малые! – возмутился я. – Все взрослые люди. И у всех же своя жизнь! Они же за ваш счет живут!
- Ну да, за мой. А куда деваться?
И вдруг они нас увидели. Все, разом. Замолчали сын и дочь. Оторвался от телека муж. Замер внук. Все повернулись к нам лицом и стали медленно приближаться.
- Мать, - невыразительно сказал Степаныч. – Возвращайся, мать… Дома не убрано, белье не стирано, ужин некому готовить!
- Мама! У меня презентация, мне ехать надо, - нервно заговорила дочь, поправляя прическу. – Тебя внуки ждут… Ну давай, мамочка, дорогая, иди сюда!
- Мам, мне денег надо. Ребятишки голодные, - подключился сын. – Я работу найду – отдам, ты же знаешь! Ты что, мне не веришь?
- Бабушка, навешай Петьке позатыльников! – потребовал малец.
Они медленно приближались и улыбались, тянули к матери руки, словно обнять хотели. Но мне они почему-то живо напомнили сцену из фильма про вампиров. Вот сейчас они дотянутся до Максимовны и будут сосать из нее соки, пока не высосут совсем, до донышка… А потом будут плакать на кладбище, над мерзлой могилкой, под ледяной крупой. И все будут говорить: «Эх, рано ушла! А такая здоровая была! Ей бы еще жить да жить!». И так я все это явственно увидел, как будто сам там был.
- Максимовна! Бежим! – позвал я, пытаясь оторвать ее от дверного косяка.
- Не надо, Славик. Беги один. Ты им не нужен, тебя не тронут.
- Они же вас загубят! – крикнул я. – Это же вампиры!
Мне удалось оторвать ее руки от двери и оттащить ее назад. Семейство же, напротив, почуяв ускользающую добычу, рвануло вперед – и теперь я явственно видел, как улыбки превратились в оскалы, зубы заострились, и вроде даже с них что-то закапало. Наверное, кровь. А может, слюна? Впрочем, на нашу сторону они не сунулись – что-то им мешало. Сгрудились возле двери, толкаясь, и щелкали зубами, наперебой убеждая Максимовну перестать дурить и вернуться к ним.
- Ну, вампиры. Но свои… Видать, моя судьба такая. Нести свой крест, - устало сказала Максимовна.
И сразу после этих слов откуда-то сверху со свистом свалился огромный, почти в человеческий рост, крест, который точно лег Максимовне на спину и на руки, она только охнула и нагнулась, умудряясь при этом еще и сумку не выпустить.
- Максимовна, миленькая, да послушай же меня! – умоляюще сказал я. – Это не твои родственники, здесь их нет, это ж Игра. Твои сидят дома и чай пьют. А это – образы твоего подсознания, настоящие вампиры! Они твою жизнь по капле выпивают, твои силы высасывают! Что ж ты всем должна, ну почему? Ты уж давно свои долги отдала! За всю-то свою жизнь! Пойдем отсюда, а?
- Я им нужна… - безжизненно отозвалась Максимовна. – Нужна…
- Ты мне нужна! – в отчаянном вдохновении завопил я. – Я без тебя тут точно пропаду! Без тебя и твоей сумки!
- Как пропадешь? Почему это пропадешь? – очнулась вдруг Максимовна. – Не надо тебе пропадать! Для того я тебя, что ли, спасала, чтобы ты тут же сгинул? И не думай даже!
- Тогда не возвращайся к ним, а? – попросил я. – Ну не выход это, не выход! Ты ж сюда силу пришла искать! Тебя ж Бог направил! Ты сама мне говорила! Максимовна!
- Бог направил, - сказала она уже тверже, и взгляд ее прояснился. Теперь она уже была похожа на прежнюю Максимовну. – Правду говоришь.
Она повернулась к вампирам, которые уже совершенно потеряли человеческий облик и теперь только выли в бессильной злобе, обнажая здоровенные клыки.
- Я всю жизнь на вас сил не жалела, - сказала Максимовна. – А теперь их мало осталось, чуток и себе надо оставить. Уж простите меня, коли сможете.
Вампиры стали лопаться и исчезать – один за другим. За ними – мебель и весь антураж квартиры. Вскоре там не было ничего, кроме пустоты. А потом и дверь исчезла, слилась со стеной. Только корявая надпись мелом «ВЫХОД» осталась.
- Нет, вернуться вот так вот – это не выход, - твердо сказала Максимовна. – Все, Славик, я в себя пришла. Будем другой выход искать.
- Только ты, Максимовна, крест свой оставь здесь, - попросил я. – Куда мы с ним? Давай я тебе помогу.
Но ничего не вышло. Крест к Максимовне словно прирос. Я его и дергал, и сдвинуть пытался – бесполезно.
- Ой, Славка, тяжко мне под ним, - пожаловалась она. – С места не сдвинусь ведь…
- А зачем ты его на себя взвалила? – упрекнул я. – Что вот теперь делать?
- Не знаю… Ты уж иди, милок, а я здесь постою. Может, и найдешь выход, а там с божьей помощью…
Не хотелось мне ее бросать. Она мне уже роднее родной стала, и боялся я за нее. Мало ли что? А у нее сердце больное, и крест этот придавил, к земле тянет.
- А знаешь что, Максимовна? – вдруг осенило меня. – А ты попробуй его на меня перевалить? Давай я твой крест понесу!
- Ты что, Слав? – откликнулась она. – Он же тяжелючий какой! Да и не твой он вовсе! Зачем он тебе?
- Ну и что, что тяжелючий! Я сейчас сильный, благодаря тебе, кстати! Не мой – так еще лучше, значит, не прилипнет! – продолжал настаивать я. – И потом, я же добровольно! Давай, Максимовна, тебе обязательно надо найти Талисман Силы.
И только я произнес эти слова, крест легко отделился от Максимовны и упал на пол, разлетевшись на тысячи мелких кусочков. Она еще какое-то время постояла в позе птицы на взлете, с раскинутыми крыльями, а потом пошевелила распахнутыми руками и удивленно сказала:
- Ой, Славик! Как легко то мне стало! Словно крылья выросли!
Тут ее руки задергались, затрепетали, и на самом деле начали превращаться в огромные крылья, на глазах обрастая перьями. Я не орнитолог, конечно, но по-моему, похожие на орлиные. Сумка выпала, я ее подхватил.
- Максимовна, ты чего? – только и успел спросить я.
- Ой, меня вверх тянет! Не могу! Сейчас взлечу! – испуганно проговорила Максимовна. – Славка, цепляйся скорее! Ты меня не бросай! И сумку тоже!
И она правда начала медленно отделяться от пола. Крылья плавно ходили вверх-вниз, создавая воздушные потоки.
- Не брошу! – пообещал я, перехватывая поудобнее сумку. Тут Максимовна рванула вверх, я только и успел ухватить ее за ноги, а в следующий миг я уже болтался в воздухе, пол стремительно ушел вниз. «Сейчас об потолок долбанемся!» - успел подумать я, но потолок куда-то исчез, и мы неожиданно оказались под открытым небом, на зеленом лугу, я успел рассмотреть какой-то ручей или неширокую речку. А потом что-то случилось – я не удержался, или Максимовна неловко повернулась – только я со свистом полетел на землю и с размаху зарылся в мягкий стог сена, ухнул в него с головой, и поэтому не видел, куда делась птица, еще недавно бывшая хорошей женщиной Максимовной.
Я кое-как выпутался из сена, встал на твердую землю и потряс головой. Игра становилась все разнообразнее! Небо было чистым – никаких птиц, и даже облаков на нем не наблюдалось. Зато жара была офигительная! Я захотел снять куртку, но что-то мне мешало. Я глянул – это была замечательная боевая сумка Максимовны, которую я дисциплинированно прижимал к животу.

Да, пожалуй, это то, что надо. Умереть – и уйти от этой боли. Говорят, проще всего вскрыть вены, сидя в теплой воде. И не больно, и эстетично…

Завороженная новой идеей, я потащилась в ванную – набирать теплую воду и искать лезвие.

Картина, развернувшаяся в ванной, нарушила оцепенение моего разума. Там творилось Нечто: из отверстия ванны с противным хлюпаньем толчками поднималась черная, зловонная жижа, и какие-то ошметки крутились в ней. «Ну вот, даже умереть спокойно не дадут», — с досадой подумала я и поплелась к телефону – вызывать сантехника.

Сантехник явился на удивление быстро, как будто ждал под дверью. Был он пожилой, лысоватый, в синем халате и черном берете, в старомодных роговых очочках, и всем своим видом напоминал учителя труда из моего школьного детства.

Сунулся в ванную и, кинув один только взгляд на бодро прибывающую омерзительную субстанцию, поставил диагноз: «Полный отстой!». Я не спорила – я и сама так думала.

- Что, негатив прет из глубин подсознания? – участливо спросил Сантехник. – И давно это у вас?

Я почувствовала, что во мне оживают эмоции. Вот сейчас поднялось возмущение.

- Вы зачем сюда пришли? – запальчиво спросила я.

- Прочищать, — скромно сказал Сантехник.

- Ну так прочищайте же! – предложила я.

- Какой смысл устранять следствия, если не устранена причина? – резонно заметил Сантехник. Впрочем, он стал доставать из чемоданчика какие-то инструменты.

В этом определенно что-то было. Мысли в голове стремительно упорядочивались.

- А в чем причина? – поинтересовалась я.

- Что ты думаешь, то и имеешь, — назидательно сообщил Сантехник. – Мысль материальна, ты это знаешь? Судя по содержимому твоей ванны, мы имеем невыплаканные слезы, разочарование, несогласие, уныние, негодование, да вон еще и обиды какие-то крутятся.

- Крутятся обиды, — машинально подтвердила я. – За что он меня так? Уж я ли не была хорошей женой? Уж я ли его не ублажала? Уж я ли его не любииииииила!!!!! – завыла в полный голос я. Но при этом успела заметить, что уровень воды в ванне стал зримо понижаться.

- Вот-вот-вот, — ласково сказал Сантехник. – Молодец. Ты поплачь, поплачь. Не держи в себе, отпусти.

- Что отпусти? – сквозь слезы спросила я.

- Все отпусти, — охотно объяснил Сантехник. – Обиды отпусти. Его отпусти. Себя отпусти. Все, что случилось, уже случилось. Это уже Прошлое, а тебе надо в Настоящее.

- А что оно – Настоящее? – слезы мои просохли, и я почувствовала, что вот-вот пойму что-то важное.

- Ты – Настоящее. И Бог – Настоящее. Но у Бога нет других рук, кроме твоих, — орудуя ершиком, вещал Сантехник.

- И что мне делать? – с надеждой спросила я.

- Чиститься! – торжественно провозгласил Сантехник, прокручивая тросик. – Я могу только помочь, но остальное зависит от тебя. Перестань задавать вопрос «за что?». Хоть раз в жизни спроси себя: «ДЛЯ ЧЕГО это все со мной произошло?». Что скажешь?

- Ну, — неуверенно начала я, — наверное, я где-то потеряла себя. Он для меня стал всем, все для него, а без него я никто. Я без него не могу жить! То есть не могла… — поправилась я. – И поэтому мне сейчас так плохо, как будто меня надвое распилили.

- Вот поэтому он и ушел, — печально сказал Сантехник, орудуя вантузом. – Ты растворилась в нем, и тебя не стало. А если тебя не стало, то что ему оставалось делать? Нельзя же жить с самим собой…

Я была ошеломлена. А ведь Сантехник сказал правду, чистую правду. Я так любила его, что отдала всю себя без остатка. И меня не стало. Я стала его частью. Он стал богаче на одну часть. А я?

- Я хочу по-другому, — твердо сказала я. – Я хочу снова стать целой. Что мне делать?

- Вот это другой разговор! – обрадовался Сантехник. – А чем ты хотела бы наполниться?

- Ну, я не знаю, — неуверенно начала я. – Раньше, еще до него, я была такая… оптимистка. Чувствовала себя на седьмом небе. Смеялась все время. Радовалась. Танцевала. Очень любила мечтать. Он говорил, что за это меня и полюбил! А потом я все это подарила Ему, и у меня ничего не осталось. Это так страшно, когда тебя нет. Только холод. Темнота. И мысли, как черви. Я больше не хочу растворяться. Наверное, я хочу наполниться Знаниями. Сказками. Стихами. Радостью. Светом. Энергией. Волшебством!

- Тогда ты на правильном пути, — одобрил Сантехник.

- Но я не знаю, как! И не знаю, у кого спросить! У меня никого нет – только он! Был…- затревожилась я.

- Тебе помогут, не сомневайся, — усмехнулся он. – Думаешь, ты одна в этом мире? Там, куда ты скоро придешь, таких много. И все помогают. - Он уже закончил и укладывал инструменты в чемоданчик.

- Постойте, куда же вы? – растерялась я.

- Я свою работу сделал. Хозяйка, зацени! – весело сказал Сантехник.

Я машинально заглянула в ванну. Она сверкала первозданной белизной. А на дне пламенела красная роза и картонный квадратик. Я взяла его в руки, это была визитка. Адрес: http://www.7sky.eu и короткая надпись «Встретимся на Седьмом Небе!». Я повернулась, чтобы задать следующий вопрос, и не обнаружила никого. И в коридоре никого. И дверь закрыта изнутри. И вообще: он был, или я уже…того? Да нет, вот же в руках роза, а вот – визитка. А главное – я чувствовала, как будто мои мозги изнутри почистили, хорошо так, на совесть – и ершиком, и тросиком, и вантузом… И они теперь отличались отменной свежестью и белизной.

Я еще постояла. Тряхнула головой. И пошла доставать пыльный ноутбук – мне очень хотелось еще задавать вопросы, много разных вопросов. А Сантехник написал, что встретимся на Седьмом Небе.

Да и в самом деле: где же наполняться Светом, Сказками и Волшебством, как не на Седьмом Небе?

Автор: Эльфика

Поначалу я не унывала, потому что верила, что рано или поздно найду способ разбить яйцо и отведать хотя бы яичницы с помидорами. Но время шло, а способ не находился. Я пыталась и корма менять, и световой режим, и разговаривала с Рябой и по-хорошему, и по-плохому, но ничего не менялось. Раз-два в месяц получала я все то же непонятное яйцо, которое ни в омлет, ни в пироги. Утром встану – поупражняюсь в яйцеразбивании, вечером приду – опять тренируюсь, а уж по выходным и вовсе научные опыты произвожу со всем фанатизмом исследователя-естествоиспытателя.

Вот вышла я замуж, мужа тоже к научным опытам привлекла – может, мужская сила тут нужна? Он поначалу с энтузиазмом мне помогал, потом, конечно, остыл, стал нехотя участвовать, а потом и вовсе отлынивать начал, но мне это было все равно: курица, в конце концов, моя, я – законная яйцевладелица, и я не отступлюсь, все равно научусь добывать из яиц пользу, хоть бы и из железобетонных. Так что бить, бить и еще раз бить!

Процесс это был долгий и трудный, а главное — безуспешный. С балкона яйца сбрасывала, болгаркой мужа упросила попробовать, сынуля на трамвайные рельсы подкладывал с моего наущения – нет, все впустую, ни на одном яйце – ни вмятинки. Лежат, сияют, как дурак на поминках.

- Уууу, глупая ты птица, хоть и заморская, – бурчу я на курицу. – И чего я тебя в доме держу? Может, тебя в деревню отвезти – у нормальных кур поучиться, как яйца несут? Смотри у меня, дождешься!

- Ккоооо… кккоооо…. – тихонько клокочет курица, а вид у нее такой кроткий, глупый, как у деревенской дурочки…

В общем, как-то незаметно превратилась моя курочка Ряба в Курочку-Дурочку, только так я ее теперь и называла. Со временем непробиваемых яиц от Курочки-Дурочки накопилось много, даже раздражать они меня стали. Бренчат по углам, выкатываются все время, на глаза лезут, под ноги попадаются, того и гляди споткнешься. Я и стала их раздаривать друзьям и знакомым в качестве редкостных сувениров. Люди дивились, брали, а потом благодарили, говорили всякие глупости – вроде как яйца в темноте светятся и удачу в дом приносят, будто бы чудесные они, эти яйца. Я многозначительно кивала – дескать, ага, точно, так и есть! – хотя на самом деле все это ерунда, ничего они не светились и не приносили, уж я-то знаю! Потому что какая там удача, если в процессе жизни я обратное наблюдала, и не раз? Вот так в какой-то момент мужа у меня лучшая подруга увела, и не стало разом ни любви, ни дружбы… Бизнес семейный при разделе ему достался, так уж все юридически прописано было, не додумала я в свое время обезопаситься… Ладно, проехали и забыли, надо дальше жить. Собственный бизнес попыталась завести – не идет, топчется на месте, того и гляди закудахчет… Да и другие проблемы возникали с завидной регулярностью, так что никаких чудес от яиц не происходило, это факт.

Вот так я жила, в борьбе за место под солнцем, старилась потихоньку, и курица вместе со мной. Только на ней это меньше было заметно, потому что курицы от морщин не страдают. С течением времени яйца стали появляться все реже, потом и вовсе иссякли, и наступил момент, когда осталось одно – последнее. Остальные я давно раздарила, а это осталось, так, на память. Я, конечно, и его попыталась расколотить, но, как всегда, потерпела неудачу, махнула рукой и поставила его на компьютерный столик, для красоты.

И вот однажды, сама знаю как, зацепила я шнуром от мышки это яйцо – оно покатилось, на пол шмякнулось и… ой, мама моя! – разбилось!!! Но из него не белок-желток, а какая-то жидкая черная пыль — протухло, что ли?

Смотрю я, значит, тупо, как по моему сливочно-бежевому ковру черная клякса расползается, и от ужаса коченею: эту же лабуду потом ни один пятновыводитель не возьмет! Так что я сразу за веником, за тряпкой и тазиком – и на ликвидацию последствий. Только потом, когда с пятном справилась и скорлупу в веник собрала, сообразила: господи, да свершилось же!!! Кокнула я все-таки это яйцо, посредством мышки! И ничего интересного там не оказалось – даже внутренности высохли в яичный порошок, да и тот зачах от времени.

Собрала я последствия в совок и вдруг замерла. Показалось мне, что это – вся моя жизнь, которая прахом пошла. Вот мне уже лет – страшно говорить, сколько, а что я имею? Квартиру в ипотеке, тягостные воспоминания, тотальное недоверие к тем, кому доверяла, да робкую надежду, что, может, все-таки, жизнь еще не кончилась, и лучшее впереди? И так мне горько стало, что я села на ковер вместе с этим совком и разрыдалась в полный голос. Жалко мне и жизни своей, и яйца разбитого – все-таки память о днях золотых, о первом свидании и о том, как из роддома с орущим свертком приехали, и как бизнес свой поднимали, и как на пикники выезжали всей семьей, да сколько их было, тех золотых дней? Если подумать, так и немало, только я занята была – все с яйцами воевала, пыталась до сути докопаться. Докопалась вот…

- Чертова курица! – взвыла я. – Всю жизнь ты мне испортила своими яйцами несуразными!!!

А тут и Курочка-Дурочка из коробки выгреблась, ко мне приковыляла.

- Ккоооо… кккоооо…. кокого черта? – говорит она мне человеческим языком. – Кто тут кому что испортил? Да я и есть Жизнь, если хочешь знать!

У меня слезы мигом высохли, сижу, таращусь на курицу, думаю, почудилось или правда птичка моя заговорила… А курица клюв разинула да как гаркнет:

- Я тебе со своей стороны чудеса исправно несла, а если ты их употребить не смогла, так при чем тут я-то?

- Какие еще чудеса? Яйца, что ли? Да что за проку в твоих яйцах, которые ни съесть, ни изучить?

- А чудеса не едят и не препарируют. Ими любуются! Чудеса жизнь украшают и вдохновляют на подвиги! Ими наслаждаться надо! А ты на что жизнь убила? На то, чтобы чудо расплющить! Не приняла ты моих даров, а теперь вот рыдаешь…

- И не правда это! – обиделась я. – Я между долблением яиц книжки умные читала, и практики применяла, и на тренинги ездила не раз. Я до чудес очень даже охочая! Только вот жизнь не такой удалась, как я хотела…

- Это что, я, по-твоему, неудачница? Или это ты неудачница?

- Я… я… — тут я не выдержала и снова заплакала, потому что в неудачницы мне не хотелось, а другого слова не придумывалось. Потому как выходило, что это не она Курочка-Дурочка, а я. А как себя еще назвать, если все чудеса за своими научными опытами проморгала?

- Ладно, не плачь, — проквохтала курочка. – Снесу я тебе другое яичко, да не золотое – простое. Яичницу, например, пожаришь, или пироги заведешь…

- Да что ж мне теперь, обожраться и помереть молодой? – возмутилась я. – На пироги я и в магазине яиц добуду. Мне бы чудеса в жизнь вернуть!!! Снеси еще одно золотое, а? Ну пожалуйста!

- Ну, уж и не знаю, — курица говорит. – Я как-то растренировалась уже, квалификацию потеряла. Тебе золотых яиц не надо было – а мне-то чего напрягаться? Я и так много лет впустую пыхтела…

- А если я тебя кормить как следует буду? Витаминчиков там, травки свеженькой? Может, гнездо тебе новое соорудить? Ты скажи, я мигом! Я без особых надежд и тебя не принуждаю, но интересно же мне с чудом пожить, раз уж осознала!

- Ко-ко-ко-короче! Хватит ныть, вставай. Ничего я тебе не обещаю, но попробую. Только учти: если ты и на этот раз тем же путем пойдешь, ничего не выйдет.

- Не пойду, не пойду! – замахала руками я. – Этим путем я уже сто раз ходила! Не буду больше с чудесами шутить.

- То-то и оно, что шутить как раз надо, — хохотнула курица. – Слушай и запоминай: если слишком серьезно к жизни относиться, то все чудеса будут казаться задачками с подковырками, решать их-не перерешать. А чудеса – они штука легкая, несерьезная. Шутки и смех – это то, что я люблю. Из них во мне чудеса и образуются…

- …а чудеса не надо препарировать, ими надо любоваться и наслаждаться, — подхватила я. – Потому что они освещают дом и приносят удачу!

… Времени с того памятного случая прошло совсем немного. Пока курочка еще не снесла мне золотого яичка. Простые у нее уже получаются, это да. Я им тоже несказанно рада – ведь это уже прогресс, курочка старается! Но я усиленно подкармливаю ее шутками и смехом, не даю себе снова уйти в «научное препарирование», стараюсь смотреть на все легко и с юмором и верю, что рано или поздно это свершится, и моя жизнь выкатит мне под ноги своей куриной лапой еще одно, самое главное в моей жизни Чудо. И уж его-то я ни за что не проморгаю!

Автор: Эльфика

Когда мальчик подрос, его отдали в деревенскую школу, но там ему было скучно. Его учили каким-то странным вещам – он точно знал, что ему это в жизни не понадобится никогда, и поэтому его внутренняя сущность протестовала и не хотела впускать бесполезные знания. Он пытался рассказать то, что узнал от маленького народца, но его жестоко высмеял учитель, а дети потом долго дразнили. Он понял, что лучше помалкивать и делать вид, что ты такой же, как все. Это у него получалось – у него вообще все получалось. Казалось, что Мир только и ждет, когда он что-то пожелает – чтобы немедленно кинуться выполнять.

Став подростком, он понял, что родители, конечно, любят его, но иногда кидают на него осторожные взгляды, в которых читаются вопрос и тревога. Он ощущал, что родители не понимают, почему он не такой, как все, и тревожатся за его будущее: как он сможет приспособиться к жизни? Что его ждет потом? У него были хорошие, заботливые родители, но он точно знал: открыть им свой внутренний мир – значит навеки поселить в них страх и непонимание. И он ничего не говорил – опять же, старался быть как все.

Чем старше он становился, тем больше чувствовал, что ему тесно в рамках, куда его постоянно загоняли традиции деревенской жизни. Тело его росло, наливалось силой, он чувствовал, как кожа его временами словно бы трещит по швам, и так же трещала черепная коробка – словно в нее вливалось что-то сверх меры.

Но он не хотел ничего такого знать, он твердо говорил себе: я – как все, и Мир послушно вторил ему: «Конечно, ты как все».

А ночью опять шел к холмам, чтобы вдоволь наговориться о дальних странах и послушать причудливые истории и песни маленького народца, и не понять было, где сказка, а где быль, и волшебство присутствовало в каждом слове, в каждом событии. Наверное, если бы он спросил у народца холмов, кто он есть на самом деле, они бы ответили – мудрый это был народец и очень древний, — но он не спрашивал. Может, в глубине души боялся услышать ответ, а может – просто не догадывался.

…Однажды утром, на рассвете, когда край солнца уже высоко поднялся над горизонтом, он возвращался с холмов, все еще переполненный странными историями, лунным светом и мерцанием звезд. Картина, которая открылась ему, когда он вышел на луг, заставила его остановиться и замереть в восторге. На лугу танцевала девушка. Она была в простом белом платье, длинные волосы ее были украшены луговыми цветами, босые ноги, казалось, еле касались земли. Он узнал ее: первая красавица, разбившая не одно сердце своей недоступностью. Она нравилась и ему, но он даже близко не смел подойти – знал, что уж ему-то вообще не светит. Но сейчас она казалась совсем другой, почти родной – он услышал музыку, под которую она танцевала, и сорвался с места, чтобы присоединиться к ней. Но девушка вскрикнула и остановилась, в страхе прижав руки к груди.

- Что ты здесь делаешь? – холодно спросила она, справившись с собой.

- Я шел мимо, — смутился он, — и просто захотел потанцевать вместе. Я думал, вместе веселее…

- Мне и одной неплохо, — проговорила она, глядя ему прямо в глаза. Это его удивило – она не боялась его взгляда, не как другие деревенские.

- Я тоже люблю делать странные вещи, — робко сообщил он.

- Что такого странного я делала? – еще холоднее спросила она. – Всем известно, что танцы на рассвете, на утренней росе, сохраняют молодость и красоту. Вот и все. Ничего странного.

- Извини, — еще больше смешался он. – Я вовсе не хотел тебя обидеть. Я, пожалуй, пойду.

- Подожди, — остановила она его. Она медленно окинула его с ног до головы оценивающим взглядом, а потом неожиданно улыбнулась. – Так и быть, я потанцую с тобой. Но если ты меня на руках отнесешь до реки.

Он прикинул расстояние, поднял ее на руки – и побежал. Его переполняли непонятные чувства, от которых за спиной вырастали невидимые крылья, а тело наливалось невероятной мощью. Он мчался, как неудержимый ветер, и казалось, что он мог бы так мчаться вечно – всю жизнь. Только на берегу реки он остановился, но не спешил разжимать руки. Она смотрела на него удивленно, чуть приоткрыв полные губы, и ничего не говорила. И тогда он наклонился и поцеловал ее в эти приоткрытые губы. Она ответила на поцелуй, но потом быстро освободилась от его объятий, подошла к кромке воды и, наклонившись, омыла зарумянившееся лицо. Казалось, она принимает какое-то решение.

- Не ожидала, — насмешливо сказала она, повернувшись наконец к нему. – Оказывается, ты сильный. А в деревне тебя считают чуть ли не дурачком…

- Ерунда. Я – как все, — недовольно буркнул он.

- Да нет, не как все, — задумчиво глядя на него, проговорила она. – Есть в тебе что-то такое… особенное. Хочешь, вечером пойдем на танцы?

Он обомлел от неожиданности. Такая красавица, недотрога, мечта всех деревенских парней – и выбрала его?

- Ну что ты стоишь, как истукан? – поторопила она его. – Я разрешаю тебе ухаживать за мной, или ты не хочешь?

- Я… я… я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, — в волнении сказал он.

- И будешь любить меня всегда? – чуть улыбаясь, спросила красавица.

- Обещаю, — выдохнул он.

Она удовлетворенно кивнула и взяла его за руку.

- Ну что ж, посмотрим, насколько ты хорош… — с сомнением сказала она.

Он готов был сделать все, чтобы развеять эти сомнения, чтобы доказать ей, что он лучше всех, сильнее всех, вернее всех.

Страсть обычно лишает разума, а он, не избалованный вниманием, потерял голову совсем. В деревне о них судачили – но он даже не вслушивался в эти разговоры. Он постоянно думал только о своей красавице, и мысль о ней была чиста, ярка и прекрасна. Он знал, что умеет любить, как никто другой – и это твердое знание придавало ему уверенность, что теперь она не захочет уйти никогда, ни к кому, никуда. Он делал ей дивные ожерелья из лесных ягод, добывал для нее дикий мед, ладил браслеты из причудливых корешков, пел ей песни и сочинял стихи.

- Ты и правда какой-то необыкновенный, — говорила ему красавица, и он верил в то, что действительно необыкновенный.

- Почему ты так часто пропадаешь в лесу? – спрашивала его девушка, и он начинал рассказывать ей о том, как здорово брать Силу у деревьев и играть в догонялки с белками, не замечая, что глаза ее прищуриваются, а взгляд становится все более недоверчивым.

- Ты такой фантазер, — говорила ему она, и непонятно было, одобрение это или осуждение.

Ему хотелось рассказать ей все истории, которые ему были известны, научить ее всему, что знает и умеет сам, открыться перед ней полностью – раскрыть ей душу, впустить ее в свой чудесный мир. Только она одна его понимала и принимала, только она одна была достойна прикоснуться к его сокровенному – к самой его сути.

Ослепленный своей любовью, он не замечал, что и она временами поглядывает на него с недоумением и опаской – как когда-то родители. А его душа пела, и песни эти сливались в многоголосье и слагались в прекрасный гимн Великой Любви.

Но ей так и не суждено было сложиться.

Однажды он решил, что пора познакомить ее с маленьким народцем холмов. Он верил, что она тоже полюбит смешной народец, и они смогут вместе слушать их древние легенды, валяясь на мягкой траве и глядя в звездное небо.

Она неожиданно легко согласилась уйти с ним ночью в холмы. Он понял это как знак доверия и очень обрадовался. В эту ночь они должны были стать еще ближе, и это ожидание наполняло его тихим радостным светом.

На закате они расположились на холме и наблюдали, как солнце плавно опускается за горизонт. Когда погас последний луч, а небо сменило сиреневую нежность сумерек на фиолетовую глубину ночи, на поверхности стали появляться подземные обитатели – маленький народец холмов. Они не торопились подходить – на холмах присутствовал новый человек, и к этому нужно было привыкнуть.

- Ну долго мы еще будем так сидеть? – капризно спросила красавица.

- Пожалуйста, говори потише, — попросил он. – Местные жители не любят шума. Смотри, как они испугались.

- Кто испугался? – непонимающе спросила девушка, оглядываясь по сторонам.

- Ну вот же, вот они! – показал он рукой в сторону своих маленьких приятелей.

- Да нет там никого, — с досадой сказала девушка. – Холм, трава, и все.

- Ну как же ты не видишь? – настаивал он. – Смотри, вот же они! Они маленькие, у них необычные одежды и очень мудрые глаза!

- Только трава и лунные блики, — отрезала красавица. – И перестань заниматься ерундой. Ты говорил, что сегодня случится что-то очень важное, что сделает нас ближе. Ну!

- Что «ну»? – не понял он.

- Так чего ж ты медлишь? – нахмурилась она.

- Я хотел, чтобы ты увидела мою тайную жизнь, — смешался он. – Познакомилась с моими маленькими друзьями… Услышала их дивные песни и странные сказки. Они очень интересные, поверь мне! И ты научилась бы понимать их язык…

- Замолчи! – закричала вдруг красавица, и народец холмов отпрянул, попрятался в свои норки.

- Никогда, никогда больше не смей нести чушь! Нет никакого народца! Есть холмы. Трава. Ночь. Мы есть! И все! А твоей ерунды нет, нет, нет! – она кричала все громче, лицо ее исказилось, кулачки сжались, и вдруг в призрачном свете Луны он понял, что сквозь ее красоту проступает какое-то совсем другой, очень неприятный образ. «Это ее Истинное Лицо», — вдруг догадался он.

- Ты просто ненормальный! – кричала она. – Нельзя жить придуманной жизнью, понял, ты, идиот??? Я хочу жить в богатом доме и рожать детей от здорового мужа. А ты… да пошел ты! Иди к своему народцу! Проваливай!

Он в полном оцепенении смотрел на эту беснующуюся ведьму и чувствовал, как с каждым ее словом, с каждым выкриком внутри него что-то закручивается, ворочается и разрастается. Это ощущение захватывало его все больше и больше, и он уже прислушивался не к ней, а к тому, что рождалось внутри. Оно быстро набухало, становилось все больше и распирало его, рвалось наружу.

Вся его жизнь трещала по швам, и сам он трещал по швам, и голова трещала по швам, и все это было по фигу, потому что его Великая Любовь оказалась Великим Обманом, а его красавица – не поняла его. Не разглядела… Не почувствовала.

- Я думала, что ты сильный! Настоящий! А ты – урод, сумасшедший, такой же, как все! – донеслось до него.

Это было уже слишком, через край.

- Неееееет!!!!! – раздался над холмами звериный рык. Он одним рывком вскочил на ноги, заставив ее умолкнуть на полуслове.

- Неееееет!!!!! – кричал он в черное небо, потрясая руками – она отпрянула и попятилась в ужасе.

- Неееееет!!!!! Я не такой, как все! – рычал он, разрывая ворот рубахи, который мешал дышать. И кожа тоже мешала дышать, и она начала трескаться, освобождая грудную клетку.

- Слышишь??? Я не такой, как все!!!! – раздирал он лицо криком, и кожа кусками отваливалась, обнажая его Истинное Лицо.

Она побежала вниз по склону холма, спотыкаясь и все время оглядываясь, но ему было уже все равно.

- Я не такой, как все!!!! – кричал он звездам, как будто они могли его услышать. – Я иной!!!! Слышите, вы????

И тут треснуло что-то в его черепной коробке, взорвалось звездопадом, и сознание отключилось.

Очнулся он от протяжной песни и от того, что кто-то гладил его – по голове, по рукам, по обнаженному торсу, и эти поглаживания были дружескими и теплыми.

Он открыл глаза и увидел над собой спокойную мягкость ночного неба, вокруг себя – зеленые холмы, а рядом с собой – маленький народец. Это они пели песню и гладили его. Они казались радостными и взволнованными. Когда он открыл глаза, среди народца пошло движение, и над самым ухом кто-то сказал скрипучим голосом: «С возвращением!».

Он повернул голову и увидел совсем уж древнего жителя холмов. Был он сморщенный и веселый, а в глазах его таилась вековая мудрость. «Эльф», — почему-то подумалось, откуда-то пришло такое знание.

Он с трудом разлепил пересохшие губы и хрипло спросил:

- Вы что, по-нашему заговорили?

- Да нет, это ты по-нашему заговорил, — усмехнулся старый эльф. – Ты вернулся, мы тебе рады.

- Что значит «вернулся»? – с трудом соображая, спросил он.

- Ты сбросил чужую шкуру. Теперь ты Тот, Кто Есть На Самом Деле.

- А кто я есть на самом деле? – наморщил лоб он.

- Ты – Див, вольный дух лесов и полей, — радостно сообщил эльф.

- Я – Див? – удивился он и бросил взгляд на свои руки. Это заставило его вскочить на ноги – народец еле успел брызнуть в стороны. Это были его – и не его руки. И сам он стал чуть не вдвое выше ростом – хотя и раньше был не маленький. А уж грудная клетка раздвинулась точно вдвое. Он ощупал свое лицо – и оно неузнаваемо изменилось. Он не видел себя, но почему-то знал, что теперь он по-настоящему силен и прекрасен.

- Подними голову, посмотри на Млечный Путь, — посоветовал старый эльф.

Он поднял глаза к звездному небу – и словно какая-то заслонка сдвинулась в голове, и туда потоком хлынули знания – о том, кто он, и откуда взялся, и почему совсем малышом оказался у тех, кого считал родителями, и отчего деревенские его побаивались и называли странным…

- Но почему я выглядел человеком? – задал он вопрос, который мучил его и требовал ответа.

- Чтобы выжить, малыш, чтобы выжить, — вздыхая, сказал ему старый эльф. – Ты наделен многими способностями, в том числе наводить морок на людей. Ты хотел быть как все – и до поры до времени у тебя это получалось.

- И что теперь? – напряженно спросил Див, разглядывая свои руки.

- Теперь тебе предстоит вспомнить все и выполнить свое Предназначение, — объяснил эльф. – Принять на себя ответственность за свою жизнь.

- В чем же Предназначение?

- А это тебе предстоит понять самому, малыш. Но ты не беспокойся: если ты понял, Кто Ты Есть На Самом Деле, весь Мир будет помогать тебе по первой твоей просьбе. Считай, что только теперь ты по-настоящему родился…

- А моя Великая Любовь? – печально спросил Див.

- А твоя Великая Любовь еще впереди, — сообщил эльф. – В этом мире много тебе подобных. И как только ты почувствуешь, что окончательно вернулся к себе – ты найдешь себе пару и продолжишь славный, древний род Дивов.

- Но я так любил ее… — вспомнил Див.

- Благослови ее – за то, что она дала тебе возможность вернуться к себе. Пусть даже через боль. Иногда уходят – тоже из любви.

- Что мне делать сейчас? – спросил Див.

- Для начала искупайся в речке, — вздохнув, посоветовал старый эльф. – Смой с себя остатки чужой шкуры. И чужой жизни заодно.

… Никого из людей не было в эту ночь на холмах. И поэтому никто не видел дивную процессию: величественно спускающегося с холмов к реке вольного духа лесов и полей — Дива, исполненного первобытной свободы, мощи и красоты, и сонмища сопровождающих его эльфов, танцующих в великой радости и поющих древнюю песнь Возвращения к Себе.

Автор: Эльфика

- А чего они хотят-то, дед?

- Дык это… Мучениев!

- Дед, ты чего несешь??? Живые люди – ну разве они могут мучений хотеть? Другое дело, когда я прихожу – тут многие мучаются, потому как боятся. Но ты-то, ты-то! Ты ж меня вовсе не боишься!

- Глупая ты, Смерть… Ну, не боюсь. И что с того?

- Так чего ж упираешься? Пойдем уже, а?

- Нееее… Вот ты сама посуди. Я собрался было на тот свет – совсем уж готов был, уж и успокаиваться начал, отходить потихоньку – так нет, приехали, с места сорвали, повезли куда-то. Ну, я опять из нужного состояния вышел.

- Ну вышел и вышел, так это когда было? Уж сколько возможностей по новой расслабиться имелось! Чего ж ты?

- Да погоди, Смерть! Я знаю, что ты умная. Но только вот дура! Я от трудностей бегать не привык, когда надо – я как штык. А тут такое ведь дело: они ж меня недаром к себе забрали, да? Они, думаешь, чего за тридевять земель меня тащили? Для меня, что ли? Да фиг вам! Для себя. Ты вот осознай: оно мне надо было? Мне покой нужен был! Я ж на вечный покой собирался, так сказать.

- Ну и шел бы себе!

- Дык понял я, что я им еще нужон. Для чего вот только? Ну, я поразмыслил и сообразил: это чтобы мучиться.

- Дед, а дед. Ты того… головой, что ли, тронулся??? – тоскливо спросила Смерть.

- Может, и тронулся. А может, и озарение снизошло. Озарило меня: ежели они меня в такую даль волокли, значить, возиться им со мной хотелось. Ну дык я за милую душу: возитесь на здоровье! Мойте, кормите, присматривайте, ухаживайте – я ж не против.

- А ты чего хотел, чтобы тебя как собаку бросили, одного?

- Неееее… Я хотел, чтобы дали помереть спокойно. Посидели бы со мной, поговорили… Али просто – тихонько посидели. Погодили бы, пока сам отойду. Почил бы, так сказать, в кругу родных и близких.

- Так у них работа, наверное, дела какие… Некогда с тобой рассиживать. Хотя – прав ты, дед, ой как прав! Раньше ведь так и делалось! «Отошел с миром» называлось. Тихо, мирно, спокойно. Родственники оплакали, глаза закрыли, на родной погост свезли… Эх, для меня хорошие были времена! Все чинно, с обрядами, по традиции…

- Вот и ты говоришь! На родной погост! До него дорогу-то сызмальства выучил! А тут – какие традиции??? Это в какой же традиции видано, чтобы помереть мешали? Ну, вот и пусть теперь возятся, — ухмыльнулся дед.

- Слушай, дед! Ну и вредный ты! Вот даже мне с тобой возиться надоело, хотя я и привычная. А уж им-то… Ну, может, сразу-то погорячились, совесть там, родственные чувства…

- Ага, чувства! Чего ж они тогда сейчас напрягаются? Думаешь, если я не в уме, то и не чувствую ничего? Все чувствую! И что надоело им. И что кипит в них все. И что уже тихо меня ненавидят. Но теперь – из принципа! Хотели меня – ну вот он я, ешьте меня хоть с солью, хоть с перцем!

- Ох, дед, ты прям бессердечный какой-то. Со мной и то договориться можно, отсрочить там, попрощаться… А ты – ну чисто изверг! Непримиримый… За что ты их так?

- Ах, Смерть ты, Смерть… Вроде древняя, как мир, а хуже ребенка. Да я бы давно с тобой ушел, ежели бы расслабился. А у них тут такие энергии летают – ну как расслабишься???

- Про энергии – это ты верно… Я и то чую. Завихрения прямо! – поежилась Смерть.

- Ну… Я ж хочу-не хочу, а подпитываюсь. Ну и дальше их напрягаю. Они – меня, я – их.

- Они-то тебя как напрягают, а? Заботятся же… Ухаживают.

- Да как? Пища какая-то… не нравится мне, непривычная. Хата тоже – не своя, чужая. Потолок давит. Вот надумали на меня какие-то штаны дурацкие надевать, а я отродясь такие не носил, жарко в них и потно, я их сдираю, а они ругаются – опять мне подпитка. Да…

- Дед! Ну должен же быть выход? – взмолилась Смерть. – Ты пойми, мне разнарядку все равно выполнять надо! Ты мне все показатели портишь! Который год висишь между небом и землей! Ты бы как-нибудь дал им знать, чего хочешь, а?

- Когда в себе был, меня не спрашивали. Да я тогда и сам не сильно понимал. А теперь я уж им и вовсе ничего не растолкую. Сама говоришь, завис между небом и землей, как по-человечьи говорить, уж и забывать стал, — грустно сказал дед, почесав тощую грудь. – Только вот с тобой, потому как ты без слов понимаешь…

- Ну а все-таки? – вкрадчиво спросила Смерть. – Ты подумай!

- Ну вот если бы отстали они от меня, пореже дергали. Сами приняли бы мою смерть. Только без вины, без страха, без остервенения. А так, тихо, смиренно. Я бы, глядишь, тоже расслабился и потихоньку отошел. Может, куда на природу бы меня вывезли – чтобы поле, речка, лесок какой. Облачка плывут, и небо такое синее-синее…

- Красиво рассказываешь, дед, — вздохнула Смерть. – Сама бы так повалялась на косогоре…

- Покоя хочу, устал я, — признался дед. – А у них тут какой покой? Беспокойство одно. Молитвы бы, что ли, почитали – да не для меня, для себя. Они успокоятся – и я упокоюсь.

- А может, махнем прямо сейчас, дед? – с надеждой спросила Смерть. – У нас там знаешь какой покой?

- Не могу, — тяжко вздохнул дед. – Ответственный я. Еще помучаю. Пока сами не дотумкаются.

- А если они так и не дотумкаются? – желчно спросила Смерть.

- Ну, тогда еще поскриплю, покуда сил хватит! – бодро просигналил дед. – Ты того… забегай! Не забывай!

- Тебя забудешь, как же, — покачала головой Смерть. – И бывают же такие упертые старики!

- Не мы такие. Жизнь такая! – проинформировал дед. – Ну, иди, Смерть. А я подожду. Должно же до них дойти, как думаешь?

- Дай бог, дай бог, — рассеянно сказала Смерть.

Ей тоже хотелось на природу, где лес и речка, и высокое чистое небо, и плывущие облака, и так легко расслабиться, забыться и узреть наконец-то Свет.

Автор: Эльфика

- Ну как не о том? Что ты такое говоришь? Мы же оба знаем, что между нами случилось. Я же все это 100 раз проанализировала, разложила по полочкам, бирки навесила.

- Не тем занималась, Душа моя. Ты как патологоанатом… Да, проделала большую работу. А я – вовсе не полочках, и без бирок. Вот он я, как живой укор.

- В чем ты меня укоряешь?

- Ты разложила по полочкам само событие. Но оставила себе на память Боль и Обиду.

- На память?

- Ну да. Если ты об этом все еще помнишь… Скажи, а зачем тебе надо мучиться? Ты ведь мучаешься?

- Мучаюсь. Еще как. Ненавижу тебя. Если честно.

- Воооот. Уже лучше. Перестаешь врать! Процесс пошел.

- Я ненавижу тебя за то, что ты все еще занимаешь место в моей памяти. В моем сердце. Ты мешаешь, ты тревожишь, ты напоминаешь о себе. Иногда мне кажется, что тебя уже больше нет, что уже все – но ты откуда-то вылезаешь, и все снова…

- Как ты думаешь, зачем я тебе?

- Нужен… Зачем-то нужен.

- Зачем? Скажи, зачем?

- Я вижу картинку. Я хожу по кругу, и руки мои за спиной. Как у заключенного. А ты – нависаешь сверху, большой, как солнце. И улыбаешься так насмешливо, вроде как снисходительно. И я от этого злюсь! Потому что ты ставишь себя выше меня! А я словно бы на коленях! Как маленькая…

- Стоп! Смотри: ты говоришь «как маленькая». Но ты же взрослая! В чем дело?

- Не знаю я, в чем дело. Но чувствую себя как несправедливо обиженная девочка, озлобленная, но несогласная. Несломленная! Да, они поставили меня на колени, но я не сдамся. Потому что я права, и это несправедливо!

- Тебя когда-то очень обидели взрослые?

- Да… Я постаралась это забыть. Потому что очень унизительно было. Но я их до сих пор ненавижу! За боль, за унижение, за ложь.

- А меня?

- Да причем тут ты?! Ох, подожди… Действительно, а при чем тут ты? Ведь я же сначала про тебя начинала, а теперь тебя в картинке вроде как и нет.

- Душенька моя, дорогая! Ну вот за этим я и случился в твоей жизни. Напомнить то, что ты забыла. Понимаешь теперь, почему ты не можешь меня простить?

- Нет… Объясни!

- Да не меня тебе прощать надо. А тех, кто поселил в тебе эту боль, эту обиду. Это несогласие! Я ведь просто вызвал у тебя схожие эмоции. Но я тебе кто? Так, прохожий. А они? Они для тебя были важны и значимы. Как боги! И ты не чувствуешь себя вправе злиться на них, и от этого злишься еще больше. Поэтому назначила виноватым меня.

- О Господи! И что же делать?

- Вернуться туда. Где они – большие, как солнце. И ты – маленькая, но несломленная. И другая ты – взрослая и умная. Подними ребенка с колен! Теперь ты взрослая, теперь ты можешь. Просто обними ее. И скажи ей: «Я выросла и стала мудрее. Я люблю тебя, солнышко. Я больше никому, никогда тебя не дам в обиду. Я сумею тебя защитить». Пусть она поплачет. Если хочет. И уведи ее из этого замкнутого круга. Это Прошлое. Все давно кончилось! Освободи ее. То есть освободи себя…

- Я сейчас плачу, слезы откуда-то… Ну скажи, за что?

- Не «за что». А «для чего». Для того, чтобы ты сделала это. Но для этого прошла свой Путь Познания. И, наконец, поняла: взрослые не всегда правы. Они тоже совершают ошибки – как, собственно, и ты. Но эти ошибки всегда можно поправить.

- Откуда ты все это знаешь?

- Приходилось. Я – Старая Душа, много чего знаю.

- Ты останешься? Мне так много у тебя надо спросить!

- Ты же вроде хотела, чтобы я исчез из твоей памяти навеки?

- Теперь почему-то не хочу… Что-то изменилось.

- Изменилась ты. Теперь ты видишь во мне не врага, а друга.

- Да… Друга. И ты мне нужен.

- Все мы друг другу нужны. Поверь мне!

- Я люблю тебя, Душа.

- И я сделал это все для тебя – тоже из Любви.

- Чем я могу тебя отблагодарить?

- Ну, это просто. Когда увидишь, что кому-то тяжело на душе – пошли ему Любовь. И если попросит – помоги. Вот и будем квиты.

- Не улетай, а?

- Не могу. Ты же меня освободила! Я теперь, как воздушный шарик – все выше, выше… Я больше к тебе не привязан. И ты свободна!

- Ну вот… А говорил – навсегда. Говорил – привязан ко мне…

- Не привязывайся никогда, ни к кому. Тогда вы будете просто рядом. Закон Взаимного Притяжения, знаешь? А если привязаться, да потом порвать ниточку – другой Закон. Закон Воздушного Шарика.

- Спасибо тебе, Старая Душа! Я никогда тебя не забуду!

- Не надо. Лучше помни о тех, кто рядом. А я – так… Просто прохожий…

Автор: Эльфика

- Господи, почему я так трудно живу? Я еще молода, а чувствую себя дряхлой старухой. Моя душа истерзана, мне жить не хочется! За что мне такая судьба? Что я такого натворила, что ты отвернулся от меня?
И откликнулся Творец:
- Милая, это не я отвернулся от тебя, а ты от меня! Совести у тебя нет, вот что!
- Как – нет? – ахнула Женщина. – Вот же она, Совесть, всегда со мной! Учит меня, подсказывает…
- Ну уж нет! – категорически возразил Творец. – Это не Совесть, а Вина. И не учит, а мучит! Совесть – это когда ты помогаешь попавшему в беду. А Вина – это когда ты ввергаешь в беду саму себя. Ошибочка вышла!
- Да, я постоянно совершаю ошибки… — в смятении пролепетала Женщина.
- А давай не будем считать это ошибками? – предложил Творец. – Ты постоянно получаешь опыт, только и всего. И если тебе кажется, что результат нежелательный, просто учти и в следующий раз сделай по-другому.
- То есть я ни в чем не виновата? – уточнила Женщина.
- Если ты в чем-то и виновата, так в том, что присвоила себе право себя казнить, — ответил Творец. – Это ошибка, и ее действительно нужно исправить. Думаешь, я не ошибаюсь? Еще как! Но я всегда говорю: «Надо же, как интересненько получилось!». И тебе советую.
- А что мне сейчас-то делать?
- Наверное, отпустить Вину. А Палач удалится вместе с ней, они ведь парочка, он без Вины жить не может. Пробуй, экспериментируй! Это же твоя жизнь – побудь сама Творцом.
Женщина подумала-подумала и решила отправить Вину куда подальше. Получилось где-то возле экватора. Вина огляделась – тепло, зелено и море рядом. Купила себе купальник и шляпу и легла в шезлонг – загорать. А Палач переквалифицировался и показывает отдыхающим пляжникам фокусы. Оба довольны и на прежнюю работу возвращаться не хотят.
А Женщина, которая осталась без Вины и без Палача, поправилась, расцвела и творит, что хочет. А если что-то не так выходит, только и говорит:
«НАДО ЖЕ, КАК ИНТЕРЕСНЕНЬКО ПОЛУЧИЛОСЬ!».
Автор: Эльфика

А деревня наша Болотное кем-то проклята, не иначе. Потому что каждый хоть раз да хлебнул ядовитого тумана (он часто по утрам над землей стелется, от него куры не несутся и даже трава жухнет). А если уж сам в туман попал – после этого люди волком воют, на стенку лезут, или водку ведрами хлещут, чтобы забыть, что там видели, в тумане-то. Есть и те, кто руки на себя наложил, не вынес ужаса, стало быть. Вот батюшка мой раз пять собирался: то петельку прилаживал, то в колодец бросался, то еще чего… Спасали, откачивали, а только толку-то? Все равно он от своих кошмаров пил все больше и больше, словно ведьма его тоже в жертвы назначила. А ведь какой мужик был – добрый, мастеровитый, да и к нам, детишкам, ласковый. Эх…

И меня туман не миновал. Одиннадцать мне было, когда я в него попала. Видать, сознание у меня помутилось, потому что ничего не помню. Оцепенение на меня какое-то нашло, словно заклятье наложили. Помню только, что страху натерпелась невыносимого. Но вроде вышла из тумана – ничего, живая, и умишко сохранился. Хотя даром мне это не прошло: вскоре почувствовала я тоску смертную, приставучую и неизбывную, и жить мне совершенно расхотелось. Меня родители и по лекарям, и по бабкам водили, что только со мной не делали – мне только и хотелось, чтобы в покое оставили и помереть спокойно дали. Но, видать, судьба и Бог меня хранили – не померла я, все же выкарабкалась я, хоть и не сразу. Ничего, стала жить, мужа своего встретила, дом хороший поставили, ребеночка родили. И тут мне проклятье аукнулось. Стала я замечать, что поселилась во мне ненависть. Все, что я любила, к чему стремилась, что от жизни в подарок получила, вдруг сделалось немило. На родичей смотрю – раздражаюсь, на мужа – тошнит, на сына своего Кирюшу – вообще сатанею. Вот он, туман-то ядовитый, видать, все же отравил меня! И жизнь мне всю отравил. Ни радости, ни счастья, а впереди – полный мрак.

А тут того хлеще: словно стал мне кто-то нашептывать, что должна я своего ребеночка в жертву принести. Отдать его, стало быть, ведьме на заклание. Я к мужу кинулась, помощи просить. А он не наш, не местный, он в наши сказки не верит. Только и сказал мне:

- Не выдумывай! Это ты сама такая злыдня, от природы, сама сынишку нашего гнобишь, и нечего на посторонних ведьм ответственность перекладывать. А только имей в виду: если что случится, я от тебя уйду, потому что мне жена нужна ласковая и любящая, а не такая… туманная.

Это уж последней каплей стало. Выскочила я на улицу и завопила: «Люди! Доколе же мы терпеть эту ведьму будем? Ведь мы все, почитай, родня, а ведь вымираем! Давайте думать, как нам жить, как от ведьмы избавиться, из этого туманного болота выбраться и начать жить по-человечески!».

Никто не ответил, все стояли, потупившись. Смотрю – глаза у одних пустые, отравленные, у других пьяные, осоловелые, и у всех покорные… Нет, от них помощи не дождешься.

- Кто мы супротив ведьмы? Мы слабые, а она сильна… Одолеет она нас, не помилует.

- Так-то хоть вполсилы, да живем. А свяжись с ней – и погубит враз. У нее ж пауки, драконы…

- Мы уж смирились…

- Видать, судьба такая…

А я как топну ногой да заору на всю деревню:

- Нет, не судьба! Что вы все руки опустили и головы повесили? Вы как хотите, а я пойду в темный лес и разберусь с этой старой ведьмой! Я свою кровиночку, сына своего единственного, ей не отдам! Все сделаю, а ведьму прогоню!

- Доченька, милая, — заплакала матушка. – Убьет она тебя… Скольких уж убила, и тебе не миновать. Сиди уж дома, авось еще обойдется. Мы живем, и ты проживешь.

- Хватит, насиделась, — говорю. – Я скоро сама в ведьму превращусь. Так, как вы живете, я жить не хочу и не буду. Так что простите и прощайте, пошла я. Попытка – не пытка, а хуже, чем есть, все равно не будет.

Оделась я потеплее, подпоясалась, взяла еды кое-какой, острый нож да осиновый кол, на мужа и сына напоследок глянула, и рванула к болоту, за которым Ведьмин Лес виднелся. Бегу и думаю: «Пока окончательно не свихнулась, надо ведьму найти и порешить. А если сама полягу – не жалко, все лучше, чем своими руками ребенка в жертву приносить». А сама ведь даже не знаю, как я с ней сражаться буду. Я ж не герой, не богатырь какой, боевым искусствам не обучена. С кухонным ножом и осиновым поленом на дракона – это ж просто дурой надо быть! Но пусть я и дура, все равно: все боятся и вымирают потихоньку, а я… я хотя бы попробовала.

Через болото я пролетела, ног не замочив. Я ж местная, за клюквой сюда каждый год хожу, все тропки знаю. А тут еще, видно, и Ангел-Хранитель мой подмогнул, не дал сбиться с пути. Вот уже и лес вырос – мрачный, страшный. Я в него влетела, даже не притормозила. Думаю, пока решимость есть, буду идти, а там как получится. Но я, как другие в нашей деревне, не смирюсь, нет. Зачем же мне Бог силы дал, уж явно не на растительное существование!

И вдруг… Ох, глазам своим не поверила! Идет мне навстречу женщина – и не ведьма, и не местная. Может, волшебница какая? Это потому что вся она светилась и переливалась, и глаза у нее были добрые и светлые.

- Здравствуй, милая! Далеко ли до деревни? – обратилась она ко мне.

- Недалеко. Прямо-прямо, потом через болото, а там и деревня. А вы не боитесь тут ходить? Места нехорошие, опасные…

- Я не боюсь, у меня защита хорошая, мне никто вреда причинить не может, — улыбнулась она. – А что ж ты делаешь в таких опасных местах, да одна, без защитников?

- Иду на ведьму войной! – говорю. – Нет нам от нее жизни, совсем замучила. Дело моего сына касается, а я за своего ребенка кому хочешь глотку перегрызу. Вот у меня и подручное оружие имеется…

- Понятно, — говорит она. – Давай-ка присядем. Вижу, сильная ты и решительная, только безрассудная немножко. С таким оружием много не навоюешь… Хочу тебе помочь. Примешь помощь?

Я аж обомлела. Надо же, помочь предлагает! Говорю ей:

- Спасибо, конечно. Только мне в жизни никто не помогал. У нас каждый сам за себя, да и то не справляется. Ненавижу я своих сородичей за лень и апатию, за то, что ничего делать не хотят. Бессильные они какие-то, туманом ядовитым опоенные…

- Так за что же их ненавидеть? – удивилась она. – Выходит, силенок у них маловато, так ты их не ругай, а пожалей, посочувствуй. За что ж человека корить, если он болен, если в беду попал?

Провела она перед моими глазами рукой – и словно пелена у меня спала. Увидела я своих сородичей другими глазами. Они ж и правда мало что несчастные, так еще и обессиленные страхами своими, болотом нашим, безнадегой. Сколько пришлых героев полегло – и не счесть, и с каждым надежды все меньше оставалось. Только я такая… безрассудная.

- Да. Правду говорите. Я на них от безысходности злилась. Вроде ж взрослые люди, должны были нас, ребятишек, защитить, а ничего не сделали. Но сил у них и правда мало, зря я на них ругалась. Отравленные они все, ползают, как мухи сонные. Но они не виноваты, просто им судьба такая…

- А ты, я вижу, сильная, — говорит она.

- Вроде так. По крайней мере, руки складывать не намерена. Сын у меня. Кирюшенька… Его велено в жертву принести. А я не хочу! Хлебнула я ядовитого тумана и стала злой. Теперь сама его со света сживаю. Это все ведьма проклятущая! Если ее не будет, то и злые чары рассеются. Научите меня, что делать, а?

- Хорошо, будь по-твоему. Дам я тебе три вещи, на выбор: веревку с мылом, меч-кладенец и платок расписной. Но взять можешь только одну. Что выберешь?

Разложила она передо мной меч, веревку и платок. Я смотрю на них в полном отупении и соображаю: при чем тут все, кроме меча? А веревка с мылом… это ж вообще! Мне на это смотреть-то страшно.

- Это брать не буду, — говорю. – Мне и так веревок этих с лихвой хватило, у меня батюшка был к этим делам дюже склонен, все пытался из жизни дезертировать, нас всех на произвол судьбы бросить.

- Туман? – спрашивает она, да так ласково, с участием.

- Он самый, — отвечаю. – Нахлебался батюшка этого тумана неоднократно. А куда деваться – жить-то надо, вот и шел и в поле, и в лес, и на болото… В наших краях тумана не минуешь, все через него проходят, да не все справляются.

- А батюшка твой все же справился, — подсказывает она. – Тебя вот родил, вырастил, силу тебе передал, чтобы ты еще поднакопила да на благо направила. А что малодушие проявлял – так тебя ж туманом тоже накрывало, знаешь, как это бывает.

- Ну да, — киваю я. – Что знаю, то знаю…

И так мне жаль батюшку стало, что я чуть не заплакала. Он, бедный, всю жизнь пахал, чтобы нас прокормить, на ноги поставить. А какие страхи и ужасы он внутри себя носил – то одному ему ведомо. Не мудрено, что жить ему порой не хотелось. Но вот живет же!

- Вернусь – поблагодарю, - говорю я решительно. – Если вернусь, конечно…

- Вернешься-вернешься, — смеется она. – Ты уж мне поверь, у меня глаз волшебный, наметанный.

- Так если вы волшебница, так может вы ее, ведьму-то… того? – вдруг осенило меня.

- Это не могу, — говорит она. – Обет я дала – зла не причинять. Иначе вся моя сила волшебная в песок уйдет. Да и не мое это дело – со злыми силами сражаться, они же у каждого свои. Я только помогаю, если вижу, что человек хороший и действовать готов.

- Ну да ладно, — говорю, — сама справлюсь. Только веревку и мыло вы сразу уберите, это выход для слабых. Остались меч и платок… В руки взять можно?

- Да бери, пробуй.

Попыталась я меч взять – мама моя! Тяжеленный такой, что я его кое-как двумя руками приподняла. Интересно, сколько пользы в бою от оружия, которое тяжелее хозяина? Я им не то что махнуть – пошевелить не смогу. Нет, не нужна мне в бою такая обуза. Остается платок, но это и вовсе не оружие.

- А может, еще что-нибудь есть? – с надеждой спрашиваю я.

- Нет. Только вот это.

- Значит, платок, — решительно говорю я. – Не знаю, на кой он мне в битве, но если что, так хоть умру красивой.

- А ты идешь умереть или победить? – спрашивает волшебница.

- Конечно, победить. Иначе какой смысл? Так-то помереть и в деревне можно, не трогаясь с места. За победой я! Только вот оружие подкачало…

- А ты ищи оружие не вовне, а внутри, — советует она. – Главное твое оружие – Чистые Помыслы, Здравый Ум и Доброе Сердце. Это три твоих верных помощника, они тебе всегда верную подсказку дадут. И платок выбрать – это ведь они тебе подсказали… Ты подумай: если обычное оружие до сих пор ведьмы не сразило, так может, оно на нее просто не действует?

- Да уж это точно! Там народу погибло – видимо-невидимо. Тоже ведь победить ведьму хотели, а что вышло?

- А ты учти их печальный опыт. Кто с мечом придет – от меча и погибнет. Кто ненавистью исходит – в ней же и захлебнется. Кто зло пошлет – зло и усилит. Так уже не раз случалось. Наверное, стоит хоть тебе пойти другим путем. Ты подумай!

- Я подумаю, — пообещала я. – Доверюсь сердцу и разуму. А помыслы у меня понятные – я сына спасти хочу. Может, хоть он без тумана поживет, на ясном солнышке…

- Молодец, умница. Правильно мыслишь! Так что иди смело, все у тебя хорошо будет. А я своей дорогой отправлюсь, меня в другом месте ждут-не дождутся.

- Спасибо, волшебница, — поклонилась я ей в пояс. – Чувствую я, уверенности во мне больше стало. И доброты. И здравого смысла тоже.

И отправились мы, каждая в свою сторону. Она – из леса, я – в лес. Но теперь мне было уже не страшно и не темно, словно часть ее сияния со мной осталась и дорогу мне освещала. А платок расписной, на плечи накинутый, согревал будто.

… Обиталище ведьмы открылось неожиданно. Все как в сказках: изгородь из кольев с насаженными человеческими черепами, покосившаяся избушка, сова на трубе ухает уныло. Ворота не то что настежь открыты, а вообще прогнили и на одной петле висят. Зашла я внутрь и сразу в избу. А там…

Да, не врали люди – страшнее старух я не видела. Вся темная, морщинистая, словно временем изъеденная, худая и костлявая. А глаза горят мрачным огнем, и в них ненависть такая, что по спине холод. Кругом запустение, паутина, в них сухие пауки висят, мохнатые ноги свесили, а у печки полудохлый дракон едва ворочается.

- Ага, свежатинка явилась! – захохотала старуха. – Сейчас, милый, ужинать будем! Только вот сражусь, и сразу же.

Дракон оживился и приподнял голову.

«Мои помощники – Здравый Разум, Доброе Сердце и Чистые Помыслы», — вспомнила я. Страх советовал мне или напасть первой, или бежать без оглядки, но Здравый Разум подсказывал, что так уже сгинул безвестно не один герой, поэтому…

- А я не сражаться пришла, — нахально заявила я.

- А на кой тогда??? – удивилась старуха.

- Поговорить.

- Да ты сдурела, девка??? О чем нам с тобой разговаривать?

- О чем-о чем… О жизни!

- Да что ты можешь знать о жизни, глупое ты создание? Ты лучше о смерти думай. Скоро уже…

- Не буду я о смерти думать, — помотала головой я. – Молодая я еще, чтобы умирать. Это у вас тут все смертью пропитано, гнилью покрылось, того и гляди, рассыплется да растечется.

Как ни странно, чем дальше, тем больше я успокаивалась. Теперь я смогла получше разглядеть горницу. Похоже, тут триста лет не убирались, все грязью заросло. А на столе сиротливо стояла одна-единственная щербатая миска и алюминиевая кружка. Старость и одиночество… не приведи господь!

- Небогато живете, — заметила я. – Видать, у богатырей с собой сокровищ особых не было?

- Богатыри эти! – фыркнула она. – Да они мне на один мах, дракону на один зуб…

- А чего она нам пищи не дает? – жалобно спросил дракон. – Кушать хотца…

- Сейчас покушаем, — зловеще пообещала старуха. – Сейчас я ее напугаю как следует, и подкормимся. Ничё, все нас боятся, все ненавидят, и она такая же…

«Они питаются страхом и ненавистью. И герои-богатыри им эту еду исправно предоставляют!», — подсказал мне Разум. И тут же Сердце екнуло: «Господи, да как же они живут??? Не мудрено, что оба такие истощенные. Только на собственной злобе и держатся… Одни тут, всеми ненавидимые, незнамо уж сколько лет». В сердце что-то шевельнулось. Может, сочувствие? «Доброе слово и кошке приятно», — шепнуло Сердце.

- Бабушка, а хотите, я в горнице уберусь? – вдруг неожиданно для себя выпалила я. – Грязно у вас тут и воняет ужасно…

- Все. Смерть твоя пришла!!! – взвыла старуха.

- Нет! – я отпрыгнула и инстинктивно прикрылась платком.

Старуха замерла и заморгала.

- Что это? Откуда он у тебя? – слабым голосом спросила она.

- Платок-то? А это подарок! – осенило меня. – Вам несла, преподнести хотела! А вы сразу «сражаться, сражаться»…

- Это ж мой платок, — простонала ведьма.

- Ну да, теперь ваш, — согласилась я, протягивая ей платок. – Носите на здоровье, бабушка. Красивый платок и теплый…

- Это мой платок, — повторила она. – Из прошлого. Я его в молодости носила. Еще до того, как ведьмой стала.

- Так вы… вы… вы не всегда ведьмой были? – я была поражена до глубины души.

- Ведьмами не рождаются. Ведьмами становятся. Знала бы ты мою жизнь, — безнадежно махнула рукой она.

- А вы расскажите, — осторожно попросила я.

- Не захочешь слушать. Забоишься.

- Нет, не забоюсь! Рассказывайте!

Наверное, совсем ей тоскливо было в этой глухомани, в гордом одиночестве, потому что она помолчала и заговорила. Ох, что я от нее узнала! Нет, все я вам даже пересказывать не буду – правда страшно. Но вот самое главное, наверное, надо, с него ж все и началось…

…Жила-была молодая девушка, чистая и ясная, как родник. Полюбил ее добрый молодец, и от любви своей зачали они дитя. А родня ее была богатая, кичливая, и жениха ей прочила богатого и знатного. Добрый молодец был хоть и добрый, да бедный, и в планы их никак не входил. А тут такой позор для семьи – у юной невесты брюхо на нос лезет, порченый она теперь товар, замуж ее хорошо не пристроить, все мечтания порушила!!! Поэтому дитя у нее отобрали сразу после рождения и изничтожили невинного младенца прямо на ее глазах. Девица лишилась чувств и упала без памяти, а когда очнулась, чувства к ней так и не вернулись. Стала она бесчувственной, как бревно, все у нее внутри умерло и разум помутился. Только память живой осталась, да лучше бы не помнить… Выдали ее замуж за старого и нелюбимого, он ее и бил, и ругал всяко, все расшевелить хотел, да куда там! Молчала и мимо смотрела. Все своего милого ждала, когда он ее найдет и заберет. А потом узнала случайно, что пока она без памяти валялась, добра молодца в солдаты отдали да сразу на войне и убили. Ничего не осталось от ее любви – только память, не дали злые люди той любви расцвести и плоды принести. И тогда в ней словно запруда рухнула – ощутила она такую ненависть к тем, кто счастье ее порушил, что затопило ее с головой, и мысль была одна – чтобы им было так же плохо, как ей, чтобы зло содеянное к ним вернулось. Добыла она книги черные, выучила заклинания разные и сплела из них страшное проклятие. Наложила она проклятие это на всех, кто к делу был причастен, упала на колени и стала просить, чтобы проклятие это сбылось и всех поразило в сердце, в печень, в мозг и в душу. Такая сила была в ее словах, что услышаны они были Силами Тьмы, и получила она ответ: «Все сбудется по словам твоим, ведьма. Но тебе придется заплатить. Ценой станет вечная жизнь, вечное заточение и вечное одиночество».

- Триста лет назад это случилось, — закончила свой рассказ ведьма. – Три века в этом лесу живу, и нет у меня ничего, кроме моей ненависти, дракона по имени Гнев и пауков, которые в сети людишек заманивают. Ненавистью я питаюсь, а страхом запиваю. И слуги мои этим же живут.

- А туман – это что?

- Это слезы мои горючие, которые я так и не пролила, в себе копила. Стали они туманом ядовитым, в котором вся моя судьба клубится. Я с тех пор родню ненавижу, на детей смотреть не могу, а счастье семейное для меня острый нож в сердце. Не бывает его, счастья-то, не должно быть. Так я запомнила, так и живу.

Острый нож? А что, это идея… У каждого должен быть выбор, и у ведьмы тоже!

- Бабушка, а хотите, мы с вами в игру сыграем? – предложила я. – У меня три предмета есть. Не простые предметы – судьбоносные. Но выбрать вы можете только один.

Сказала – и быстренько выложила все свои «сокровища»: острый ножик, осиновый кол и расписной платок, что подарить хотела.

- Вот! Выбирайте. Нож, кол, платок. На что глаз упадет!

- Убивать меня шла? — усмехнулась старуха, зыркнув искоса.

- Ага, не буду скрывать, была такая мысль, — подтвердила я. – Но теперь что-то не хочется. Думаю, мы и по-хорошему можем все решить. Нет у меня к вам зла, понимаете?

- А что есть?

- Понимание есть. Страдали вы много, причем незаслуженно. Родичи вас, можно сказать, и предали, и продали: любимого у вас отобрали и кровиночку вашу, продолжение ваше уничтожили, за старого хрыча замуж выдали. Убили они любовь, причем даже дважды. Понимаю я, почему вы тогда умом повредились да душой очерствели и весь мир ненавидеть стали. Но только кому вы хуже всего сделали? Похоже, себе. Другие-то худо-бедно, да живут, свадьбы играют, детей рожают, праздники устраивают, дома строят. А вы – тут, одна-одинешенька, с драконом-гневом, в этом диком месте, в пустом доме, замужем за горем, да еще и бессмертная. Как тут не посочувствовать?

У меня аж слезы навернулись, до того мне жалко эту несчастную бабку стало. Да, это точно: ведьмами не рождаются, ведьмами становятся… Она на меня смотрела, как на ненормальную, а потом говорит:

- Хотела бы я, как ты, заплакать, да не плачется. Все мои слезы в душе заперты, разъели они душу-то, как кислота. Нет у меня больше души. Мертвая я давно, хоть и кажется, что живу.

- Бабушка, милая, я могу вам как-то помочь? Хоть что-то для вас сделать?

- Подкормить злобой да страхом, только в тебе нет этого. А так – ну что ты можешь?

- Я много что могу, — заверила я. – Помыть, постирать, приготовить… Накормить едой нормальной, человеческой – у меня в котомке есть. Да и просто – поговорить, послушать. В игры вот поиграть!

- Да что с тебя толку… Девчонка еще, только в игры тебе и играть. А из даров твоих выбирать мне долго не придется. Острый нож да осиновый кол мне без надобности, да и тебе тоже – меня этим не проймешь, ерунда это. Возьму платок. Он мне память вернул о том хорошем и светлом, что все-таки в жизни когда-то, да было. Накину на плечи, пусть будет…

- И правильно, — кивнула я. Сердце у меня сжалось почему-то, словно от грусти. – Хороший выбор, носите на здоровье…

- Если б ты меня убить могла… освободить… тогда да. Свободы я хочу, свободы! Улететь на небо легким облачком, пролить наконец слезы мои невыплаканные весенним дождем. Устала я в этом теле, оно мне как темница. Но это тебе не под силу. Не ты цену назначала, не тебе и долги закрывать.

- А я все-таки попробую, — упрямо сказала я. – Послушайте меня, бабушка. Вот вы столько лет ведьмой были, все вас боялись и ненавидели. Но это потому что и вы после вашей трагедии всех боялись и ненавидели. Получается, чем больше вы – тем больше вас, и наоборот. И я тоже вас боялась и ненавидела! Но кто-то же должен разорвать этот порочный круг? Так пусть это буду я, возьму на себя такую ответственность! Вы имели право, у вас особая ситуация. Но пожалуйста, пожалуйста, пусть мой малыш живет! Не забирайте его, а?

- Да на кой он мне? – отмахнулась старуха. – Вы сами готовы все, что угодно, в жертву принести, по своему невежеству да от страха. Не нужен мне твой детеныш.

- Да в том-то и дело, что я сама его убиваю своей не-любовью! Я вашего тумана надышалась и теперь тоже становлюсь злой и ненавидящей! – воскликнула я. – Снимите с меня заклятие, я вас очень прошу!

- Убей меня – тогда сниму, — попросила старуха. – Пожалуйста, убей, выпусти, очень надо! Ты что думаешь, туман – это просто так? Да это мой крик о помощи! Чтобы хоть кто-то помог мне снова вольной душой стать. Там, в тумане, я вам всю свою страшную жизнь показывала. Умоляла, можно сказать, о спасении! А все только пугались да шарахались… А богатыри эти – дураки! Явятся, мечами машут, праведным гневом пылают, а сами внутри боятся до одури… Ну, мы их сожрем в один присест, высосем всю их силушку – и до следующего героя. А тут ты явилась. И что теперь с тобой делать?

Ну и что я ей могла сказать? Я уже совсем запуталась и, честно говоря, испытывала к старухе вовсе не те чувства, которые поначалу были. Она мне почти родная стала, почему-то так… Ну как я могла ее убить? Да и никто не мог бы, хоть и по другим причинам.

- Знаете что? – вдруг встрепенулась я. – Мне тут сердце подсказывает, что вас вовсе не убивать надо, а душу вашу освободить. Так?

- Так, — закивала она.

- А это можно сделать и другими способами!

- Это какими же?

- Вот, например, про хорошую песню говорят, что «душа сначала развернулась, а потом свернулась». Давайте споем?

- Ты что, с дуба рухнула? Я за триста лет все песни позабыла, да и голос у меня того… не песенный.

- Тогда я вам сама спою! – я подскочила к старухе, накинула ей на плечи платок и закутала ее. – Вот так. Садитесь. Слушайте!

И я запела первое, что на ум пришло:

В этот темный неласковый вечер,

Когда синяя мгла вдоль дорог,

Ты накинь, дорогая, на плечи

Оренбургский пуховый платок…

Я старательно выводила мелодию, что-то даже расчувствовалась, глаза затуманились, заволокло их слезами, так что не видела, как там бабка реагирует – сворачивается у нее душа или что там еще… Но когда я закончила песню, утерла слезы и глянула – обомлела. Валялся на полу платок, а бабки в нем не было. Испарилась, растворилась, растаяла. Дракон и пауки рассыпались в прах. Да и избушка угрожающе затрещала, заваливаясь на бок. Я опрометью кинулась спасаться, прихватив платок, и едва успела. На месте избушки теперь лежала груда полуистлевших бревнышек вперемежку с печными кирпичами, только труба из кучи торчала печально, как памятник. А на верхушках суровых сосен маячило невнятное облачко. Из облачка упала капля, прямо мне на лицо, и покатилась, как слеза.

- Бабушка! Ты все-таки освободилась… — прошептала я. – Слава Богу! Слава, слава Богу!

Ведьмы больше не было. Я совершила свой героический подвиг, причем без единой капли крови. На душе было хорошо и светло, как будто там только что прошел дождик. Я повязала платок и зашагала назад, к деревне.

Вот и лес кончился, и болото миновала. Вхожу в деревню – а там полный ажиотаж: народ столбенеет, рты поразевали, смотрят, как на привидение. Дома уже, наверное, поминки наладили, у них разве ж может быть повод не выпить? Только меня это сейчас ни капельки не раздражало. Я ощущала себя большой и сильной, голова была спокойной и ясной, а в сердце было сострадание ко всем, кто погиб и ко всем, кто не смог, и кто жил, страдал и все равно выжил. Может, сострадание – это и есть любовь?

И когда от дома ко мне кинулся мой сынишка, и я раскинула руки ему навстречу.

- Мама, все говорили, что ты не вернешься, только я не верил! А другие говорили, что ты сама превратишься в ведьму, а я все равно не верил! Я знал, что ты меня никогда не бросишь! А ты ее убила, да? Эта тварь больше не будет напускать на нас туман?

- Нет, малыш. Я ее не убила. Кажется, я ее полюбила. (Да неужели я научилась любить???). Но ведьма больше никогда не сможет никому навредить. И никакая она не тварь. Она была просто очень старая, несчастная больная женщина с трудной судьбой. Она улетела навсегда. Я ее освободила.

И я от души обняла своего ребенка. Заклятия больше не было, я чувствовала к нему любовь и нежность. Похоже, вместе с ведьмой я освободила себя…

«Это так», — шепнул мне Разум. «Это так», — согласилось Сердце. «Это так», — засмеялась я.

Автор: Эльфика

— О, какая восхитительная роза! – с энтузиазмом сказал мужчина, прикоснувшись к унылой пластмассовой вазочке, стоявшей на столике. Я посмотрела – там действительно была роза. Свежая, нежная, благоуханная, с капельками росы на лепестках. Что за черт??? Я могла бы поклясться, что эта вазочка с самого начала и даже еще секунду назад была совершенно пуста. Определенно! Но по купе уже плыл тонкий розовый аромат, что доказывало ее материальность.

— Ее здесь не было, — сказала я. – Это вы ее поставили?

— Ну что вы! Не я. Просто – обыкновенное чудо.

— Вы лжете, — твердо определила я. – Хотите сказать, что я рехнулась? Что у меня уже крыша поехала? Что я ничего вокруг не замечаю, да?

Я с ужасом понимала, что нахожусь на грани истерики, и еще чуть-чуть – пойду вразнос.

— А это вам, — сказал мужчина, сделал неуловимое движение рукой, и в ней оказалась шоколадка.

— Как вы это делаете? – напряженно спросила я, уставившись на его пальцы.

— Не обижайтесь на меня. Привычка. Я – иллюзионист.

— Кто?

— Иллюзионист. Фокусник. Артист оригинального жанра. Но мне нравится слово «иллюзионист». Я – мастер иллюзий. Это я вам, девушка, могу без ложной скромности доложить.

— Так роза – ваша?

— Моя, — покаянно кивнул он. – Вы были такая грустная, мне просто захотелось сделать вам приятное. Я не ожидал, что безобидный цветок может так испугать.

— Меня сейчас все может испугать, — ответила я. – Ситуация такая… пугающая.

— Пугающих ситуаций не бывает, бывают испуганные люди, — сообщил иллюзионист. – Я могу вам чем-то помочь?

— Нет, конечно, — мотнула головой я. – Вы-то чем поможете? Незнакомый человек, просто попутчик…

— Э-э-э, не скажите, — не согласился он. – Именно незнакомый человек и может стать тем, кто увидит вашу ситуацию непредвзятым, «незамыленным» глазом, и оценит ее беспристрастно, не принимая ничьей стороны. Вам от меня ничего не нужно, мне от вас ничего не нужно – встретились и разошлись. Так что пользуйтесь случаем!

— Знаете, не лезьте вы ко мне в душу с вашими разговорами! – рассердилась я. – Тоже мне, спаситель! Иллюзионист… Мне своих иллюзий хватает – во! – и я для наглядности чиркнула ребром ладони по подбородку.

— Ого, да вы почти захлебнулись в собственных иллюзиях, — нисколько не обидевшись, озабоченно сказал он. – Еще чуть-чуть – и они в вас хлынут через рот. Надо срочно чем-нибудь запить! Айн, цвай, драй – ап!

Дверь приоткрылась, и в проеме возникла проводница, немолодая и полная, с усталым недовольным лицом.

— Билеты приготовим, пассажиры.

— Хорошо, приготовим. А пока… Два стаканчика кипяточку, если вас не затруднит. А чаек у нас свой, — распорядился попутчик. Голос у него был негромкий, но властный, проводница сразу закивала и сгинула – видимо, за кипяточком.

Мы едва успели достать билеты, когда она вернулась с двумя стаканами в допотопных металлических подстаканниках с эмблемой ЖД.

— И лимончик! – заботливо сказала она, почтительно опустив на стол блюдечко с желтыми кружочками.

— Вы – чудо! – искренне восхитился иллюзионист, и в его руках оказался тюбик. – Это вам, чтобы сберечь вашу красоту для мира.

— «Атласные ручки»! Линии «Мерилин»! – ахнула проводница, заворожено уставившись на тюбик. – Вы… волшебник!

— Вы тоже, моя дорогая, — задушевно сказал он. – Все мы волшебники, каждый в своем роде…

Проводница удалилась, светясь от счастья, а я воззрилась на него уже внимательнее. Мужчина был на вид совершенно обыкновенный: немолод, не сказать чтоб красив, но и не урод, конечно. Одет он был в серый костюм и голубую рубашку – и то, и другое так себе, явно не от Кардена. Экипировку дополнял не то большой портфель, не то небольшой чемодан черного цвета. Собственно, все. Среднестатистический мужчина. Только вот глаза у него были замечательные: темные, глубокие, живые и теплые, и в них, где-то там, глубоко-глубоко, словно бы плясали золотые искорки.

— А крем – тоже иллюзия? – спросила я. – Через минуту растает в воздухе, как мираж?

— Нет, крем настоящий, впрочем, как и роза, — засмеялся он. – Мне не трудно, а ей приятно. Маленькие чудеса всегда приятны. И творить их может каждый, было бы желание.

— А большие чудеса вы творите?

— Я разные творю. Все-таки иллюзионист со стажем…

— А если я вас попрошу? – решилась я.

— Я постараюсь, — серьезно ответил он. – Вы пейте чай, он уже заварился.

Все-таки ловкость рук у него была неимоверная. Я и не заметила, когда он успел кинуть в стаканы по пакетику чая, и теперь к аромату розы и нарезанного лимона примешивался запах корицы, имбиря и, по-моему, еще мяты…

— Рассказывайте, — повелел он, и я не посмела ослушаться. Ух и сила в его голосе, просто мурашки по спине! – Что у вас там стряслось?

— Безвыходная ситуация. Тупик, — начала я и замолчала, собираясь с мыслями.

— Безвыходность – иллюзия, — тут же сообщил он. – Если вы даже и забрели в тупик, то всегда можно выйти через вход.

— А если дверца захлопнулась? Если это даже не тупик, а ловушка? – спросила я.

— Ловушка – это тоже иллюзия. Это просто такая хитроумная задача на логическое мышление. Надо не отчаиваться, а решать – вам даже интересно будет.

— Ничего себе «интересно»! – всплеснула руками я. – Когда ты находишься в замкнутом пространстве, и на тебя со всех сторон давит…

— Абсолютно замкнутых пространств не бывает. И это иллюзия! Уж поверьте старому фокуснику. Всегда имеется какая-то дверка, или окошко, или щелка, или отверстие – в общем, лазейка. Вход, он же и выход.

— А если не имеется? – горько спросила я. – Если вообще – эти стены вот-вот тебя раздавят? Если постоянно приходится сжиматься, скукоживаться, принимать неестественные формы? Если так тесно, что уже начинаешь задыхаться?

— Да, что тогда делать? – спросил он. — Невозможно же сжиматься и скукоживаться до бесконечности? Вот смотрите… — и он сотворил очередной фокус: в его ладони сам собой появился небольшой мячик для тенниса. – Вот, я его сжимаю, придаю ему неестественную форму… А он сопротивляется и возвращается к естественной. Вот вроде бы я его сжал… Почти получилось! А он не хочет жить в таком состоянии и снова становится круглым… То есть самим собой! Видите?

— Вижу, — кивнула я, внимательно следя за трансформациями мячика. – Но я же не мячик!

— А поему бы вам им не стать? Ну хотя бы на время? – предложил он. – Создать такую иллюзию – ощутить себя резиновым мячиком? Слабо, да?

— Вовсе нет, — слегка обиделась я. – Воображение у меня хорошее. Сейчас, ощутю. То есть ощущу. В общем, попробую!

— Я вам немного помогу, — пообещал он, воздевая руки. – Брамс, бимс, абракадабра!

Не знаю, он ли помог, или я такая талантливая, но у меня получилось сразу. Я сосредоточилась – и вдруг почувствовала себя маленьким теннисным мячиком. Я прямо физически ощущала и свою приятную округлость, и жесткую упругую резину, и ворсистое покрытие, и желание попрыгать, полететь куда-нибудь, отскочить от твердой поверхности…

— А теперь я попытаюсь засунуть мячик воооот в эту шкатулочку, – услышала я как издалека голос иллюзиониста.

В поле моего зрения появилась небольшая коробочка, почти вдвое меньше меня. То есть мячика, конечно. Я хотела сказать, что не помещусь в нее, но не успела: иллюзионист уже стал уминать меня, запихивая в эту самую шкатулку, причем довольно жестко и немилосердно. Я, потеряв дар от такой наглости, только возмущенно пыхтела и отчаянно сопротивлялась, но его сильные и ловкие руки держали меня крепко. «Как в ежовых рукавицах», — подумала я. Наконец, ему удалось со мной справиться, и он даже прихлопнул меня крышечкой. Но тут уж меня просто взорвало. В прямом смысле слова. «Прекратите немедленно!», — хотела завопить я, набрала полную грудь воздуха, и – бу-бух! – шкатулка с треском развалилась, а я вмиг очутилась на воле, воинственно подпрыгивая на месте.

— Тихо, тихо, тихо, — успокаивающе забормотал мой попутчик. – Все уже закончилось. Но сколько же в вас задавленной энергии! Еще чуть-чуть – и вы бы все купе разнесли!

— Ой, извините, — смутилась я, приходя в себя. – Уж очень ярко я все это представила…

— Не удалось захлопнуть вас в ловушке, да? – засмеялся он. – Как вы ее – вдребезги! Вот ведь можете, когда захотите!

— Ну еще бы! – все еще не остыв, с вызовом сказала я. – Вы же меня буквально смяли! Как можно было запихивать такой большой мячик в такую маленькую коробочку? Это же немыслимо!

— Ну а как вы позволяете себя, такую большую, взрослую и красивую девушку, запихивать в рамки чужих представлений, желаний, условий? – живо отозвался он. – Вы давно уже выросли из всех «коробочек», но все еще даете собой играть другим. Вот что немыслимо!

— Я не даю! – возмутилась я. – Я такая, какая есть!

— Ой ли? – усомнился фокусник. – Вот это задерганное, несчастное, испуганное существо, запрыгнувшее в первый попавшийся поезд, чтобы сбежать от себя – это вы и есть? Нет уж. Обманываете. А я не верю! Считайте, что этот фокус не удался.

— Я так выгляжу? – испугалась я. – Задерганно и испуганно? Что, сразу заметно?

— Ну, может, не всем. Но мне, старому опытному иллюзионисту – да, заметно.

— А почему вы решили, что я сбегаю от себя? Вообще-то, если честно, — да, сбегаю. Но не от себя, а от проблем!

— Милая моя! – задушевно взял меня за руку он. – Бегство от проблем – это величайшая иллюзия. Они не отстанут! Они потянутся за вами даже на край света.

— П…почему?

— Потому что вы связаны! Вы же их питаете. Вы им нужны, понимаете?

— Я всем нужна, — горько сказала я. – Иногда мне кажется, что они просто разорвут меня на лоскуты, для индивидуального использования. Это никакая не иллюзия, поверьте. Это и есть моя главная проблема.

- И слово «проблемы» предлагаю заменить: вообще-то все проблемы – это задачи, которые требуется решить. Только и всего. Как на контрольной. Сделал дело – гуляй смело.

— Эк у вас просто получается! – хмыкнула я. – Заменил проблемы на задачи – и все волшебно изменится, так, что ли?

— Уверяю вас. Это очень простой фокус, для первоклассников. Освоить его – раз плюнуть. Попробуйте! Ну, вспомните школьную программу! «В бассейне две трубы, в одну трубу вода втекает, а из другой вытекает…».

— Ну, у меня такая проблема… То есть задача, — неуверенно начала я. – Понимаете, все от меня чего-нибудь хотят. Каждый день, каждый час, каждую минутку. Я нарасхват, я всем нужна. Я разрываюсь, я надрываюсь, я спешу все успеть и всем помочь. А мне, похоже, уже никто не нужен! Я обессилена и все время хочу спать. Я – бассейн, из которого стремительно утекает вода. Иногда мне кажется, что я умираю. Все…

— Не все, — возразил иллюзионист. – Пока это только условия задачи. А что требуется узнать?

— Через сколько времени бассейн окончательно опустеет, — мрачно ответила я. – Или, скажете, что опустевшие бассейны – это тоже иллюзия?

— Нет, это не иллюзия, — серьезно ответил он. – Опустевшие бассейны – это страшно. Я видел такие. Но только я прошу вас подумать: а вы точно хотите узнать именно это?

— Именно что?

— Через какое время вода в вашем бассейне окончательно иссякнет?

— Н-нет… Это я от отчаяния. Черный юмор. На самом деле я хотела бы узнать, как сделать, чтобы мой бассейн всегда был… полноценный. Вернее, полноводный.

— Ага! Так сейчас вы, стало быть, считаете себя неполноценной! – обрадовался фокусник. – А почему, собственно?

— Потому что не соответствую! – сердито сказала я. – Не оправдываю ожиданий, понимаете?

— Чьих?

Да чьих угодно! Родительских, например. Начальства. Мужчин. Подруг. Своих, в конце концов.

— Уточним условия задачи, — предложил он. – В чем заключаются ожидания?

— Ну, родители хотят, чтобы я состоялась в этой жизни: сделала карьеру, вышла замуж, нарожала им внуков, посещала все семейные тусовки и была послушной девочкой. Начальство хочет, чтобы я неуклонно повышала производительность труда и работала за двоих, за троих, за целый батальон – желательно за одну зарплату… Мой любимый мужчина хочет, чтобы его обожали, понимали и принимали таким, какой он есть, но при этом постоянно требует, чтобы я изменила в себе и то, и это, и еще что-то… Подруги хотят, чтобы я в любое время дня и ночи была готова послушать, посоветовать и утереть слезы. А я… я уже ничего не хочу. Устала. Сбежала. Меня нет.

— Вас нет… — медленно повторил он. – Вы просто потерялись в темном лесу чужих ожиданий. Вы уже сами перестали понимать, кто вы, куда вы и зачем живете, так?

— Да нет же! – запротестовала я. – Это-то я как раз хорошо понимаю. Человек должен жить для других, приносить пользу обществу. Для этого он и приходит в этот мир.

— Величайшая иллюзия! – веско сказал фокусник. – Вовсе не для этого!

— А для чего?

— Для того, чтобы понять, кто он есть на самом деле, и выполнить то, для чего он предназначен! Вот этот мячик – зачем он пришел в этот мир?

— Чтобы им играли в теннис, — недоумевающе ответила я.

— И это его предназначение! На нем нельзя жарить яичницу, его нельзя надеть вместо тапочек, к нему не прибьешь полочку. Потому что его дело – служить для игры в теннис. Он радуется и скачет по корту, с азартом отскакивает от ракетки при ударе, коварно уходит в аут. Он счастлив от того, что выполняет то, для чего он создан. Понимаете, о чем я?

— О счастливом теннисном мячике? — неуверенно предположила я.

— Да нет… Я о вас! Почему вы разрешаете использовать вас для всего на свете??? Образно говоря, вы стремитесь объять необъятное и осчастливить весь мир. Но это целиком и полностью ваша иллюзия! Как может осчастливить мир тот, кто сам в глубине души несчастен? И сколько воды можно получить из бассейна, который вот-вот пересохнет?

— Но я… Я просто считаю не вправе отказать кому-то в помощи, внимании, поддержке. Ведь любовь и уважение просто так не даются, их надо сперва заслужить!

— Ну, милая моя, это не я мастер иллюзий, а вы! – развел руками фокусник. – Вы создаете иллюзию собственной незаменимости, чтобы взамен получить иллюзию любви. И на этот затяжной фокус у вас уходит масса энергии. Вот в какую трубу утекает ваша жизнь!

Я призадумалась. Хотелось сказать, что это не так, но… В принципе, чего уж врать себе и этому незнакомцу из поезда, с которым мы скоро расстанемся навсегда? Он говорил чистую правду: да, для меня было очень важно, чтобы меня любили. Принимали. Одобряли. Хвалили. Считали хорошей. И я правда прилагала много усилий, чтобы все было именно так.

— Любовь – это тоже иллюзия? – спросила я, вспомнив его последние слова.

— Нет, любовь – это как раз настоящее, — серьезно ответил фокусник. – Любовь – наполняет. Только не стоит путать любовь с желанием признания и одобрения. Любовь – питает, желания – опустошают. Научитесь любить себя, и вы с радостью будете делиться ею с другими, не ожидая одобрения и благодарности, просто – от полноты чувств.

— Но я не знаю, как! – воскликнула я.

— Вам придется научиться этому. Постепенно, конечно. Но вы умница, и у вас получится. Вот увидите: в самом скором времени от ваших иллюзий и заблуждений не останется и следа.

— По-моему, это не так уж просто, понадобится какое-то время, – заметила я.

— Вы правы, — развел руками он. – Так может, имеет смысл для начала поменять свои заблуждения на более позитивные?

— А что, так можно?

— Да почему же нет? – развеселился иллюзионист. – Меняйте на здоровье! Уж собственные-то иллюзии вы точно можете выбирать сами!

— Тогда… А можно, я превращу свой бассейн во что-нибудь другое?

— Да пожалуйста! – разрешил он.

Я зажмурилась и представила себя… фонтаном. Да! Если уж быть водоемом, то вот таким. Он был большой, круглый, многоструйный, и на нем играли радужные блики. В чаше плавали золотые рыбки и плескались малыши. А вокруг на скамеечках сидели люди и наслаждались прохладой, исходящей от меня в жаркий летний денек. Я вовсе не ждала их одобрения – разве фонтаны нуждаются в благодарности? Я просто наслаждалась напором воды, и упругостью струй, и тому, как они играют и переплетаются между собой, и мне было хорошо уже от того, что я существую. Вода бралась как бы ниоткуда, рассыпалась пылью и возвращалась ко мне же, при этом все были довольны и счастливы – и я, и окружающие.

— Какое у вас лицо. Замечательное. Одухотворенное! – сказал мой попутчик.

— Я хочу просто быть, — ответила ему я, не открывая глаз. – Просто быть, такой свободной и полноводной, и не думать о том, кому я нравлюсь и что я кому должна.

Голос мой задрожал – мне захотелось плакать. Как будто внутри меня действительно забил фонтан и стал наполнять меня прохладной влагой. Но поплакать я не успела, потому что в дверь деликатно постучали.

— Скоро Тамбов. Вы просили… — сообщила проводница, взирая преданным взглядом на дарителя «Атласных ручек».

— Благодарю вас, мадемуазель, — поклонился фокусник, вручая ей невесть откуда взявшийся апельсин. – Хорошего вам настроения и благодарных пассажиров!

— Вы уже выходите? – искренне огорчилась я.

— Да, это так. Я приехал.

— Жаль, что так быстро. Вот так всегда: только познакомишься с интересным человеком, как уже пора расставаться.

— Расставание – тоже иллюзия, — улыбнулся он. – Вы думаете, это я, старый фокусник, так уж вам интересен? Не думаю. Вам интересна та информация, которую вы получили. А она приходит разными путями, и от кого угодно.

— Спасибо, — поблагодарила я. – Вы мне очень помогли.

- Я рад, что смог быть вам полезен. Но заметьте – только до определенной границы, в данном случае — до Тамбова! А тут у меня начнется своя жизнь, а у вас – своя. Надеюсь, уже немножечко другая. Ведь и вы уже другая…

… Я могла бы поклясться, что когда он выходил в Тамбове, а я его провожала до тамбура, на столике было чисто (стаканы проводница унесла и даже столик протерла). А вот когда я вернулась – там лежал тот самый теннисный мячик, который так отчаянно не хотел сжиматься до размеров коробочки. Я взяла его в руки и покатала на ладошках.

— Я никогда не буду принимать уродливые формы, — пообещала я ему. – Только ты мне об этом напоминай, ладно?

Мячик слегка дрогнул, словно кивнул. Согласился, значит. Наверное, это была иллюзия. Но я ее выбрала, и значит, для меня она стала реальностью.

— Благодарю вас, мой дорогой иллюзионист, — прошептала я мячику. – Мне сейчас так хорошо… Я – очень счастливый мячик!

Меня переполняли чувства. Похоже, что во мне и впрямь забил фонтан. Это фонтанировали новые идеи, планы и мечты. И это точно была никакая не иллюзия, а самая что ни на есть реальность!

Автор: Эльфика

Пристроила я кота под батарею, на шерстяное одеялко, а сама понеслась молоко ему греть. Он полакал немножко и уснул, сморило его, а у меня аж сердце захолонуло – это какой же изувер кота в мешке погибать бросил? Ох, и задала бы я ему пару неприятных вопросов!!!

Вот так в моем доме поселился Валентин Мешков – так я кота называть стала, раз уж нашла мешок в такой судьбоносный день. Поначалу пришлось с Мешковым повозиться – все-таки простыл он там, у скамейки. А потом ничего, оклемался, повеселел. И тут началась у меня веселая жизнь. Дело в том, что котяра мне достался вполне взрослым и с уже сложившимся характером. А характер, надо сказать, был довольно своеобразный! Например, Мешков не терпел разбросанных вещей. Он с ними, как бы это выразиться, эээ… играл. Только после его «игрищ» вещи можно было смело выбрасывать. Пришлось вещи убирать и закрывать в шкафах, в доме воцарился порядок. Пищу Мешков принимал строго по часам, утром и вечером, и только свежеприготовленную. Сухой корм – фи, как вы могли подумать, ни за какие коврижки! Так что о сухомятке мне пришлось забыть – как миленькая готовила завтраки и ужины и себе, и ему. Спал он где? – догадайтесь с трех раз! Ну конечно, со мной, поверх одеяла. Причем ровно в 22.00 срабатывал его внутренний будильник, и он начинал всячески намекать на то, что пора в постельку. Я бы и не повелась на эти намеки, но он так уютно мурчал, и так хорошо было засыпать под его песенку – прямо как в детстве. Так что спать я стала ложиться раньше. Зато утром в 6.00 он меня будил – щекотал усами, а то и коготки выпускал, так что приходилось вставать. Ну ничего, я зато начала зарядку делать, а он садился в кресло и строго на меня смотрел, словно инструктор по фитнесу. Чес-слово, хотелось втянуть живот и расправить плечи.

Зато как мне стало приятно бежать домой!!! Там меня ждал Валентин, ласковый такой, шелковый, теплый… А как здорово было, когда я на диване, он рядом, голова у меня на коленях, и телевизор смотрим – ну просто идиллия.

Однажды ко мне приятельница Светка забежала, увидела кота и как заверещит:

- Ой, какой хорошенький, да какой гладенький! Откуда он у тебя? Ты о нем не говорила…

- Да так, нашла вот кота в мешке в день святого Валентина, — отвечаю. – Выбросил кто-то, а я подобрала. Живем вот вторую неделю, можно сказать, подружились и даже сроднились. Валентин Мешков, прошу любить и жаловать.

- Вот уж не думала, что ты с котом уживешься, — говорит Светка. – Не похоже на тебя.

- Это почему же? – опешила я.

- А потому что ты ни с кем не уживаешься, на тебя не угодишь. Ведь почему ты одна? Не умеешь прощать мужчинам их маленькие недостатки!

- Свет, ты чего? Вот от тебя я таких заявлений не ожидала! – ахнула я.

- Зря ты, подруга! На правду не обижаются. Такая ты и есть.

- Да просто все мои романы были ошибкой! Думаешь – вот он, единственный и неповторимый, а на поверку… скопище недостатков и недоразумений!

- Дура ты, мать! – с чувством превосходства сказала Светка. – Да каждый человек, если хочешь знать, Кот-в-Мешке! И ты, между прочим, тоже! Все ведь поначалу понравиться хотят, вот и кажутся лучше, чем на самом деле. А потом, как попривыкнут друг к другу, и начинааается! То не так, да это не эдак… В общем, поздравляю тебя, ты не безнадежна, и перспектива у тебя есть!

- В смысле? Не за кота же мне замуж выходить? Я Единственного Мужчину хочу, и чтобы на всю жизнь!

- А ты вот что сделай. Возьми мешок. Напиши на бумажках все мужские качества, которые тебе нравятся. А потом которые не нравятся, но ты готова их терпеть – за тепло, за ласку, за то, чтобы кто-то тебя любил и ждал. Перемешай их все и попроси своего кота, чтобы намурлыкал вам Хозяина в дом.

Знаете, я так и сделала. Аккурат 23 февраля совершила такое безумство. Ну и пусть Кот-в-Мешке, ну и пусть недостатки… у нас с Мешковым их тоже немало! Валентин отнесся благосклонно и даже на мешке полежал. Так что, думаю, к 8 марта надо ожидать подарок – Хозяина в наш дом. Время еще есть, так что перспективы открываются просто необозримые!

Автор: Эльфика

А ты сидишь за ящиком и управляешь прямо оттуда сложной системой веревочек, которую ты изобрел сам. Ты по праву гордишься этим творением – оно и в самом деле и задумано дерзко, и выполнено филигранно, и фигурки исполнителей чутко отзываются на малейшие движения твоих рук. Тебе есть чем гордиться – ты очень, очень искусный кукловод!

Нет, конечно, ты мог бы выбрать другую пьесу и другой сюжет. Там, на ширме, могли бы скакать зайчики и расти цветочки, порхать разноцветные бабочки и распускаться невиданные цветы, там счастливые принцессы расчесывали бы длинные власа, а герои приносили бы им в подарок не головы драконов, а волшебные яблоки. Там было бы здорово, в этой пьесе, но… На кого бы ты тогда изливал свою желчь, кукловод? На кого бы злился, кого бы ненавидел? Ты привык злиться, бояться и ненавидеть, и тебе не нужны всякие белочки-грибочки, радуги-солнышки, не твой это сюжет.

Когда ты в последний раз выходил за пределы театра, кукловод? Вот и сидишь ты за ящиком, бледное существо с тельцем ребенка и лицом старичка, и потираешь лапки, придумав очередное кровопролитие. Твоя фантазия неисчерпаема, и тебе хочется убивать. Если бы было можно, ты бы убил всех, но ты умен и понимаешь, что слишком мал и слаб для этого, и поэтому предпочитаешь вести кукольные бои. Ты уже перестал понимать, где театр, а где жизнь, и тебе кажется, что ты сокрушаешь своих врагов, спасаешь человечество от верной гибели. Ты сражаешься с монстрами, порожденными твоим же воображением, и это стало делом твоей жизни. Тебе кажется, что еще чуть-чуть, и падет последнее порождение Зла, и тогда начнется настоящая жизнь. Но чудовища погибают одно за другим, а ничего не меняется.

И знаешь, почему? Что, нет? А скажи-ка, кукловод, что это там такое спрятано, в черном ящике, за которым так удобно прятаться? Почему у него такие толстые стенки, такая тяжелая крышка, почему он укреплен стальными уголками и опутан ржавыми цепями?

Ах, что же ты так разволновался? Почему исказилось твое личико, и ты вскочил на ноги, и забегал, и машешь руками, отгоняя меня подальше от ящика? Да, да, я понимаю, это твое сокровище, оно тебе дорого, ты не хочешь его никому показывать, ты вообще не желаешь это обсуждать, но… Прости, я тебя не послушаюсь. Я грубо нарушу твои границы, и тут уж ничего не поделаешь, это судьба.

Ты кричишь, кукловод, ты топаешь маленькими ножками, ты молотишь кулачками, но они проваливаются в никуда. И это так, я ведь бесплотна, ты все равно не сможешь мне помешать. Ну вот, я уже освободила ящик от цепей, теперь очередь замка. Где ключ? Ключ у тебя, да? Конечно, вон как ты схватился за потайной карман… Ладно, не надо. Я сама. Мне ключи не нужны, поверь. Я просто дерну это ржавое, разъеденное временем железо, и оно рассыплется в прах, опадет рыжей пылью. Я откидываю крышку, и…

Ну что ж ты так, малыш? Зачем ты спрятал в этом ящике свое детство? Ну да, не самое счастливое, но, в общем-то, вполне… Мама, папа, а вон и ты – накормлен-напоен, обут-одет, и даже игрушки есть… Только вот почему ты такой печальный, а все такое… тусклое, что ли? Ах, ты давно сюда не заглядывал! Я так и думала. Ты так хорошо запрятал свое детство, что не смог вырасти. Ведь взрослость наступает после юности, а юность после детства, а ты все еще живешь там, в ящике, вместе с твоими родителями. Ты еще не прожил его, свое детство. Оно еще там, тянется бесконечно, как жевательная резинка. Уже и невкусно, и надоело, тошнит, а выплюнуть жаль… Но что же тебя заставило так поступить? В чем дело? А-ах, вон что…

Да, тебе было нелегко… Родители заботились о тебе, но не видели в тебе Личность. Твою волю жестоко подавляли. Ты мечтал быть сильным, добрым и смелым, но никто никогда не поддерживал тебя в этом стремлении. Зато критики было хоть отбавляй. Ты всегда был «недо…». Недодумал, недосделал, недоуспел, недоучил, недопрыгнул… Тебя не любили таким, какой ты есть, тебе всегда ставили планку все выше и выше, ты изо всех сил старался ее преодолеть, и у тебя даже получалось, но… Какими бы ни были твои успехи, их всегда было недостаточно. Опять «недо…». Твои успехи обесценивались, потому что всегда можно еще лучше, выше, быстрее. Твои старания не были замечены, потому что все время впереди уже маячила новая цель, и выходило, что ты мало постарался.

Мой милый, маленький мальчик! Тебе так важно было иметь четкие ориентиры, а тебе их не дали… Для тебя так важно было быть похожим на отца, и чтобы он гордился тобой, но этого не происходило. Ты злился и еще отчаяннее стремился всем доказать, что ты можешь, что у тебя есть много достоинств, что ты вовсе не ничтожество, что ты имеешь право на жизнь! Ты так старался, потому что ты их любил. Да-да, малыш, не удивляйся – ты их очень, очень любил! Все, что ты хотел – это любить, но твоя любовь раз за разом билась об стену непонимания и непринятия. И когда ей стало больно – очень больно! невыносимо больно! – она превратилась в ненависть. Что ж, малыш, это бывает! И тебе захотелось, чтобы они испытали ту же боль. Ты возненавидел их с такой же силой, с какой раньше любил.

Кто эта жуткая старуха, которая присутствует в каждом акте твоего бесконечного спектакля? Да, да, вот эта ведьма с седыми космами, с костлявыми когтистыми пальцами и безумными глазами? Она вроде бы ничего не делает, ни в чем не участвует, но… Ты чувствуешь, какую агрессию она распространяет вокруг? Видишь, как она провоцирует всех на распри и войну? Так что это за персонаж? Конечно, я так и знала. Это Ненависть. Ты руководил куклами, а она руководила тобой. Вот поэтому твоя жизнь и превратилась в бесконечную и бессмысленную войну с монстрами из собственного детства.

Ты дрожишь? Ты испуган? Ты плачешь? Не надо, милый, все самое страшное позади! Ведь я уже с тобой, и я открыла твою тайну. Тайну твоего страшненького кукольного театра, из которого зрители сбегают, едва вникнут в суть спектакля… Теперь я расскажу тебе новый сюжет, новую сказку, но она будет с хорошим концом. Иди сюда, устройся у меня на коленях, позволь мне тебя обнять, и слушай, что было дальше.

Ненависть убивает, а ты любил папу и маму и вовсе не хотел их убивать. Вас было двое – ты и Ненависть, она стала первым персонажем твоей кукольной труппы. Она хотела уничтожить тех, кто не принял твоей любви. Но ты не мог этого допустить – ведь речь шла о твоих родителях. И тогда ты сколотил вот этот ящик и запихал туда все свое детство, с его переживаниями, невыплаканными слезами, страшными мыслями о том, что ты никому не нужен и зря появился на этот свет. Ты запер этот ящик, чтобы не видеть и не помнить, и тебе это долго удавалось. Только вот ненависть невозможно запереть, она всегда найдет любую лазейку, чтобы просочиться и отравлять жизнь тому, кому она принадлежит. И она мучила тебя, мой маленький… Это она заставляла тебя вынашивать планы мести и мечтать о том, как ты вырастешь и все еще покажешь.

Но ты так и не смог вырасти… Ведь запертая энергия не движется, и ты навсегда остался маленьким мальчиком. И тогда в своих фантазиях ты создал кукольный театр, который населил самыми страшными, самыми отвратительными персонажами. Вот с ними-то можно воевать, их положено уничтожать, а главное – на них можно переложить ответственность за все плохое, что с тобой происходит.

Ты так и не смог понять, что убийство порождает только убийство, кровь влечет новую кровь, а ненависть – разрушительна. Вот и получилось так, что твой театр стал театром военных действий, а ты от ужаса спрятался за ящик. И если кто-то снаружи забредал сюда, они видели только спектакль с чудовищами, но не тебя, кукловода, а по сути – маленького испуганного мальчика.

Что? Ну конечно, нет! Я вовсе не считаю тебя самым главным чудовищем! Наоборот, мне кажется, что ты очень умный и смышленый малыш. Придумать и организовать такой кукольный театр мало кто смог бы. У тебя тут все прекрасно продумано, очень хитро устроено, ты просто молодец! Так что можешь смело считать – ты воплотил свою мечту, ты им всем показал! Ну, а то, что ты выбрал не совсем удачную пьесу – так это же всегда можно поправить, да? Для начала стоит сыграть твое детство, но совсем по-другому! Но для этого надо достать из ящика все то, что ты там прятал все эти годы… Ты согласен? Прекрасно! Давай, я тебе помогу… Мы бережно достанем оттуда папу – строгого папу, который хотел, чтобы ты был идеален. Маму, покорную маму, которая не перечила папе, чтобы ты уважал сильную мужскую руку. И тебя – маленького, потерянного… Ну что ж, воспитывали как могли, они тоже не идеальны, не обессудь…

Ну вот, ящик пуст, ничего не осталось. Но посмотри – под ним еще кто-то есть, он шевелится, он жив! Помоги мне столкнуть этот гроб с музыкой, давай освободим узника! Ох, как же его придавило… Ничего, сейчас мы его освободим. Ага, я так и знала… Добро пожаловать, привет! Ну, знакомьтесь! Это – Хозяин, а это – Кукловод. Слышишь, Человек, вставай в полный рост, расправь легкие, и можешь, наконец, вздохнуть полной грудью! Тяжелое детство больше не будет давить на тебя, а ненависть – перехватывать горло. Теперь ты свободен! Ведь кукловод – это всего лишь твое порождение, маленькая часть тебя, и все, что ему нужно – это любовь и признание. Ты, в отличие от него, уже вырос, и ты можешь все это ему дать! Вот так, правильно, обними его и скажи ему, что он тебе нужен. Ведь он такой опытный кукловод, ему просто цены нет, он многое знает и умеет, можно устраивать поистине феерические спектакли!

Кто я? Да, простите, забыла представиться. Я – ваша Душа. Да, да, и твоя, и твоя. Говорите, я вам нравлюсь? Спасибо. Значит, вы оба – очень душевные создания. Да, теперь все будет хорошо. Я знаю, малыш, что у тебя есть очень красивые мечты — вспомни их, пожалуйста! Я знаю, что ты накопил большой жизненный опыт и многое познал, Человек, так примени это! Вы сможете сменить декорации, набрать новую труппу, придумать нужную драматургию – и вперед! А я наполню все это вдохновением… В общем, дерзайте, а я – в Творческий Полет!

И если бы кто-то посторонний заглянул в этот вечер в кукольный театр, то увидел бы, как взрослый человек по имени Николай и маленький мальчик с очень взрослым лицом с азартом спорят, чертя на листах бумаги эскизы новых декораций. Там просматривались океаны и острова, дворцы и парки, зеленые просторы и легкие облака… Это пространство было предназначено явно не для монстров и чудовищ, и персонажей для пьесы еще только предстояло придумать. Этим двоим было хорошо вместе, потому что они прекрасно понимали и дополняли друг друга, и главное, что теперь они оба слышали свою душу.

Автор: Эльфика

Но вот однажды на Сказочном Лугу появилась одна женщина. На вид она была совершенно такая же, как и все, и поэтому Хрусталина ни капельки не насторожилась, а радостно и с открытой душой кинулась навстречу гостье:

- Вы за сказками, да? Тут как раз новые появились, вот, посмотрите, какие они забавные!

Но гостья вовсе не была настроена любезничать. Да и не за сказками она пришла… Она деловито достала из сумки увесистый молоток, прицелилась и изо всех сил жахнула по Хрустальному Ордену.

- Ах! – только и успела вскрикнуть Хрусталина, и на зеленую травку, звеня, посыпались мелкие осколки.

- Порядок, — удовлетворенно сказала гостья, пряча молоток. Юная фея остолбенела от неожиданности, даже солнечный свет померк в ее глазах. Она краснела, бледнела, губы ее дрожали, и она не знала, как быть. Только с ее губ и сорвалось:

- За что? Зачем?

- А просто так, — пожала плечами женщина. – Проверить на прочность. Хлипкая ты оказалась, и сияние твое такое же, с одного удара – и в пыль. Честно говоря, я даже разочарована. Настраивалась на борьбу, а тут… Тьфу на вас! Тьфу на вас еще раз!

- Но это же… это же… несправедливо!

- А плевала я на справедливость! – хладнокровно заявила гостья.

И тут Хрусталина горько разрыдалась, а ее обидчица напоследок еще раз презрительно плюнула на осколки и покинула место происшествия.

- Ой! Что случилось? – встревоженно закачалась Наташка-ромашка, увидев растерянную, заплаканную подругу.

- Она… Она… Она разбила мне сердце! Ни за что, просто так! Из чистого интереса! Да еще и в душу наплевала! – еще пуще разревелась фея.

- Не переживай! Ничего страшного! Вернее, конечно, это ужасно, но главное, что ты жива и здорова, а остальное можно поправить!

- Нет. Уже ничего не поправишь, — трагически сказала Хрусталина. – Все разлетелось на мелкие осколки, их уже не собрать, не склеить…

- Эй, подруга! – встревожилась Наташка-ромашка. – Ты прекращай слезы лить, не люблю я этого! От них закисление и заболачивание почвы происходит. Давай-ка, быстренько собирай себя в кучу…

- Не могу! – в отчаянии заломила руки Хрусталина. – Как ты не понимаешь? Думаешь, это Хрустального Ордена больше нет? Это меня больше нет! Она меня убила, уничтожила!

- А с кем же я тогда разговариваю? – удивилась Наташка. – Нет-нет, ты меня не путай и не пугай. Хрустальный Орден, конечно, вдребезги, но ведь ты и он – не одно и то же?

- Он был мне дорог! Я к нему привыкла! Он уже как часть меня стал! – никак не могла успокоиться Хрусталина. – Это ужасно, ужасно! За что??? Что я ей сделала???

- Ну да, происшествие крайне неприятное, но не смертельное же! Ничего, вот увидишь, все образуется, я уверена, что вместе мы сумеем от нее защититься. Кстати, а кто это – «она»?

- Не знаю. Я в первый раз ее видела. Это была женщина. А в сумке у нее был… кажется, топор. Или молоток? Я даже разглядеть не успела – она сразу ударила, и все… жизнь вдребезги…

- Не смей так говорить! – возмутилась Наташка. – Я тебя не узнаю!

- Я сама себя не узнаю, — уныло созналась фея. – Пойду соберу осколки…

Она действительно тщательно собрала все осколки, даже самые мелкие, а потом выбрала посередине луга местечко поровнее и стала пытаться вновь сложить их в единое целое. Конечно, ничего у нее не получилось, наступила ночь, и она легла спать. Но наутро, едва проснувшись, снова кинулась восстанавливать орден и прилежно занималась этим до позднего вечера. И на следующий день тоже… Фея перекладывала осколки и так, и эдак, и при этом бормотала только два слова: «За что? За что?».

Первой встревожилась Наташка-ромашка.

- Подруга, ты долго будешь над осколками корпеть? – поинтересовалась она.

- Пока не починю, — сосредоточенно ответила Хрусталина, не отрываясь от своего занятия.

- Стоит ли пытаться вернуть прошлое? – попыталась вразумить ее Наташка. – Ведь все интересное всегда впереди! И потом – не в орденах счастье!

- Но именно он делала меня такой счастливой! О боже, за что???

- Да какая разница, за что да почему? Забудь и живи дальше! Посмотри – мир так чудесен!

- Отстань, — невежливо буркнула фея, которой мир теперь вовсе не казался чудесным, а где-то даже и враждебным.

- Ого-го! – подивилась ромашка. – У нашей Хрусталины, кажется, характер испортился…

- И не называй меня больше Хрусталиной! – нервно потребовала та. – Теперь, когда мое сияние померкло, это выглядит как издевательство…

- Как скажете, ваше сиятельство, — со всей возможной язвительностью склонилась перед ней ромашка.

На самом деле ей хотелось не язвить, а кричать. Она была очень чувствительным цветком (недаром же именно на ромашках гадают влюбленные!) и испугалась, потому что в ее подруге появилось что-то нехорошее. Никогда еще она не была такой невнимательной к друзьям, а уж тем более никогда никому не грубила…

К сожалению, опасения ромашки Наташки оказались не напрасными: с каждым днем характер луговой феи портился все больше и больше. Она стала угрюмой и раздражительной, ее не занимало ничего, кроме кусочков хрусталя. Она больше не играла и не болтала с друзьями, она перестала облагораживать свой Сказочный Луг, и, конечно, больше не было никакого полива любовью и подкормки фантазией… Сказки стали рождаться все реже и реже, а те, которые были, начали потихоньку разбегаться. Остались только самые старые, самые верные, которые привыкли и к Лугу, и к своей хозяйке, и теперь, когда она оказалась в беде, ни за что бы ее не покинули. Но и им было не сладко – атмосфера на лугу постепенно становилась совсем не сказочной… Кстати, и окрестные жители почти перестали приходить на Сказочный Луг – чего куда-то ходить, если тебя там не ждут и не привечают???

- Может, выйдешь к людям, поговоришь? – попыталась направить ее Наташка. – Общение – великое дело!

- Не пойду. Люди злые. А вдруг там опять кто-нибудь с кувалдой заявится? – испугалась фея. – Нет уж, хватит, не буду рисковать, наобщалась уже.

- Но ты же луговая фея! Ты должна заботиться о луге! Слышишь, Хрусталина?

- Я не Хрусталина. И не фея.

- А кто же ты тогда?

- Я… я… я не знаю, кто я! – уставилась на нее фея. – Если я соберу осколки в единое целое, я узнаю, кто я. Все, не отвлекай меня, глупое растение! Ты же видишь, у меня важные дела!!!

Конечно, кто другой, может, и обиделся бы, не стал разговаривать и тоже занялся бы своими делами. Но на то и существуют друзья, чтобы прийти на помощь в трудную минуту! Хрусталину надо было спасать, только что могла сделать одинокая луговая ромашка?

- Сказки! Общий сбор! Все сюда! – кинула клич Наташка.

По ее просьбе знакомые пчелки облетели луг, чтобы оповестить всех, и в самом скором времени вокруг ромашки уселись кружком старые добрые сказки.

- Все мы знаем, что случилось, — начала Наташка. – У нас беда: мы теряем нашу луговую фею. Мы должны ей как-то помочь! У меня впечатление, что ее опоили, отравили или заразили каким-то редким вирусом, потому что она стала как больная – озабоченная, вредная, угрюмая, злая и вечно чем-то недовольная. Она даже не помнит, как ее зовут! Да что я говорю – вы и сами все видите. А еще она втихомолку плачет и все время думает: «за что?», я это точно знаю. Скоро наш любимый Сказочный Луг превратится в настоящее болото, и все мы погибнем. Все это случилось после того, как неизвестная злоумышленница каким-то образом разбила Хрустальный Орден, и Хрусталина до сих пор не может оправиться. Она тяжело больна! Надо признать, она потихоньку превращается в злую фею! Дорогие сказки, нельзя больше ждать, мы должны срочно придумать, как ей помочь!

- Самое простое – дать ей такой же Хрустальный Орден, и она утешится, — предположил кто-то.

- Не получится, — с сожалением сказала самая старая сказка. — Известно, что Хрустальный Орден был сделан в единственном экземпляре, поэтому заменить его другим не выйдет.

- Если это болезнь, то нужно определить, из-за чего, и тогда уж назначать лечение, — подсказала другая. – Чем могут болеть феи?

Никто не знал, чем болеют феи. Более того – никто вообще не слышал, чтобы феи болели!

- Может, имеет смысл вспомнить аналогичные сказочные случаи? – предположила третья. – У кого какие соображения?

Сказкам не пришлось долго думать – они хорошо знали своих собратьев. Соображения посыпались, как капли из дырявой тучки.

- Она чахнет над драгоценными осколками, как царь Кощей из сказки про Руслана и Людмилу над златом! Это жадность!

- Или как Горлум из «Властелина колец»! «Моя прелессссть»! Это одержимость!

- А мне это напомнило сказку про Снежную Королеву! Помните, там Каю в глаз и в сердце попали осколки кривого зеркала, и его сердце стало холодным, а глаза видели только плохое? Кай забыл и бабушку, и Герду, и розовый куст. Это гордыня. Он тоже сидел в замке и упорно собирал из льдинок слово «Вечность». Только в нашем случае это осколки хрусталя…

- Но ведь здесь не было ни кривого зеркала, ни Снежной Королевы?

- Зато был Хрустальный Орден! И он разбился вместе с ее сердцем!

- Стойте! – вскричала самая маленькая сказка, которая родилась совсем недавно и пока даже не оформилась. – Кажется, я догадываюсь, в чем тут дело!

Все притихли, а малышка, смущаясь, заговорила:

- А вдруг все дело в этом самом Хрустальном Ордене? Мы же знаем, что у нашей любимой феи всегда были добрая душа, чистое сердце и сияющие глаза, даже без всяких орденов. А потом, когда его подарили, он ей так понравился, что она, сама не заметив, вложила в него всю свою душу. И когда он разбился, она стала… как бы это сказать… бездушной, да? Вот поэтому она и хочет собрать осколки. Ей кажется, что вместе с ними вернется и ее душа, и она сама станет прежней – веселой, доброй, легкой и волшебной, как раньше.

- Убедительно, — глубокомысленно кивнула самая старая сказка. – Похоже на правду. Молодец, малышка!

- Тогда я еще скажу, — продолжила приободренная маленькая сказочка. – Я всегда внимательно слушала ваши истории и разговоры и хорошо усвоила, что если что-то становится для человека слишком важным, важнее всего на свете (так, что он ради этого забывает дружбу, любовь, сострадание, милосердие!), это у него обязательно отберут. Чтобы не задавался и сердцем не прикипал! А наша Хрусталина на этот орден всегда смотрела, как зачарованная, даже на ночь не снимала. Может быть, та женщина то ли с топором, то ли с молотком специально явилась, чтобы освободить нашу фею от злых чар?

- Да, ей этот хрустальный блеск и правда стал все больше глаза застилать, — согласились остальные. – О нас забыла, Луг забросила, да и себя потеряла… Так что даже хорошо, что Ордена больше нет.

- В таком случае злоумышленница – персонаж положительный, и называется по-другому – освободительница. Да, интересный поворот сюжета! Вот так сказка у нас тут закрутилась!

- Погодите! – взмолилась Наташка-ромашка. – Вообще-то я с вами согласна, что сюжет и все такое… Но что с Хрусталиной-то делать? Как вернуть ей имя, душу и веру в себя?

- Тут без волшебства не обойтись. Волшебника бы какого к нам заманить… Или самим отправиться на поиски?

- Времени нет! – закричала Наташка. – Вы что, не видите – еще чуть-чуть, и будет поздно! Сказки, миленькие, ну придумайте такую сказку, чтобы все можно было сделать быстро-пребыстро и своими силами!

- Я, кажется, знаю! – опять высунулась маленькая сказка. – Мне очень нравится история про Цветик-Семицветик! Мне бабушка рассказывала! «Лети, лети, лепесток через запад на восток…». Он желания исполнял! И быстро, и своими силами.

- Умница, запомнила, — с любовью глянула на нее старая сказка. – Можно было бы попробовать. Только где мы Цветик-Семицветик возьмем? У нас тут, кроме ромашек, и не растет ничего.

- А что, ромашка – не цветок? – обиделась Наташка. – Между прочим, я и сказку эту знаю, и как воплотить ее в жизнь, пожалуй, тоже!

… Если бы фея Хрусталина хоть на секундочку оторвалась от своих осколков, она бы удивилась – на Сказочном Лугу кипела жизнь и явно что-то затевалось. Но она не смотрела и не увидела, как до самого позднего вечера всякие мушки-букашки, курсируя между ближайшим городом и лугом, доставляли на лапках разные краски, которые понемножку таскали у маляров и художников. Затем эти краски перекочевывали на лепестки Наташки-ромашки, и вскоре она стала разноцветная, как самый настоящий Цветик-Семицветик. А когда все сочли, что раскрашивание закончено, сказки вновь окружили цветок.

- Ты точно решилась побыть Цветиком-Семицветиком? – спросили ее еще раз. – Ведь ты после этого, скорее всего, погибнешь!

- Умру, не умру… это еще неизвестно! Зато к нашей любимой фее вернется душа, и Сказочный Луг снова обретет былую славу, – сказала храбрая Наташка. – Не тяните же, начинайте, а то погода портится!

На небе действительно собирались-клубились хмурые недовольные тучи, явно собираясь проплакаться проливным дождем. Надо было поторопиться.

Самая старая сказка осторожно оторвала красный лепесток и проговорила:

- Лети, лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг, лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели – пусть Хрусталина вспомнит, кто она на самом деле! Пусть вспомнит, что ее душа живет не в посторонних вещах, а в ней самой… что на самом деле она чистая, светлая и добрая, и даже горный хрусталь с ней не сравнится!

Красный лепесток полетел ввысь, а вперед уже выступила следующая сказка.

- Лети, лети, лепесток… быть по моему вели… чтобы Хрусталина утром открыла глаза и увидела, как прекрасен этот мир, и что Сказочный Луг очень нуждается в ее заботе, люди – в сказках, а сказки – в хорошем уходе! – с этими словами желтый лепесток отправился в полет.

- … чтобы наша фея снова начала находить радость в простых повседневных событиях и не привязывалась к блескучим побрякушкам, даже если это подарок! Лети, синий!

- … и чтобы она забыла этот дурацкий Хрустальный Орден, как страшный сон! Даже не вспоминала никогда! Вперед, фиолетовый!

И вскоре на Наташке-ромашке остался один-единственный лепесток оранжевого цвета. Сказки с состраданием смотрели на бедный цветок – ему оставалось жить немного, ведь с одним лепестком долго не протянешь. Но чего только не сделаешь ради того, кого любишь – конечно, если это настоящее чувство и настоящая дружба!

- Вроде бы все желания учли? – спросила старая сказка.

- Нет! Еще я осталась! – высунулась маленькая сказочка. – У меня тоже есть желание!

- Пожалей ромашку, а? Пусть хоть что-то у нее останется… – тихо шепнула ей бабушка. Но сказочка уже подскочила, сорвала оранжевый лепесток и звонко проговорила:

- Хочу, чтобы случилось чудо, и Наташка-ромашка не умерла, а жила еще долго-долго, и мы бы все вместе дружили!

Налетевший ветер выхватил последний, оранжевый лепесток и понес его высоко-высоко, к небу. И тут же грянула гроза, так что всем пришлось быстро прятаться. Гремело и сверкало всю ночь, и только к утру вольные стихии нарезвились и угомонились.

… Утро выдалось солнечным. Фея Хрусталина проснулась рано-рано, вскочила и замерла. Что она собиралась делать? В следующую минуту она даже удивилась: ну конечно, обойти Сказочный Луг и посмотреть, что там и как, все ли в порядке! Она ведь много-много лет каждое утро так и делала… или нет?

- Всем привет! Всем доброе утро! — напевала она, обходя луг. – Почему не видно сказок, куда все подевались? Наверное, от дождя спрятались – вся трава мокрая. Ой, что-то у нас вот тут все сорняками заросло, а тут какое-то битое стекло валяется. Срочно за уборку! Так, а где моя любимая подружка? Натааааш! Я тут! Кончай прятаться!

- Ох, что-то будет… — боязливо вздохнула старая сказка.

- А вот и я, — радостно сообщила Наташка-ромашка, выныривая из зеленых зарослей и поворачиваясь к фее. – Хрусталинка, привет! А что ты на меня так смотришь?

- Мамочки! Что ты с собой сделала? – ахнула Хрусталина, уставившись на подругу. – На кого ты похожа? Ты же стала совсем седой!

- А, ерунда! Это парик. Решила имидж поменять, — поправила прическу Наташка. – А похожа я на одуванчик. Он со мной пушком поделился. По-моему, очень креативно, мне нравится. А тебе?

- Главное, чтоб тебе нравилось, — дипломатично ответила потрясенная таким креативом фея. – Хотя, конечно, к этому еще надо привыкнуть…

- Ничего, новое быстро становится старым, — пообещала Наташка.

- А что вообще тут происходит? Странное ощущение… Мне кажется, что я была далеко-далеко и долго-долго, так все изменилось. Но ничего не помню, как будто кусок жизни потерялся. Я, часом, не заболела?

- Ага, было дело. Но уже выздоровела, — высунулась сказка-малышка. – Ты возьми меня на ручки, а? А то я еще незрелая, мне внимание нужно.

- Ну конечно, моя дорогая! – заботливо протянула к ней руки фея. – Иди ко мне, я напою тебя любовью и подкормлю фантазией. Будем тебя взращивать, вырастешь и станешь большой и красивой! А потом отправим тебя в люди…

- Слава Богу, все получилось, вернулась наша Хрусталина, — вполголоса заметила Наташка-ромашка, скептически рассматривая свою пушистую головку в капельке росы. – Ох, спасибо Одуванчику, а то бы пришлось мне быть лысой ромашкой… в общем, да здравствует дружба!

- Я соскучилась по тебе, — шепнула Хрусталине маленькая сказка. – Давай меня поскорее растить, ладно? Я буду смешной и доброй и принесу в мир много радости, вот увидишь!

На лице феи цвела нежная улыбка. Сказочный Луг сверкал капельками росы и казался хрустальным. На небе сияло ласковое утреннее солнышко. А отовсюду уже стали сползаться проснувшиеся сказки.

Автор: Эльфика

- А им у нас все можно, — охотно подтвердили горожане. – Так что вы, человек хороший, оставайтесь уж на ночлег – а утречком и пойдете к своей развилке, чинно-спокойно…
- Ну, ладно! – решил прохожий. – Где у вас тут на постой-то встать можно?
- А вот хоть к Антасу, что ли! – загалдели горожане. – Антас, ты ж комнаты сдаешь?
- Сдаю, как не сдавать, — отозвался, вылезая вперед, крепкий, хоть и хромой, мужичок по имени Антас. – Милости, как говорится, просим! Следуйте за мной, туточки недалеко!
Дом у Антаса оказался справный, комнаты хорошие, и прохожий с удовольствием скинул с себя плащ и котомку. А тут и ужинать позвали, и он спустился вниз, в комнату, которая служила и кухней, и гостиной.
На стол подавали жена хозяина и две дочки – одна лет десяти, а другая уже невеста. Прохожий смотрел и дивился: все три женщины Антаса были прямо колдовской красоты, и в глазах у всех горел озорной ведьминский огонек, но при этом тихие, послушные, уважительные, на хромого хозяина смотрели с обожанием и рот без нужды не открывали.
- А что, Антас, покажешь мне городок, пока не стемнело? – попросил прохожий.
- Да за милую душу, отчего ж не прогуляться? – обрадовался Антас. – Доедайте, и пойдем!
Антас раскланивался со встречными-поперечными, перекидывался парой фраз, а прохожий смотрел, прислушивался. Странно ему было: все без исключения мужчины казались довольными и умиротворенными, а женщины – спокойными и счастливыми. Все улыбались и смотрели друг на друга с любовью. Прямо как в сказке! Прохожий много путешествовал и обычно наблюдал совсем другую картину: мужчины часто были грубоватыми и готовыми в любой момент ввязаться хоть в спор, хоть в драку, а женщины — нервными, испуганными, истеричными или хитрыми. В общем, и в том, и в другом случае от них исходила некая опаска, словно под масками благопристойности скрывались совсем другие чувства, а тут, в городке, ничего такого не было вообще. «Странно!», — подумал прохожий, размышляя над увиденным.
- Пойдемте, мил человек, пора нам под крышу, скоро стемнеет, — напомнил Антас.
- Да чего уж вы так темноты пугаетесь? – полюбопытствовал прохожий. – Вроде нормальные мужики, силой бог не обидел, с любой напастью справитесь! А темноты боитесь, точно маленькие!
- Ничего мы и не боимся, — возразил Антас, ускоряя шаг. – А просто уговор у нас такой – день для нас, ночь для них, и все довольны.
- Слушай, ты вот все загадками говоришь, а мне ж интересно, ну просто спасу нет! – взмолился прохожий. – Для кого день? Для кого ночь? Какой уговор? С кем? Ты бы объяснил, что ли!
- Ай, ладно! – решился Антас. – Идем в трактир – у нас там мужики завсегда собираются посидеть, пивка выпить, новости обсудить. Там и поговорим.
- А жена ругаться не будет? – спросил прохожий.
- А чего ей ругаться? – очень удивился Антас. – Некогда ей ругаться, у нее свои дела. Идем, идем! До трактира еще дойти надо, а уже совсем темно.
Они уже почти дошли, когда над головой что-то со свистом пролетело и на безумной скорости умчалось в звездную тьму. Прохожий остановился, глядя вслед неведомому снаряду, и тут сверху раздалось азартное «ййййехууууу!!!!», с него что-то с силой сорвало шляпу, и раздался дикий хохот. Остолбеневший прохожий явственно разглядел ведьму, улетающую прочь на помеле и победно размахивающую трофеем – его собственной шляпой.
- Бежим! – крикнул Антас и отчаянно, изо всех сил, захромал к трактиру, увлекая за собой прохожего.
За несколько секунд одолев оставшееся расстояние, они захлопнули за собой тяжелую дубовую дверь трактира и остановились, тяжело дыша. Вся публика воззрилась на них, а трактирщик с невинным видом спросил:
- Чего это вы так загнанно дышите, как будто за вами ведьмы гнались? – после чего грянул громовой хохот, как будто тот сказал очень удачную шутку.
- Да ладно вам зубоскалить, человек и так с непривычки испугался, — укоризненно бросил Антас. – Налили бы лучше кружечку пенного…
Никто кочевряжиться не стал, подвинулись, расчистили место, подвинули тарелку с грибным омлетом, появились кружки с пивом и блюдо с тушеными овощами и охотничьими колбасками.
- А теперь рассказывайте! – потребовал прохожий, уговорив первую кружку. – Чую, у вас тут ой как интересно!
- Интересно-то интересно, да вот только поверишь ли? – с сомнением проговорил здоровенный бородач, сидевший напротив. – Да и зачем тебе чужие интересы, своих, что ли, нету?
- Очень даже есть, — ответил прохожий. – И сдается мне, наши интересы пересекаются. Будем знакомы: меня зовут Иоганн, и я – сказочник. Брожу по свету, собираю разные истории, мыслями удобряю, фантазией поливаю, чтобы они потом сказками проросли. А у вас тут ну уж больно сказочно, я такие вещи за семь верст против ветра чую!
- Хорошее у тебя чутье, — крякнул бородач. – Не подвело. У нас тут и правда того… волшебно.
- Так что за ведьмы рассекают тут на помеле с наступлением темноты и отнимают шляпы у честных граждан? – сразу взял быка за рога Иоганн.
- Да вы не обижайтесь, она пошутила, — тут же объяснил Антас. – Уговор у нас такой: кто не спрятался – сам и виноват. Они вреда не приносят! Ну, если зазевается кто, пощекотать могут. Одежду отобрать. В смоле вывозить. В речку уронить. Усы в зеленый цвет покрасить. В общем, по мелочам шалят! А если в дом заскочил и дверь закрыл – не, уже не тронут. Такой уж у нас уговор!
- И много у вас тут ведьм?
- Дык это… все! – простодушно объяснил Антас. – Сколько женщин, столько и ведьм!
- Ого! – весело удивился сказочник Иоганн. – Вот это номер! Да где ж вы столько ведьм набрали? И чего это они именно в вашем городке женихов выбирают? Да и потом… Видел я ваших женщин! Тихие, ласковые, спокойные – совсем на ведьм не похожи!
- А это наше «ноу-хау», — объяснил бородатый, ухмыляясь во весь рот. – С ведьмой жить вполне можно, и даже очень здорово, конечно, если секрет знать.
- Да уж понял, что есть у вас какой-то секрет, — с уважением ответил Иоганн. – Никогда не видел, чтобы ни одной сварливой женщины в городе не промелькнуло, зато все красивые до жути, что девчонки-семилетки, что старухи лет под 70, просто удивительно, это я вам как сказочник говорю!
- Ну, спасибо на добром слове, — расплылся в улыбке бородач. – Ну что, господа-товарищи, расскажем уважаемому Иоганну нашу сказочную историю?
- Рассказывай! Пусть знает! Давай! – наперебой согласно загалдели собравшиеся.
- А дело было так, — начал бородач, придвигая очередную кружку с пивом. – В наших местах мужики крепкие, основательные, суровые. Ну, сами видите – не хлюпики какие-нибудь. Грубые, резкие, дерзкие, одним словом, земные… Но и нам чего-то светлого хотелось! Чтобы душа, значит, воспаряла! Ну, и стали мы жениться на ангелах.
- На ком??? – поперхнулся пивом Иоганн.
- Да тут неподалеку женское поселение обосновалось, — подхватил нить рассказа Антас. – Крылатые женщины, загляденье, просто глаз не оторвать! Златовласые, голубоглазые, светлоликие, и нежные, как облачка! И нравом все как одна – сама кротость. Ну, как-то и решили, что для души только на таких и жениться! Вот и стали в городке появляться женщины из ангелов.
- А ведьмы-то, ведьмы-то откуда взялись? – напомнил Иоганн.
- А вот откуда! – снова вступил бородач. – Понимаешь, сказочник, они ж все крылатые были, да? А раз крылья имеются, то им летать охота. Ну, они и летали – время от времени. Как по хозяйству управятся – сразу в небо. А уж в лунные ночи ну просто удержаться не могли! Любили они воздушные хороводы водить лунными-то ночами…
- А нам, мужьям, это очень не нравилось! – уточнил Антас. – Мы ж что – грубые мужланы были, без высоких материй. Считали, что гулять – это мужское дело, а жены должны дома сидеть, в окно смотреть да нас ждать…В общем, мужчины то на охоту, то на рыбалку, то в кабачке посидеть, то в картишки перекинуться…
- А жены, с женами-то что? – Иоганн, кажется, весь превратился во внимание.
- А что с женами? Стали мы своих жен-ангелов притеснять, запрещать им крылья расправлять да в воздух подниматься. Женщины тоскуют без полета, плачут тихонько, но мужьям не перечат – ангелы ведь! Только все равно хоть тайком, но летают! Только не углядишь – жена уже опять куда-нибудь улетела! Непорядок, понимаешь! Муж сказал дома сидеть, а она шлындает где-то в заоблачных высях… И тогда мы придумали и вовсе крылья у них отобрать…
- Силой, что ли? – омрачился Иоганн.
- Да не то чтобы силой. Скорее, хитростью. Вишь, в чем дело… Ангелицы-то наши на ночь крылья скидывали, чтобы спать не мешали. Ну, сам понимаешь: в постели крылья того… лишние. Ну вот, договорились между собой, и однажды под утро мы все эти крылья в кучу стащили – и сожгли.
- Ох, варварство какое! – обмер Иоганн. – Да как же рука-то поднялась?
- Ну, поднялась вот, кто ж не ошибается, — печально заморгал бородач. – Но сначала-то обрадовались: вроде все путем, жены по домам сидят, никаких тебе бреющих полетов. Только что за оказия? – глядь, через какое-то время наши ангелицы меняться начали. Сначала и не заметили – просто глазки потускнели, голоса огрубели, потом зубки заостряться стали, ну, и характер испортился. А потом уж вообще – ну ведьма и ведьма! Ты ей слово – она тебе десять, да с такой злобой! Так я говорю, мужики?
- Так! Верно говоришь! Что было, то было! – одобрительно загудел народ.
- А дальше, дальше-то что? – нетерпеливо заерзал совершенно заинтригованный Иоганн.
- А дальше наши ведьмы совершенно страх потеряли, — тяжко вздохнул Антас. – Стали мужчин пилить день-деньской: то не так, да это не эдак.
- Ладно пилить, — вмешался бородач. – Они ведь мужиков уж и калечить начали! То и дело одна сковородкой мужу в лоб заедет, другая своему физиономию расцарапает, третья визгом оглушит до инвалидности.
- Они чуть что – визжать начинали, на ультразвуке, — пояснил Антас. – А это, мил человек, такая волна, от которой любое существо неистребимый ужас испытывает, и ничего с этим поделать нельзя. Так что разум теряет мужик от их визга, и все тут. Ну, и злится, конечно. Нашла коса на камень: чем женщины больше визжат, тем мужики больше стараются из дома сбежать. На охоту там, на рыбалку, в лес, в дальние странствия – только чтобы визга женского не слышать да на ведьм своих лишний раз не пялиться. А чем меньше муж дома – тем больше ведьмы визжат. Замкнутый круг!
- Знаю такое, «ведьминский круг» называется, — подтвердил Иоганн. – Как же вы, мужики, выжить-то сумели?
- А вот слушай, как. Когда уж совсем худо стало, собрались мы на совет. Надо что-то делать – а то хоть из дома беги! И вспомнил кто-то, что есть, мол, такой — Странствующий Рыцарь. Вроде ездит он по белу свету, Зло искореняет, нечисть всякую изводит. А уж наши-то ведьмы – сплошное Зло! Ну, мы быстро гонцов в разные пределы, и одному из них удалось отыскать Рыцаря и убедить его разобраться с нашей бедой.
- Ну и как? Разобрался? – подался вперед Иоганн. – И что он сделал? Окропил святой водой? Прочитал молитву? Наложил заклятье?
- Нет, ничего такого подобного, — вмешался Антас. – У него был особый талисман, который защищал его от Зла. И он вступил с ведьмами в переговоры. Никто не думал, что ведьмы вообще станут разговаривать с мужчиной, но Рыцарю как-то удалось завоевать их доверие. И они рассказали ему такое, во что и поверить-то было трудно.
- Рассказывайте! Я поверю, — пообещал Иоганн.
- Оказалось, что всему причиной – крылья, — объявил Антас. – Если женщина родилась крылатой – она не может не летать. Даже если очень захочет, даже если будет стараться, ее все равно будет тянуть в полет! Неудержимо!
- А вы их крыльев, стало быть, лишили… — задумчиво проговорил Иоганн.
- То-то и оно! – воскликнул бородач. – А если чего-то очень хочется, а возможности нет – женщина дуреет и свирепеет! Теперь-то у нас каждый сопливый пацан эту их особенность сызмальства знает и технике безопасности обучен, а тогда – ну кто бы знал??? В общем, если насильно лишить крыльев и радости полета – любой ангел со временем в ведьму превратится…
- Это точно, — согласился Иоганн. – Это я, братцы, как сказочник, тоже подтвердить готов. Выходит, сами вы, своими руками жен из ангелов в ведьм превратили?
- Ну, — кивнул Антас. – Было дело. Только Рыцарь нам помог, нашел способ. Обсказал нам всю историю и говорит: мол, если сумеете найти способ, как вернуть им крылья – ваше счастье! А если не сумеете – лучше вам всем собраться и уходить, иначе ведьмы вас изведут рано или поздно. А куда нам уходить? Да и дети ведь у многих народились, как их оставишь?
- И как же вы выкрутились? – спросил Иоганн. – Крылья-то того… в огне канули?
- Ага, — покаянно вздохнул Антас. – Как есть сгорели! В общем, собрались мужики толпой и пошли делегацией к ведьмам своим. Повиниться! Потому как повинную голову и меч ни отсечет, и ведьма не откусит… Сначала, конечно, ведьмы оторвались по полной, все мужикам высказали, кто они такие! Но Рыцарь строго-настрого сказал: на провокации не поддаваться, в споры не вступать, ведьм не злить, а садиться за стол переговоров. Ну, мы переждали бурю, а там и беседовать начали.
- На хитрость пошли! – с удовольствием припомнил бородач. – Говорим: «Мы на все ваши полеты согласные теперь, летайте на здоровье, только уж сами придумайте, как вам крылья вернуть. А мы, дескать, мужики темные, дремучие, сами видите, никакого у нас полета фантазии, одни глупости на уме!».
- Ну, от таких речей женщины, конечно, растаяли, — заулыбался Антас. – И фантазия у них сразу заработала! Теперь уж и не вспомнить, какая и почему первой оседлала метлу. Да только, видать, у них на радостях крылья выросли, потому как метла ррраз! – и подняла хозяйку в воздух. Ну, а за ней следом и другие, тоже свои метлы похватали и давай виражи закладывать!
- В общем, договорились мы полюбовно, — заключил бородач. – Днем мы, мужчины главные, жены нас слушаются и домашними делами занимаются. Ангелы просто, по-другому и не скажешь! А как ночь наступает – их время. Хватают свои метлы – и в свободный полет! Налетаются, наозорничают, умаются, возвращаются такие радостные, просветленные. Глаза горят, улыбка сверкает, румянец во всю щеку, от них мужьям и ласка, и полное понимание всех нужд и потребностей, аж до самого утра! Да и потом целый день работают по дому, песенки напевают, и слова дурного от них не услышишь!
- А чтобы мужчины не забывали, каково оно – жен в полетах души ограничивать, ведьмам дозволено в темное время суток над нами всякие шутки шутить. Если поймают, конечно! Да только нас фиг поймаешь, мы теперь умные! – подмигнул бородатый.
- Ну, делаааа… — протянул совершенно изумленный Иоганн. – Вот это сюжет!!! Да я такую сказку накропаю – все ахнут! А что ж такое Странствующий Рыцарь сделал, что ведьмы ему поверили?
- Ну, этого никто наверняка не знает, — почесал затылок Антас. – А только моя обмолвилась как-то, что вроде послал он им зеленый лучик из своего талисмана, а от него столько любви! Вроде бы от той любви сразу ни спорить не хочется, ни обижаться… И хочется обнять весь мир!
- Обязательно надо познакомиться с этим Рыцарем, — решил Иоганн. – Хочу своими глазами на такой сказочный талисман посмотреть.
- Солнце встало, утро уже, — объявил трактирщик. – Не пора ли, уважаемые посетители по домам, к своим любимым женушкам?
- И то правда, — спохватился Антас. – Благодарствуйте, мужики, за компанию, а только нам пора. Ну, с Богом?
… На крылечке их встречали три красотки – жена Антаса и обе дочурки.
- Дяденька, вот ваша шляпа, — застенчиво произнесла младшая, протягивая Иоганну его ночную потерю. У нее было совершенно невинное личико и большие ангельские глаза, в которых плясали озорные бесенята.
- Ты вернулся, милый! Как же я соскучилась! Идем поскорее в дом, – нежно произнесла жена, распахивая дверь, и Антас, виновато покосившись на Иоганна и разведя руками, двинулся за ней, как загипнотизированный.
Да и кто бы мог отказать такому ангелу???
Автор: Эльфика

- Понимаешь, солнце, раньше у меня племянница за домом присматривала, а теперь она того… «уж замуж невтерпеж». В свадебное путешествие укатила. Так что ты прямо как подарок судьбы.

Я скромно не стала спорить – я и правда считала себя подарком. Для тех, кто понимает.

- Короче, я тебе все показала, все объяснила. Плата, сама видишь, символическая. Но за это, солнце, разбери мне чердак! Там, понимаешь ли, хлама немеряно, а у меня рука не поднимается, каждая вещица что-нибудь да значит. Выбрасывай все безжалостно! Я тебе только спасибо скажу. Все равно не помню, что там навалено. Ну, попутный ветер в паруса!

С этим бодрым напутствием археологиня отбыла навстречу новым открытиям, а я осталась. Дом напоминал мне не то склад на пристани, не то этнографический музей, и я долго еще не могла добраться до чердака – изучала ближайшие экспонаты. Но я – человек слова и обещания выполняю всегда. Поэтому очередь дошла и до чердака – кстати, действительно изрядно захламленного.

А потом я грохнула кувшин, и появился этот… культурист, блин. Который сейчас стоял и пялился на меня, как будто это я появилась на чужом чердаке, а не он.

- Ну и долго будем молчать? – сурово спросила я. – Говори, чего надо!

- Слушаю и повинуюсь, — сообщил культурист, кланяясь и складывая руки лодочкой.

- Чего-о-о? – выпучила глаза я. – Как ты сказал?

- Слушаю и повинуюсь, о моя госпожа! – уточнил красавчик.

«Так. Мало того что маньяк, так еще и извращенец», — догадалась я. А вслух сказала:

- Эй, ты мне это брось! Садо-мазо – не мой стиль. В «жестокую госпожу» поиграешь в другом месте.

- Да! Сады тоже могу! И дворцы, и минареты! Приказывай, о госпожа!

- Да что ты заладил «приказывай, приказывай!» — рассердилась я. – Ты откуда здесь взялся?

- Из кувшина, — застенчиво признался «культурист». – Джинны мы.

- Мы? Ты не один? – ужаснулась я, озираясь по сторонам.

- Один-одинешенек, вот уже три тысячи лет, — замахал руками рельефный мужчина.

- Ага. Джинн… «Я раб лампы», — вспомнила я формулу из какого-то фильма.

- Вовсе и не лампы, — насупился джинн. – Кувшина. И не раб, а обитатель.

- Слушай, обитатель кувшина! – с досадой сказала я. – У тебя нормальное имя есть?

- Есть. Я… это… забыл!

- Что забыл? – не поняла я.

- Имя свое забыл, — растерянно сообщил джинн и заморгал длинными восточными ресницами.

- Для джинна ты какой-то недотепистый, — заметила я.

- Посидела бы ты 3 тысячи лет в кувшине, еще неизвестно, что бы ты помнила, — пробурчал он, забыв о субординации. Видимо, от растерянности.

- В общем, ты прав, — дипломатично сказала я. – 3 тысячи лет – срок немалый, сейчас таких не дают.

Спорить с ним не хотелось, в целях самосохранения. Может, у него за 3 тысячи лет одиночки психика тоже расшаталась…

- Ну ладно. А что теперь-то с тобой делать? – взяла себя в руки я.

- Приказывай, о госпожа! – с надеждой расправил плечи джинн.

- А без приказов ты что-нибудь можешь? – полюбопытствовала я.

- Не положено, — вздохнул джинн. – Джинны мы, созданы для исполнения желаний.

- А сколько желаний ты исполняешь? – практично поинтересовалась я.

- Сколько будет угодно госпоже! – обрадовался джинн. – Пока ты владеешь кувшином… Ой! Но он же разбился?

- Ну да, разбился, — подтвердила я. – Хочешь сказать, что нет кувшина, нет и владельца?

- Нет, — трагически сказал джинн. – Я хочу сказать, что теперь мне негде отдыхать.

- О боже, какие мы нежные! – удивилась я. – Вообще-то у нас принято на диване отдыхать. Варианты: в кресле, на ковре, в гамаке…

- Я не могу в гамаке! – джинн чуть ли не рыдал. – Мне нужно ограниченное пространство. Чтобы было темно и тесно.

- Могу предложить чулан! – разозлилась я. – Там еще, кажется, и сыро. А может, если повезет, и крысы есть. Пойдет?

- Не знаю, посмотреть надо, — уныло ответствовал джинн.

- Слушай, ты есть хочешь? – переменила тему я. – Пойдем вниз, а? А то надымил тут, до сих пор в глазах слезится и в горле першит.

- Это не я надымил, — самолюбиво возразил джинн, но послушно поплелся к лестнице.

Я шла за ним и думала, что надо бы его помыть и приодеть. 3 тысячи лет в кувшине придали ему ощутимый аромат затхлости, а набедренная повязка в сочетании с телом Сильвестра Сталлоне наводила на фривольные мечтания.

- Я буду звать тебя Женя, или Евгений, — сообщила я. – Пока настоящее имя не вспомнишь. Не возражаешь?

- Нет, госпожа, — на ходу поклонился джинн и чуть не грохнулся с лестницы.

- Осторожнее! – возопила я. – Не хватало мне тут еще культуристов-мазохистов с переломами конечностей!

На мое предложение помыться джинн отреагировал крайне неадекватно.

- Я что, шелудивый верблюд? – самолюбиво заявил он. – Или ишак какой-нибудь? Джинны не моются.

Но я уже нащупала его слабое место: он при всей своей восточной гордости хорошо понимал приказы.

- Слушай и повинуйся: немедленно в ванную и под душ! И мыться хорошо – с мылом! Выполняй! – я хотела было добавить для пафоса «о презренный джинн!», но воздержалась. Просто выдала ему полотенце и махровый халат, найденный в спальне, и молча распахнула дверь ванной.

- Слушаю и повинуюсь, — уныло поклонился он и неохотно поплелся в ванную. Дверь за ним закрылась. Какое-то время было тихо, а потом зашумела вода и раздался дикий крик.

Джинн вылетел из ванной как ошпаренный. Да что там – он и был ошпаренный! Из ванной валил пар. Джинн страшно ругался на незнакомом языке, бешено вращая глазами. Я сориентировалась мигом: кинулась в ванную, закрутила кран с горячей водой, набрала в ковш холодной, метнулась к своему незадачливому джинну и окатила его студеной водицей. Он взревел с новой силой, а я тем временем уже притащила с кухни подсолнечное масло и сноровисто смазала ошпаренное плечо. Слава богу, покраснело несильно и немного.

- Евгений, ну ты что? – упрекнула его я. – 3 тысячи лет, а сам – как маленький. Ну не знаешь, как душем пользоваться – у меня бы спросил.

- Ага, а вдруг ты смеяться будешь? – вполне резонно предположил джинн. Я подавила смешок и очень серьезно предложила:

- Давай, помогу помыться? Не будешь стесняться?

- Слушаю и повинуюсь! – вскинулся джинн. – Любые капризы госпожи!

- Слушай, а ты в эскорт-услугах не подрабатывал? – с сомнением спросила я. – А то и внешность, и лексикончик, и манера общения – заставляют задуматься…

- Мы, джинны, не подрабатываем! – гордо заявил он. – У нас призвание!

- Да уж, вижу твое призвание – быть ходячей катастрофой, — констатировала я. – Вперед, на помойку!

Без своего подгузника джинн впечатлял еще больше. Нет, все-таки 3 тысячи лет назад или экология лучше была, или родители качественнее старались, или просто порода такая. В общем, помойка джинна настроила меня на лирические мысли о будущем семейном гнездышке, муже-бизнесмене и многочисленных детишках. В таком задумчивом состоянии я и перенесла место действия на кухню, где вымытый, благоухающий шампунями и кремами джинн в хозяйском махровом халате забился в угол под какую-то африканскую маску, а я стала вдумчиво и медитативно творить яичницу с колбасой. Где-то на полуготовности я спохватилась и обернулась к сказочному мужчине:

- Слушай, а ты чего сидишь? Ну, я, допустим, яичницу готовлю. А ты давай, сообрази на стол чего-нибудь экзотического! Ну, винограда, что ли. Или дыню. Или арбуз. В общем, фрукты я люблю, можно побольше.

- Слушаю и повинуюсь! – вскочил джинн во весь свой нехилый рост и сбил головой африканскую маску, которая тут же тюкнула его острым концом по макушке.

- У-и-и-и-и! – взвыл джинн.

- Да что же это такое! – всплеснула руками я. – А ну, тихо! Сидеть, молчать, меня бояться!

Это указание джинн исполнил моментально и точно, как солдат-первогодок, зашуганный дедами.

- Сядь, горе мое, — велела я, прилаживая ему на темечко примочку из соли и льда, который наскребла в холодильнике. – Ну что ж ты такой проблемный-то, а? Вроде волшебник, и не молоденький, 3000 лет на боевом посту, а беспомощный, как малыш. Ну как же так может быть?

- Может быть, — пробурчал джинн. – Я же давно в свет не выходил. Я людей 3 тыщи лет не видел! Я отвык!

- Ну ладно, ладно, — устыдилась я. – Не переживай, с кем не бывает. Ничего, освоишься. Ты сейчас с фруктами не напрягайся. Давай-ка вот лучше по яичнице вдарим. Из 10 яиц! Вкусная! А, Женьк?

Из 10 яиц он слопал 8, мне удалось урвать только 2. Но я не была в претензии: попостись-ка 3000 лет, еще не так проголодаешься! Догнались бутербродами с сыром и горячим чаем. Джинн очень хвалил все, что попадало ему в рот. Я кивала и размышляла. Кувшин разбит. Мужик теперь бездомный. И вечер на дворе. Что делать? Наконец, я решила, что утро вечера мудренее, и решительно сказала:

- Так, Евгений. Пора спать. Могу постелить тебе на диване. Могу предоставить чулан. А хочешь – полезай в кастрюлю, она с крышкой.

- Она холодная, — капризно сказал джинн, потрогав металл могучей дланью.

- Мне что тебя, всю ночь подогревать в ней? – съязвила я. – Выбирай давай, у меня тут не оазис! Персидских ковров нет, лишних кувшинов тоже.

- Показывай чулан, моя госпожа, — обреченно поднялся с табуретки джинн.

Чулан был тесноват и явно не вызвал у него восторга, но привередничать он не стал – втиснулся и дверь за собой прикрыл. А я отправилась спать на хозяйскую двуспальную кровать, каковая мне с первого дня очень залюбилась, потому что была широкой, ротанговой и вообще экзотической.

Видимо, переживаний было слишком много для этого вечера, потому что я уснула, едва донеся голову до подушки. Мне приснился сон, что я роняю на пол копилку в виде бульдога, а она превращается в маленького щеночка, который начинает скулить и подвывать, я гоняюсь за ним, а он не дается и все скулит, да так жалобно… Наконец я поняла, что скуление происходит не во сне, а наяву. Я стряхнула остатки сна и прислушалась. Скуление шло явно из чулана.

Я встала и прошлепала к чулану.

- Эй! Джинн! Ты живой? – строго спросила я. Скуление прекратилось, но раздался такой душераздирающий вздох, что женское сердце не выдержало, и я распахнула дверь. Джинн являл собой прежалостное зрелище: он скорчился в три погибели на каком-то ветхом половичке, обхватив себя руками, и был похож на наказанного, несправедливо обиженного ребенка.

- Жень? Ты чего? – растерялась я. – Тебе тут плохо?

- Сквозняки, — мужественно пожаловался джинн. – В кувшине сквозняков не было. И крыс тоже. Там было тепло, сухо и одиноко. Вот я и пою, потому что заснуть не могу.

- Этот стон у них песней зовется, — вспомнила я классика. – Выходи давай. Не хватало, чтобы ты простудился. Я не знаю, как джиннов лечат. Может, у вас физиология другая.

- Физиология как физиология, — мрачно парировал джинн. – Мерзнем, как смертные. И болеем тоже.

- Ну да, я про Старика Хоттабыча читала, он тоже болел, — вспомнила я. – Ну и куда тебя теперь?

- Не знаю, — устало сказал джинн. – Куда-нибудь. Хоть в кастрюлю.

Выглядел он плоховато. Мне показалось, даже слегка дымился.

- Э, да у тебя жар! – встревожилась я. – Ну-ка дай лоб пощупать. Ты же замерз! Ну-ка, давай, прыгай под одеяло. Сейчас я тебе чаю с малиной, я в холодильнике банку видела. И к утру будешь как новенький! А ты не можешь волшебством вылечиться?

- Я когда больной, вообще ничего не могу, — доложил джинн и оглушительно чихнул.

Я напоила его чаем с малиной, напялила на него носки с очень своевременно найденной сухой горчицей, и когда он томно закрыл глаза и засопел, потушила верхний свет и с чувством выполненного долга прилегла наконец сама.

Врал он все. В смысле, что когда больной, ничего не может. Он такое смог, что мне и во сне не снилось. Что значит 3000 лет воздержания! Если у меня и оставались сомнения, что он джинн, то этой ночью он их развеял раз и навсегда. 1000 и 1 ночь отдыхали! Зато мы не отдыхали ни мгновения! Мысль, что мой джинн подрабатывал в эскорт-услугах, только укрепилась во мне. Иначе откуда бы он всем этим штукам научился? Впрочем, аллах его знает, как у них там 3000 лет назад было поставлено сексуальное просвещение? В общем, ночка получилась волшебной, сказочной, невероятной. Он 100 раз построил и разрушил дворцы, и мне виделись не только хрустальные города, но и запредельные галактики.

И только когда забрезжило утро, он почтительно осведомился:

- Довольна ли моя госпожа? Верно ли я угадал все ее желания?

Я не стала спорить, чьи это были желания – было лень и неохота.

- Слушай, Женька, а что мы теперь делать будем?

- Что прикажешь, свет моих очей! – с энтузиазмом воскликнул мой неутомимый джинн.

- Что прикажу? Сначала спать. А потом вставать. И сегодня чур завтрак готовишь ты. А потом подумаем дальше. Идет?

- Слушаю и повинуюсь! – покорно склонил голову джинн. Мечта, а не мужчина!

- А ты сможешь выправить себе паспорт и прочие документы? – уже засыпая, пробормотала я.

- Все, что пожелаешь, моя госпожа! – уверил меня джинн, заботливо подтыкая под меня одеяло.

…В общем, сейчас у нас уже трое ребятишек, и мы не намерены на этом останавливаться. Мой Женька оказался очень хорошим отцом и мужем. Прямо сказочным! Единственное что – время от времени любит забиться в какой-нибудь тихий темный угол. Тоска по кувшину, ничего не поделаешь! Но ностальгия у него обычно непродолжительная, потому что наши маленькие джиннчики не дадут покоя никому, особенно папе.

Я до сих пор не знаю, настоящий он джинн или не настоящий. Потому что он не творил дворцов и не разрушал городов, кроме как в постели. И сокровищ мира не доставлял – впрочем, я и не просила. Наверное, все-таки настоящий – потому что ему все удается, и он сказочно удачлив во всем. И у нас все, что мы задумаем, получается. И он угадывает и радостно исполняет наши желания. А еще он очень привязан к дому и к нам – наскитался за свою долгую жизнь, бедный. И еще у него осталась неистребимая привычка называть меня «моя госпожа» и «свет очей моих». Но я совершенно не против.

Кстати, с археологиней мы до сих пор дружим. И она сказала, что помнит место в Саудовской Аравии, где таких запечатанных кувшинов находили десятками. И мы задумали совместный проект: организовать экспедицию и вывезти эти кувшины в Россию. А вдруг в них тоже джинны томятся? Это ж представляете, на сколько больше счастливых женщин в стране станет? Главное – кувшин вовремя грохнуть. А дальше – сплошная волшебная сказка!

Автор: Эльфика

- Спасти? – не поняла она. – От кого? Со мной все в полном порядке…

Повисла неловкая пауза.

- У тебя что, амнезия? – осторожно спросил Кай. В сериалах, которые так любила Герда, почти всегда какой-нибудь персонаж внезапно терял память и забывал, кто он, откуда и что с ним приключилось. Значит, надо ей рассказать, что было до похищения. Она вспомнит, и тогда можно будет ее наконец-то обнять…

- Ты помнишь ваш славный домик, утопающий в розах? – задушевно начал Кай. — Телевизор с диагональю 102, который вы купили совсем недавно – ты так о нем мечтала… Твои подруги – ты помнишь их? Твоя старенькая бабушка с ее вкуснючими пирожками… И как мы с тобой на танцы ходили и на каток – помнишь, да?

- Не трудись, про мою прошлую жизнь я все прекрасно помню, — прервала его она. – Мне не понятно, как ты сюда попал?

- Когда тебя украла Снежная Королева, я сразу отправился следом. Но по земле не то, что на снежных санях, гораздо дольше – мне пришлось преодолеть множество препятствий и пережить кучу приключений. Я тебе потом буду рассказывать долгими зимними вечерами. Когда вернемся домой и поженимся…

- Ничего не выйдет, — категорически заявила Герда. – Я вовсе не собираюсь возвращаться домой. Мне и здесь хорошо. Так что коротать долгие зимние вечера тебе придется не со мной.

- Что??? – Кай был потрясен и даже отступил на пару шагов назад. – А ты сильно изменилась… — наконец-то заметил он.

Герда усмехнулась и встала, чтобы он мог хорошенько ее рассмотреть. На ней было дивное искрящееся длинное платье. Ее волосы были уложены в замысловатую прическу и сверкали вплетенными бриллиантиками. Ее спина гордо выпрямилась, ее кожа стала гладкой, как белоснежный атлас, а глаза – холодными, как две льдинки. Их обрамляли длинные, какие-то ненатуральные ресницы – словно изморозь на них осела. Да, его любимая Герда была совсем чужой. Даже фигура другая – талия тоньше, бедра круче, да и бюст…

- Силикон, — объяснила Герда, поймав его взгляд. – Несколько небольших вливаний, где-то откачали, где-то прибавили…

- Зачем? – тупо спросил Кай.

- Теперь мой образ безупречен, — снисходительно улыбнулась Герда. – Благодаря Снежной Королеве я наконец-то достигла совершенства. Ведь я этого достойна!

- Конечно, достойна! – горячо согласился Кай. – Ты и раньше была безупречна… и теперь… Дома все просто ахнут!

- Вряд ли они смогут по достоинству оценить мои чудесные метаморфозы, — скептически покачала головой Герда. – Не тот уровень…

- Ладно, там видно будет. Давай руку, и побежали, пока нас никто не спохватился.

- Никуда я с тобой не побегу, — досадливо дернула плечом Герда. – Ты что, глухой? Я же сказала: я остаюсь здесь.

- Почему? – Кай, похоже, сегодня как-то особенно тормозил.

- Ах, какой же ты непонятливый… — вздохнула Герда. – Ну вот сам подумай… Что у меня было там? Розы, которые вянут? Пирожки, от которых толстеют? Бабушка, которая рано или поздно умрет? Подружки, мечтающие о походе в модную лавку и колечке с бирюзой? И жених, то есть ты…

- Но ты ведь все это любила? – растерянно спросил Кай.

- Ах, я была так молода и глупа! Что я имела? О чем я мечтала? Как это было мелко… Зато смотри, что у меня есть сейчас! – и Герда небрежным движением руки опрокинула шкатулку, из которой высыпались на хрустальный столик самоцветы – бледно-голубые топазы, зеленоватые аквамарины, переливающиеся всеми цветами радуги бриллианты…

- А зачем тебе все это?

- Красиво… - любуясь камнями, ответила Герда. – Пойдем, я тебе кое-что покажу! Не бойся, пойдем-пойдем!

- Я и не боюсь, — самолюбиво пробурчал Кай и двинулся за Гердой к дверям в соседний чертог.

- Вот! – торжествующе сказала она, распахивая дверь и пропуская Кая вперед.

Зал был обширный, но пустой, если не считать в неисчислимых количествах разбросанных льдинок разных цветов, форм и размеров. Кай присмотрелся – и не льдинки вовсе, опять же – драгоценные камни, ну чем еще можно увлечь девушку??? Некоторые из них были сгруппированы в кучки, другие разложены на полу в каком-то определенном порядке.

- На паззлы похоже, — заметил Кай. – Помнишь, мы собирали картинку с прудом и мельницей?

- Ну да, вроде того. Только я должна собрать не дурацкую картинку, а слово.

- Какое?

- Слово «СОВЕРШЕНСТВО». Мне осталось совсем чуть-чуть.

- И что будет, когда ты его соберешь?

- Я стану полноправной наследницей. Этот прекрасный дворец, эти ледяные статуи, эти белые кружевные наряды, эти дивные самоцветы – все перейдет мне. Я стану Снежной Королевой, представляешь?

- Круто! – теперь Кай смотрел на нее, чуть прищурившись и даже немного насмешливо. Казалось, что первоначальный шок совершенно испарился, и он уже не выглядел робким. – А хочешь, я расскажу тебе, что с тобой будет дальше?

- Ну, расскажи… — позволила Герда.

- Ты соберешь слово «СОВЕРШЕНСТВО» и получишь в наследство титул Снежной Королевы. Ты будешь менять платья и украшения. Кататься на санях и развешивать снежные гирлянды на деревьях. Разговаривать с ледяными статуями (ведь больше не с кем!) и любоваться собственными отражениями (ведь больше не кем!). Устраивать балы и принимать гостей – таких же холодных и совершенных, как ты сама. Рано или поздно тебе все это надоест, и ты заскучаешь. Тогда ты отправишься к людям за теплом, но не сможешь его взять, потому что сердце твое окончательно заледенеет. Но там, под ледяной коркой, оно будет плакать и просить любви… И тогда ты украдешь юношу – молодого, горячего, живого! Его будут звать… предположим, как меня – Кай. Ты примчишь его во дворец, ты дашь ему все, о чем он только сможет мечтать, и он будет сидеть вот в этом же зале и собирать из драгоценных льдинок слово… ну, скажем, «ВЕЧНОСТЬ».

Кай умолк, чтобы перевести дух.

- И… что дальше? – Герда, казалось, была ошеломлена той страстью, с которой он рассказывал ей сказку – так убежденно, как будто она уже давно была сложена и, более того, всем известна. Всем, кроме нее.

- А дальше обязательно – слышишь, ОБЯЗАТЕЛЬНО! – во дворце появится девчонка, глупая и безрассудная, но с горячим сердцем. Та, которой будет не все равно, потому что она хоть и несовершенна, зато умеет любить. И она растопит лед в его сердце, и он сбежит с ней к лесным разбойникам, к лапландским оленям, к чертовой бабушке – лишь бы подальше от тебя. А ты будешь метаться по дворцу в бессильной злобе, выть вместе с пургой и швыряться снежными комьями им вслед. Это будет все, что тебе останется.

- Нет! – топнула ногой Герда. – Так не будет! Она никогда не сможет дать ему то, что есть – то есть будет – у меня!

- Ха! У тебя ничего не будет, кроме твоей безупречной и безнадежной фригидности, — дерзко бросил Кай. – Эталонный образец, музейный экспонат, руками не трогать и по возможности не дышать! Вот кто ты будешь – просто необычная ледышка!

- А ты… ты… неотесанный мужлан! Ты мне просто завидуешь! – обиженно захлопала ресницами Герда.

- Было бы чему завидовать, — презрительно фыркнул Кай. – Кстати, не знаю, какое ты там слово собираешь, а только получается вовсе не «СОВЕРШЕНСТВО», я успел разглядеть. Совсем другое слово!

- Какое?

- Ну, какое слово может получиться из букв «П», «О», «А» и «Ж»?

- Да ты… Да я… Я тебя ненавижу! Я тебя уничтожу! – сообразив, задохнулась от возмущения Герда. – Как ты вообще можешь такое нести!

- Догони сначала, снежная баба! – обидно засмеялся Кай и отпрыгнул, словно нарочно дразня ее.

Рассерженная Герда, забыв о манерах и подхватив подол, бросилась за ним, на ходу швыряясь самоцветами. Кай ловко уворачивался и не давал ей приблизиться, стремительно летя от зала к залу – только двери хлопали.

Опомнилась она уже за пределами дворца – когда Кай подхватил ее на руки и ловко забросил в сани.

- Гони! – крикнул он, плюхаясь сверху, и сани с места в карьер помчались прочь от ледяных чертогов.

- Слезь с меня! Кай! Имей совесть! Я тебя побью! – сдавленно кричала Герда, пытаясь выкарабкаться из вороха теплых одеял и скинуть тяжелого Кая. Но он еще и усугубил: прервал ее крики долгим горячим поцелуем.

- Ну что, вижу, помогли мои советы? – прокаркал сверху скрипучий голос.

- Еще как! – на минутку оторвавшись от своего приятного занятия, сказал Кай. – Спасибо, Ворон! Сначала я оробел, а потом вспомнил и сделал все, как ты говорил: разозлил, потом пробежку совершить заставил – и сразу в сани. Ничего, отогрелась уже! Живее всех живых!

- Ну, погоди, я тебе еже покажу! – мстительно пообещала Герда. Она была сердитая, раскрасневшаяся, румяная и невероятно хорошенькая.

- Обязательно покажешь! Буду ждать! – ухмыльнулся довольный Кай. Лапландский олень обернулся и довольно хрюкнул.

… Вечером, поправив одеяло на любимой, которая после долгой дороги, чая с малиной и пирожков с капустой сладко спала, Кай тихонько присел рядом с кроватью, прямо на коврике. Герда и не пошевелилась. Он любовался овалом ее лица – немножко неправильным, но таким милым, ее ладошкой, уютно подсунутой под щеку, непокорными каштановыми завитками возле шеи…

- Даже если ты постареешь… и покроешься морщинками… и растолстеешь от пирожков… и больше никогда в жизни не сделаешь депилляцию… и станешь мохнатой, как пчелка!!! – я все равно буду с тобой, — шепотом пообещал Кай. – Потому что ты теплая и живая, потому что я рядом, и потому что я тебя люблю со всеми твоими недостатками и несовершенствами – такую, какой я тебя повстречал. А самоцветы… не проблема, раз надо – значит, купим. Раз уж вы, девчонки, без этого жить не можете…

Если бы он в этот миг посмотрел в окно, он увидел бы лицо Снежной Королевы, прильнувшее к стеклу. Она холодно и отстраненно, немного печально смотрела на комнатку, в которой пылал жаркий камин, и цвела чайная роза, и в старом кресле умывалась кошка. Но Кай не смотрел в окно, он смотрел на Герду. Поэтому он не видел, как по прекрасному лицу, по белой щеке скользнула сверху вниз какая-то тень — не то снежинка, не то слезинка. А потом стекло и вовсе заволокло изморозью, чтобы никто не мешал влюбленным любить.

Автор: Эльфика

- Чую что-то интересное, — повел носом Маг. Нюх на приключения у него был просто замечательный!
Он не ошибся: буквально через пару десятков метров, весь в клубах пыли, показался мужчина – то ли рыцарь, то ли богатырь, то ли и вовсе царский сын. Разобрать было трудно: одежда в копоти и лохмотьях, конь заморенный, а мужчина злой.
- Из какой сказки, коллега? – дружелюбно спросил Маг.
- Из самой кошмарной в моей жизни! – свирепо отозвался богатырь-рыцарь. – К черту этих заколдованных красавиц! Идут они все в Малую Энциклопедию! На лягушке женюсь, ей-богу, она хоть не выпендривается!
- Хм! – проводил его взглядом Маг. – Видать, потрепала парня любовь!
Следующим навстречу попался астролог в халате и колпаке. Он выглядел вполне сносно – ни безумия, ни свирепости, шел и посмеивался в длинную белую бороду.
- Что у вас тут такое творится? – спросил заинтригованный Маг.
- Спасательная операция, — охотно пояснил астролог. – Я вовремя понял, что звезды не благоприятствуют моему участию в ней, а то бы и мне досталось. Но я очень опытный астролог!
- А кого спасаем? – не унимался Маг.
- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — хихикнул астролог. – Тут недалеко. Желаю удачи!
Маг прибавил шагу. Совсем вскоре впереди, в чистом поле, показалось какое-то сооружение, впечатляюще своей монументальностью. Даже издали подавляло величием. Все как положено: высоченные каменные стены, наглухо закрытые ворота, вокруг – ров с водой и крокодилами, подвесной мост поднят, в общем, не подобраться. Внутри же данной конструкции возвышалась изящная одинокая башня, над которой реяло белое знамя с начертанными словами: «Помогите! Погибаю!». Под стенами суетились какие-то люди. Все пространство под стенами было страшно замусорено какими-то обрывками и ошметками.
Маг как раз уже почти подходил, когда окно на самом верху башни приоткрылось, и оттуда вылетело что-то круглое и, по всему, увесистое. Люди заметались, явно пытаясь увернуться от летящего предмета. Но не тут-то было: он на лету несколько раз со свистом изменил траекторию и все-таки нашел жертву, смачно врезав ей по темечку.
- Уййй! – вякнула жертва и рухнула навзничь. К ней тут же потрусили чудом спасшиеся – очевидно, первую помощь оказывать.
- Ничего себе! – себе под нос пробормотал Маг. – Хороший бросок! Это кто ж у нас там такой меткий?
- Фу, какое амбре! – с отвращением проговорил кто-то из компании спасателей. – Конкретно так облила. Не поскупилась. Не повезло психологу.
- Здорово, миряне! – поприветствовал Маг. – Помощь нужна? Страдалец-то жив?
- Да жив, она ж не насмерть, так, оглушила только, — ответил кто-то из местных. – Сейчас оклемается.
Маг принюхался – амбре действительно было ощутимое, запах помоев ни с чем не спутаешь.
- Это что, ночным горшком ему прилетело? – полюбопытствовал Маг.
- Типа того, — вздохнул местный, поднимаясь навстречу магу. – Простите, руки не подаю – сами понимаете. Будем знакомы, Бывший.
- Бывший кто? – уточнил Маг.
- Бывший муж, — удрученно сказал местный.
- А чей, если не секрет?
- Так ее же! Красавицы, — и Бывший кивнул на башню. – Ну, которая в Цитадели.
- Цитадель? – с интересом переспросил Маг. – А это что вообще такое? Зачем она? И что здесь вообще происходит? Расскажите, интересно же!
Тут очнулся настигнутый ночным горшком, крякнул и сел, очумело тряся башкой.
- Эх, как она меня! – сказал он, тоскливо озирая испорченную одежду. – Не увернулся все же… Уделала с ног до головы.
- От нее не уйдешь, — меланхолично заметила уродливая пожилая женщина с кособокой фигурой. – Профи… Уж мне-то, как матери, это хорошо известно. Обтекай теперь. Может, со временем отмоешься.
Она поймала взгляд Мага и пояснила:
- Вы не смотрите, что я такая… странных конфигураций. Это у моей Красавицы в голове такой искаженный образ матери. Видит во мне не то, что есть, а то, что хочет. А хочет видеть только плохое, ну и вот…
Маг молчал, слушал. Он давно понял, что в подобных ситуациях осознанное молчание – лучший способ добывания информации. Не сбивай человека с мысли – и он сам рано или поздно все расскажет.
Вскоре Маг уже знал, что Красавица страшно обиделась на всех своих родных и близких, ушла в себя, окопалась тут, в Цитадели, и теперь взывает о помощи ко всем, кому не лень ее оказывать.
Не лень было многим. Те обрывки и ошметки, которыми было щедро усеяно поле, принадлежали многочисленным богатырям, их коням и разным колдуньям, докторам, ясновидящим и целителям, которые оказались слабоваты супротив Красавицы. Люди под стенами Цитадели – это те, кого она удерживает силой своих обид, а также те, кого она притягивает якобы с целью освобождения.
- А вы-то, что ли, астролог, которого она давеча вызывала? - спохватился кто-то из группы родных и близких.
- Нет, я не он, он не дошел, — сообщил Маг. – Я путник, проходил мимо, вижу – происходит что-то, дай, думаю, загляну на огонек.
- А может, вы попробуете? – с надеждой спросил Бывший. – А то уже просто сил нет!
- А что требуется? – деловито спросил Маг.
- Так это! Освободить бы ее! И нас всех заодно… – тоскливо сказал изможденный мужчина полупрозрачного вида. – Не пугайтесь, я и впрямь как бы призрак. Отец я ее. Она на меня не помнит, но до сих пор обижается, и нет мне покоя. Держит!
- Интересное дело, — пробормотал Маг. – А она часто вот так вот… сверху грязью поливает?
- Часто, — вздохнул бывший. – Как только чувствует, что кто-то к ней в Цитадель проникнуть может – сразу и окатывает. Психологу вот не повезло… Не увернулся…
- Как так вышло? – повернулся Маг к психологу.
- Она попросила о помощи, — нервно стал объяснять психолог. – Я откликнулся. Мы заключили контракт. Но мне надо было пробить ее защиты! Ведь Цитадель блокирует все мои методы еще на дальних подступах. И мне это почти удалось! Я применил метод «психологический таран», ворота затрещали, и…
- И на вас вылили ведро помоев, — заключил Маг. – Верно?
- Да. Но я не понял, за что??? – возопил психолог. – Мы же были почти у цели!!!
- Это вы были почти у цели, — заметил Маг. – Но с чего вы взяли, что ваши цели совпадают?
- Как?! Но она же меня сам попросила! – изумился психолог. – Просила, чтобы я помог ей разобраться с ее проблемами… Я же не с бухты-барахты к ней с тараном полез! Нам же нужно было исследовать ее внутренний мир!
- С чего бы ей было возводить Цитадель, если бы она хотела кого-то впускать в свой внутренний мир? – спросил Маг. – Мало ли, что просила… Ей, может просто хотелось об этом поговорить…
- Эээээ… Я как-то об этом не думал, — в замешательстве проговорил психолог. – Но в любом случае, после такой обратной связи я вряд ли захочу пробовать еще раз. Обозвать меня дилетантом и шарлатаном! Надо же!
- Понимаю вас, — задумчиво сказал Маг. – Обидно, конечно. Ладно, попробую. Но ничего не обещаю! Скройтесь, пожалуйста, из поля зрения – создайте нам подобие интима.
Люди с облегчением стайкой прыснули прочь, поближе к воротам, а Маг, задрав голову, прикинул расстояние до окошечка башни. Было высоко.
- Красавица! Гостей принимаешь? – зычно крикнул Маг.
Окошечко с готовностью распахнулось, как будто только его тут и ждали.
- Ну наконец-то, — с чувством сказала Красавица, высунувшись до половины из окна. – Я знала, я верила, что кто-нибудь придет и спасет меня!
- А в чем дело-то? – уточнил Маг.
- Я очень одинока. Жизнь ко мне несправедлива. Никто меня не любит. И не понимает! – грустно продекламировала Красавица. Видно было, что зачин она выучила наизусть.
- Та же беда! – проорал ей Маг. – А ты можешь спуститься? А то орать несподручно.
- Не могу! – быстро ответила Красавица. – Я – пленница этой башни. Меня надо спасать.
- А кто тебя туда посадил? – тут же спросил Маг.
- Я не знаю! – трагически прохныкала Красавица. – Я думаю, Злой Чародей!
- Кто такой? Откуда?
- Не знаю… По-моему, его Бывший нанял. Или его змеища. А может, Материнское Проклятие сработало. В общем, откуда-то взялся. Но без Злого Чародея тут не обошлось, поверьте. Или без Злой Колдуньи.
- Вестимо, не обошлось, — согласился Маг. – Как же без Колдуньи? Кто-то же должен был тебя в башню заточить, верно?
- Верно! – обрадовалась Красавица. – Так приятно поговорить с понимающим человеком! Кругом сплошь злые люди! Вот мама. Она мне все детство отравила! Гнобила, унижала, оскорбляла, заставляла…
- Ну так детство, оно когда было? – осторожно спросил Маг. – Ты теперь вон какая… В самом цвету!
- Ну и что? – горячо возразила Красавица. – Она и сейчас такая же! Лишь бы уколоть, лишь бы укусить! Все время критикует, указывает. Не хочу с ней общаться вообще!
- Понятненько. А папа?
- А папа от нас ушел! Он для меня словно умер! Он как бы есть, но его как бы и нет. Не хочу о нем говорить! – гневно выпалила Красавица.
- Тоже ясно. А с Бывшим что, давно разбежались-то? – продолжал вроде как между делом допытываться Маг.
- Давно. Только он все время в мою жизнь врывается. Женился на какой-то гадюке подколодной, плохо ему там. Вот он ко мне и тянется…
- А ты принимаешь?
- А как я ему откажу? Муж все-таки, 10 лет прожили… Жалко же!
- Так может, раз такое дело, снова сойтись?
- Да я ему намекала! – вскинулась Красавица. – Только он от той гадюки не уходит. Да и на кой он мне нужен, изменщик коварный? Но я его все равно люблю! Хотя и ненавижу.
- Тяжелый случай, — посочувствовал Маг. – Ты такая умница, такая хорошая, а они все…
- Да! Да! – хлюпнула носом Красавица. – Я никогда ни о ком плохого слова не сказала, я к ним со всей душой, во мне столько любви, а они…
- Злодеи! Форменные изверги! – подхватил Маг. – Недостойны они такой ангельской души, как твоя!
- Ну да, недостойны, — скромно приосанилась Красавица.
- Тогда зачем они тебе нужны? – неожиданно повернул в другую сторону Маг.
- То есть как «зачем»? – опешила Красавица. – Но они же лезут мне в душу! Разрывают ее на части!
- Ой, ну разве можно пробраться сквозь такие надежные и неприступные стены Цитадели? Прямо удивляюсь, какой великий зодчий сотворил этот шедевр, – тонко польстил Маг.
- Это я – зодчий, — тут же оживилась Красавица. – Я возвела Цитадель исключительно в целях самозащиты от вредоносных влияний!
- Но как же тогда они все могут на тебя влиять? Объясни неразумному путнику!
Вопрос был с подвохом, и Красавица слегка задумалась, но быстро нашлась:
- Они тут бродят, тревожат, мешают. Не дают мне создать новую жизнь!
- А отпустить не пробовала? Ну, прощением, например? Говорят, радикальный способ!
- Ах, о чем вы говорите? Я давно всех простила и ни на кого не сержусь. Да я и не обижалась даже по-настоящему! Это все они виноваты, изверги и мучители мои!
- Понятно, простила, это видно невооруженным глазом, — усмехнулся Маг. – Так в чем же твоя проблема, Красавица?
- Ну я же говорила! – нахмурила бровки Красавица. – Я очень одинока. Жизнь ко мне несправедлива. Никто меня не любит. И не понимает. Ты что, забыл?
- А ты что-нибудь пробовала сама сделать, чтобы это изменить?
- Ну конечно! – всплеснула руками Красавица. – Я знаешь сколько книжек умных прочитала? У меня тут целая библиотека!
- И что? Не разобралась?
- Разобралась! Я очень умная! Только ничего не получилось, потому что я хочу все изменить, а они не хотят меняться!
- Ну что ж они так! – притворно-сокрушенно притопнул ногой Маг. – Непонятливые какие!
- Да, они совершенно неподдающиеся, прямо закоснели в своих заблуждениях, — тяжко вздохнула Красавица. – Потом я еще ко всяким специалистам обращалась. К магам, к колдунам, знахарям, ясновидящим, прорицателям, психологам, докторам, целителям… Астролога вот вызвала, жду в скором времени.
- Жди-жди, астролог умнее всех оказался, — пробормотал Маг, а вслух сказал:
- И что, никто не помог?
- Они все разное говорят, прямо голова кругом! – пожаловалась Красавица. – Но все на одном сходятся: «изменись сама, и мир вокруг тебя изменится». Но с какой стати мне-то меняться? И я-то ведь нормальная, это они все какие-то не такие.
- Ну, может, хоть попробовать? – предложил Маг.
- Нетушки, — капризно надула губки Красавица. – Я и так от них настрадалась! Пусть теперь они! Я достойна в этой жизни самого лучшего.
- Да, у тебя самая лучшая Цитадель в мире, — искренне согласился Маг. – Непробиваемая!
- Старалась, — потупилась Красавица. – Здесь я чувствую себя в безопасности. Только вот эти, которые под стенами, раздражают. Ты бы их прогнал, а?
- Не могу, они ж не ко мне пришли, — пожал плечами Маг. – Твои гости, тебе и отпускать.
- А как? – тут же спросила Красавица.
- Молиться можно, например.
- Знаю, советовали, пробовала, каждый день молюсь, чтобы их Бог покарал, а все без результата.
- Не о том молишься, — покачал головой Маг. – Надо бы «во здравие», а ты «за упокой».
- Ладно, это я знаю, ты что-нибудь другое посоветуй.
- Ну, к Душе своей обратиться.
- Ой, я о душе постоянно думаю, какая она истерзанная, израненная и обиженная, как ей в жизни досталось. Я ее жалею!
- А жалость, между прочим, только раны душевные растравляет, — проинформировал Маг. – Она для души прямо как муравьиная кислота! Только вместо муравьев – обиды копошатся.
- Никто у меня не копошится! – гневно вскричала Красавица. – Я же всех простила!
- Да, да, я помню, — торопливо ответил Маг, прикидывая, долетит ли до него горшок с помоями, ежели что.
- Еще какие-нибудь умные мысли есть? – требовательно спросила Красавица.
- А не пора ли тебе уже прошлое перечеркнуть, забыть, как страшный сон, а начать светлое будущее строить? С каким-нибудь богатырем, а?
- Я пробовала! Только ничего не получается. Приезжают тут разные. Но без толку. Они все какие-то не такие. Не понимают мою тонкую, израненную душу. Не хотят лечить мои глубокие раны.
- Так может, сначала раны залечить, а уж потом – в новые отношения, а?
- Я, наверное, все еще Бывшего люблю. Он меня не отпускает. Может, приворот сделал? А может, мне его гадюка венец безбрачия надела? А может, и вовсе – на смерть сделано?
- Да что ж ты все о плохом да о плохом? – возмутился Маг. – Есть у тебя в жизни хоть что-то хорошее?
- Есть! Цитадель, — тут же ответила Красавица. – Еще я хорошая. Ну и Мир тоже. Если, конечно, из Цитадели не выходить. Тут у меня по крайней мере спокойно.
- А в гости пригласишь? – попросился Маг. – Туда, внутрь?
- А я никому не запрещаю, — удивилась Красавица. – Пожалуйста, милости просим. Только надо переплыть ров с крокодилами, потом мост подвесной опустить, потом ворота как-нибудь открыть, потому что я ключ утерян, потом еще там где-то, не помню где, потайная дверь в башню, потом по винтовой лестнице 1250 ступенек вверх, а хитрых ловушек там немного, десятка два всего, и тут как раз моя светлица будет, не ошибешься.
- Понял! Гостеприимное местечко… Все продумала, ничего не забыла. Ну, до встречи, Красавица. Пора мне.
- Как! А спасать меня? Разве ты не за этим пришел? – затревожилась Красавица.
- Старый я уже, чтоб с крокодилами воевать, по лестницам носиться и ловушки преодолевать, — пожаловался Маг. – Ты уж сама как-нибудь спускайся. Глядишь, и внешняя помощь не понадобится.
И Маг, помахав Красавице ручкой, пошел прочь.
Какое-то время за спиной было тихо, а потом Красавица опомнилась:
- Гад! Предатель! Втерся в доверие, я ему душу раскрыла! А он в нее наплевал! А я ему поверила! Что он меня спасет! А он – такой же, как все! Только языком чесать и ни одного дельного совета!
Маг прибавил шагу – и не напрасно: за спиной что-то гулко ухнуло. Видимо, Красавица все-таки решила на прощание в него чем-нибудь запустить.
Маг подошел к группе родных и близких Красавицы, ожидавших поодаль, под стеной у ворот.
- М-да. Слышали мы вашу беседу. Все тот же сон. Опять Злые Чародеи, Колдуньи, привороты, венцы безбрачия и прочие ужасы, — констатировал психолог. – Ну невозможно посредством науки бороться со сказочными персонажами!
- Конечно, вы правы. Но если этих персонажей не будет, то вашей Красавице придется брать ответственность за свою жизнь на себя, а она не хочет. А так – всегда есть виноватый, очень удобно.
- Ну так что? – спросила мать. – Есть надежда?
- Надежда есть всегда, — уверил ее Маг.
- Значит, вы можете ей помочь? – уточнил отец.
- Никто не может ей помочь, — ответил Маг. – Только она сама. Она не хочет видеть все как есть. Она выдумала себе мир, возвела вокруг Цитадель для защиты от вторжения – и больше всего боится выйти наружу, ведь тогда ей придется столкнуться с реальностью и увидеть свое истинное лицо. Так что сама, сама, сама!
- Но она же просит о помощи! – напомнил Бывший. – Поэтому мы все здесь.
- А как вы думаете, чем она там питается, в своей Цитадели? Да конечно, чужой энергией. Вашей, например. Лучшая помощь – это идти по своим делам оставить ее наедине с собой. Тогда рано или поздно она вынуждена будет спуститься из башни, преодолеть собственные ловушки, открыть ворота и выйти на белый свет. Вот тогда что-нибудь и начнет меняться.
- Но как же начнет, если вы предлагаете ничего не предпринимать? – не унимался Бывший.
- Иногда так бывает: чтобы заставить лошадь сдвинуться с места, надо перестать ее тянуть, — философски заметил Маг. – Не замечали?
- А если она погибнет? – тревожно спросил отец.
- Такая не погибнет! – весело уверил Маг. – Если у нее достало сил такую Цитадель возвести, то уж на остальное и подавно хватит! Так что предлагаю всем пойти в свою жизнь. Я вот, например, пошел! Прощайте, граждане!
И Маг зашагал прочь от Цитадели. Чуть помедлив, за ним гуськом потянулись и остальные.
В башне распахнулось окно, и оттуда высунулась обеспокоенная Красавица.
- Эй! Куда вы все? А как же меня спасать? Постойте! Вернитесь! Кого же я теперь ненавидеть буду? Да что же это, на самом деле???
А Маг уже шагал по дороге и насвистывал веселую песенку. Он знал, что иногда достаточно сдаться для того, чтобы победить. Знал он и то, что Победа и Поражение – это две стороны одной медали и часто путаются. И еще – что в этом невероятном Мире вообще все часто выглядит не так, как кажется.
Он в последний раз оглянулся на Цитадель. Ему даже показалось, что знамя на башне было приспущенным, а ворота – распахнуты навстречу Жизни.
Автор: Эльфика

А вместе жить – это я предложила. Потому что я к тому времени уже точно знала, что встретила своего Идеального Мужчину. Я была удивлена: ну как это я сразу не заметила, что это мой мужчина, мой, от кончиков ногтей до кончиков волос! Вот тогда я и сказала: «ДА!!!». Да нет, не ему – себе. У меня открылись глаза, и наконец-то я себе позволила любить. Безоглядно, беззаветно, бесстрашно! Так, чтобы рука в руке, душа в душу, глаза в глаза, чтобы никогда не расставаться, чтобы мы проросли друг в друга и стали единым целым!!!

Это было чудесно, восхитительно, великолепно! Мы оба были разведены, нас ничто не держало. Мы поселились вместе, и я стала с упоением обустраивать наше семейное гнездышко. Я умею создавать уют буквально из ничего, я в этом вопросе — ас, тем более если есть для кого стараться. А какие изысканные блюда я ему готовила!!! Я перестала метаться, я обрела смысл жизни! Как мне нравилось о нем заботиться… Варить ему борщи, гладить его по голове, засыпать на его плече… Я буквально молилась на него, на воплощение моего Идеала на сияющем пьедестале.

Но счастье длилось недолго, всего каких-то пару лет. Потому что он меня обманул. Он стал сбегать. Не знаю, куда – в свою жизнь, где меня не было. Сначала изредка, потом все чаще, а потом… Потом я вдруг поняла, что мы проводим вместе не так уж много времени. Он говорил, что любит меня и хочет быть рядом, но… Какая же это любовь, когда сбегают?

Разумеется, я пробовала с ним поговорить. Но он только вздыхал, иногда морщился, как от зубной боли, а потом долго уговаривал меня, что на самом деле все хорошо, что я себя накручиваю и сгущаю краски. Но я же ничего не сгущала, я пыталась выразить свои чувства! Разве я не имела на это права? Нет, он никогда не ругался со мной, и даже, по-моему, не обижался, но… Я-то обижалась. Я стала раздражительной и невеселой, и свет любви стал меркнуть. Сияние тускнело, тускнело, и вот однажды… Я взглянула на него – и озадачилась: что я делаю рядом с ним? Обычный мужчина, пятачок за пучок. Совсем не то, что мне нужно. Вовсе не идеал! Нет-нет, совсем не Идеал!

И тогда я развенчала его, сбросила с пьедестала… Да, мне было больно и жалко, я тогда много плакала, но это надо было сделать, потому что я начала разрушаться. Лучше сейчас будет больно, чем потом – смертельно.

Сейчас я снова одна. Моя жизнь не закончилась: у меня есть любимая работа, родные и близкие, друзья и любящая душа. И только один вопрос мучает меня: «Почему, почему, почему он меня обманул???».

***

- Сейчас я один. Зализываю раны. Нет, ради бога, никаких отношений. Сейчас – точно нет. Может быть, потом. Пока что мне надо подумать и осмыслить предыдущие. И ответить себе на вопрос: «Как это она меня так ловко обманула?».

… Я увидел ее – и обомлел. Какая женщина! Не какая-нибудь юная дурочка или молодящаяся матрона, а настоящая, зрелая, красивая женщина, яркая и в то же время нежная, загадочная и стремительная – просто мечта, а не женщина.

Добиться ее было не просто. Она все время была чем-то увлечена, куда-то стремилась, что-то творила. Такая творческая натура, воздушная, словно бабочка в полете! Во мне стала просыпаться забытая нежность – хотелось оберегать ее, защищать, быть рядом. Но для начала надо было хотя бы обратить на себя ее внимание. Цветы, подарки, комплименты – в ход был пущен весь мужской арсенал. Иногда мне удавалось произвести впечатление, иногда – не очень, но это еще больше меня подстегивало. Во мне проснулась удаль молодецкая – такой женщины стоило добиваться! А больше всего меня привлекало, что ее придется добиваться каждый раз заново – и так всю жизнь, в этом был особенный драйв… В общем, далеко не сразу, но мне как-то удалось зацепиться и упрочить свои позиции.

Все чаще она куда-нибудь летит – и я рядом. Или звоню ей по телефону. И она, вроде бы, уже более благосклонна, не против. Мы стали встречаться, и я сам себе удивлялся: на каждую встречу лечу как мальчишка! Сердце бьется, адреналин хлещет! И ведь не перестает она меня восхищать – каждый раз вижу в ней что-то новенькое, загадку какую-нибудь, и так хочется ее разгадать!

Вместе жить – это она предложила. У меня аж дух захватило. Внутренняя свобода – вот что меня в ней привлекло. Обычно одинокие женщины за свободного мужика цепляются мертвой хваткой, даже если внешне не показывают – по глазам видно, уже все прикинула и просчитала, вплоть до «они жили долго и счастливо и умерли в один день». А она – нет. Я четко осознавал, что ей хорошо со мной, но хорошо и без меня. И потому мне хотелось изобретать все новые штучки, чтобы она остановила свой полет и оценила меня по достоинству. Ну вот, она оценила, и стали мы жить вместе.

Нет, поначалу было все хорошо – просто класс, то, о чем я и мечтать не мог. Такая женщина – и моя! По улице иду – чувствую себя хозяином мира, горы свернуть могу. Для дома что-то добываю – душа поет, это ж для нее, для нас…

Но!!! Вскоре все как-то меняться стало, причем в нехорошую сторону. Не знаю, как бы это объяснить… в общем, ее стало слишком много. Вот сейчас скажете: «Сволочь, то ему надо, то ему много!». Но как бы это поточнее выразить… Понимаете, ее становилось все больше, а меня все меньше. Я это просто физически ощущал. Она заполняла меня изнутри. Страшное ощущение, скажу вам… Разрушительное. Бежать хочется, причем немедленно и подальше.

Нет, мне ей предъявить, по сути, нечего. Дома – уют и чистота, она по-прежнему красавица, постоянно кормит меня какими-то невообразимыми блюдами, и никаких полуфабрикатов, все своими руками… И смотрит на меня так, как будто я и не человек, а статуя работы Микеланджело, или что-то в этом роде. В общем, красиво, но не я.

Каюсь: я стал отодвигаться. Нет, другой женщины у меня не было. Просто старался организовать свою жизнь так, чтобы время от времени вырываться в другое пространство. Туда, где ее не было, где я снова был я. Я любил ее. Я пытался объяснить ей это, но она не слушала. Потом я понял: говорить с ней бесполезно. Эти уж творческие натуры: придумают себе красивое шоу, а потом удивляются, почему неправдоподобно выходит. Она меня, похоже, сильно идеализировала, да. Но я-то не идеал, совсем не идеал!

Я продолжал дарить ей подарки, приносить цветы и заботиться о ней. Мне вовсе не хотелось рвать отношения, хотелось просто развести ее и меня по отдельности, выставить какие-то границы. Она обижалась, пыталась вызвать меня на ссору, но я на провокации не велся. Просто не хотел портить то, что было. Я пытался объяснить, что на самом деле все хорошо, что она себя накручивает и сгущает краски. Что наши отношения могут быть великолепными, если чуть-чуть отступить и отпустить. Как говорил поэт, «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье». Но какое там «расстояние»??? Тут даже не «вплотную», тут уже «насквозь».

И однажды случилось то, что давно назревало. Мы расстались. «Я развенчала тебя, мой герой, — сказала она. – Я сбросила тебя с пьедестала…». «А зачем меня туда было ставить?», — хотелось мне спросить, но я не стал. «Зачем, зачем»… Видать, надо было. Наверное, она без этого не может. «Ты меня обманул!», — сквозь слезы говорила она. А я смотрел на нее и думал: «Ты меня тоже обманула. Я полюбил ту, летящую, с сияющими глазами, недосягаемую, далекую, которую надо добиваться вновь и вновь. Но где она, та, недоступная? Теперь впору самому уходить на бреющем, иначе мне хана…». Я видел, что ей плохо, что я назначен источником ее несчастий, и я ушел. Пусть будет так…

Сейчас я один, зализываю раны. В принципе, все нормально. И только один вопрос мучает меня: «И как это она меня так ловко обманула???».

Автор: Эльфика

- Какая ещё телеграмма? Это розыгрыш?
- Нет, — ещё шире улыбнулся почтальон. — Самая настоящая телеграмма.
И тут Диму как будто легонько ударило током и по телу пробежала лёгкая дрожь. Вам известно состояние, когда кажется, что в этот момент одна реальность пересеклась с другой? Когда вдруг время стало на один миг прошлым, настоящим и будущим одновременно и ты это чувствуешь каждой клеточкой? Когда ты вдруг ощущаешь мир не трёх-, а пяти-, шести- или семимерным? Вот так же на одну секунду почувствовал себя Дима.
- Кто Вы? — Дима не мог оторваться от глаз незнакомца. В них было что-то очень знакомое. До боли знакомое. — Я Вас знаю. Но я не знаю, кто Вы…
Почтальон опять улыбнулся:
- Да, мы уже виделись в тобой. Давно. Очень давно.
- Проходите. — неожиданно для себя сказал Дима и сделал шаг в сторону. — Проходите, пожалуйста. Нам нужно поговорить. Не знаю, почему, но нужно.
Почтальон радостно прошёл в квартиру.
Дима обратил внимание на бейджик почтальона. «Небесный почтальон» стояло на нём.
- Небесный почтальон? — удивлённо спросил Дима.
- Да. Небесный моя фамилия, а почтальон — деятельность.
- Ааа, — протянул Дима. — Интересно получилось. — Проходите, я Вам сейчас налью чаю.
Разговор за столом шёл легко и непринуждённо. Дима не мог объяснить, что с ним. Его наполняло светлое чувство огромной радости, почти состояние полёта и одновременно с этим где-то свербила грусть и к горлу подкатывал комок, так, что приходилось сдерживать непонятные слёзы. Абсолютное доверие и искренность наполняли всю атмосферу. И было ощущение столетнего знакомства и даже родства душ.
- Я не знаю, почему, но мне хочется задать Вам один вопрос.
- Спрашивай.
Дима вдохнул воздуха и задержал дыхание. Потом выдохнул и произнёс:
- Почему люди уходят?
Небесный перестал улыбаться и очень серьёзно, но с бесконечным теплом в глазах посмотрел на Диму:
- А почему ты спрашиваешь?
- Знаете, Небесный, мой папа ушёл от меня дважды. Первый раз, когда я был маленьким, а второй… а во второй раз навсегда. И если бы у меня была такая возможность, то я хотел бы спросить у него — почему?
Небесный немного помолчал.
- Люди уходят по разным причинам. Каждый человек хочет быть счастливым. И часто происходит так, что у человека изменилось мироощущение, изменились какие-то чувства. И тогда этот человек не хочет мучиться сам и не хочет делать больно своим окружающим. Тогда честнее уйти, чем надеть маску или начать разрушать свой мир. Это ведь ничем хорошим не закончится.
- А как же дети?
- Дети? Дети очень чувствительные. Они чувствуют боль обоих родителей. И тем самым они страдают за троих — за себя и за двоих своих самых любимых людей на свете. И они знают, когда родители искренне любят друг друга, а когда носят маску. Как ты думаешь, что в
данном случае хуже для ребёнка?
Дима задумался. Картина его детской боли стала принимать немного другую форму и немного другие краски. Он вдруг увидел всё шире и объёмнее. И в сердце стало теплеть.
- Ты подумай об этом. Думаю, ты готов отпустить свою детскую боль.
- Хорошо. А почему он ушёл туда, откуда не возвращаются? Почему так рано? Пусть он и не был совсем рядом, но всё же он был здесь?
- А он и так здесь, — с улыбкой произнёс Небесный, но тут же осёкся под взглядом Димы. — Я хочу сказать, что раз ты его помнишь, то он же здесь?
Дима как-то недоверчиво медленно кивнул.
- И всё же, почему он ушёл? Почему оставил нас? — Дима постарался подавить слёзы и шёпотом добавил — Почему оставил меня?
- Дима, ты же знаешь, что в какой-то момент время земной жизни истекает? И тогда человеку нужно возвращаться туда, откуда мы все пришли. И здесь всегда остаётся кто-то, кто чувствует себя брошенным. Но ведь это не так. Это только временно. Придёт время и мы опять встретимся. — Небесный опять осёкся. — То есть, я хотел сказать, мы все опять встречаемся.
Дима низко опустил голову, не в силах сдержать слёзы. Небесный молчал. Ему хотелось обнять Диму, но это было тяжело сделать, не выдав себя. А этого ему было делать нельзя. Он обнял сына незримыми крыльями и так они сидели какое-то время. Постепенно на душе у Димы стало светлеть и какое-то тёплое спокойствие разлилось по его телу.
- Мне пора.
Небесный поднялся. Дима проводил своего необычного гостя до двери. И напоследок сказал:
- Я не знаю, насколько это будет корректным, но можно я Вас обниму?
Небесный с радостью раскрыл свои объятия и Дима с благодарностью обнял такого родного незнакомца.
- Подождите, а телеграмма?
- Точно, почти забыл! Вот, — Небесный протянул сложенный вчетверо листок бумаги. — До встречи! — улыбнулся и вышел.
Дима долго держал листок в руке, не решаясь его развернуть. Он просто погрузился в свои новые ощущения и боялся, что содержимое телеграммы может их нарушить.
Наконец он всё же решился и, набрав побольше воздуха, обеими руками открыл листок…
Текст был коротким:
мой любимый сын зпт я всегда рядом тчк твой папа
А на стуле, на котором до этого сидел Небесный, лежало маленькое белое пёрышко…
Автор: Ярилис

Ирис легко вспыхивала и быстро остывала, бурно обижалась и искренне прощала, могла впасть в ужасный гнев, а вскоре уже от души хохотать над собственными недостатками – в общем, общаться с ней было непросто, все время приходилось держать ухо востро. Это потому что никогда нельзя было определить, какая эмоция овладеет необузданной и своенравной Ирис в следующую минуту.
В общем-то, она была доброй девушкой, не желала никому зла и не причиняла вреда, поэтому соплеменники относились к ней доброжелательно, позволяя ей пройти свой Путь и обрести равновесие постепенно, с течением времени. Ведь молодости свойственны метания и искания, а равновесие – признак обретенной Мудрости.
Но вот однажды случилось то, чего никто не ожидал. Талисман пропал! Никто не мог сказать, как и когда это произошло – ведь он находился в доме ведуньи и был хорошо спрятан, но тем не менее, тем не менее… Кто-то ухитрился его стащить.
Наутро все селение гудело, как улей. Проникнуть в дом ведуньи — это было неслыханно, дерзко, возмутительно! А уж выкрасть Подарок Богов – это вообще была непостижимая глупость! Ведь завладеть Талисманом мало – нужно еще уметь им управлять. Иначе он станет опасен, и в первую очередь – для владельца!
Так и произошло. Буквально на следующий день случился сильный ливень, такой сильный, что размыл все дороги, и с гор сошел оползень. Не успела просохнуть земля – проснулся вулкан и стал плеваться, засыпая землю пеплом и заливая лавой. Видимо, от его гнева случилось землетрясение, от которого разрушилась часть построек. Равновесие было нарушено – Талисман явно попал в неопытные руки… Совет Старейшин срочно собрался, чтобы обдумать ситуацию и попытаться хоть как-то восстановить равновесие.
Ирис была удивлена, когда ее позвали на Совет Старейшин. Там не полагалось бывать молодым, и туда звали время от времени либо преступивших закон, чтобы вынести ему приговор, либо героев – чтобы выразить ему признательность и восхищение. Ирис же не была ни преступницей, ни героиней, и поэтому пришла к Старейшинам в полном недоумении. А когда она услышала то, что решили Старейшины, недоумение мигом переросло в изумление.
- Мы должны сообщить тебе нечто важное. Оракул указал на тебя. Тебе предстоит спасти Равновесие Мира.
- Мне??? Мне – Равновесие Мира??? – удивлению Ирис не было предела. – Здесь нет ошибки?
- Оракул не ошибается. Ты, и только ты сможешь вернуть Талисман.
- Но каждый ребенок знает, что Талисманом может управлять только тот, кто достиг Точки Равновесия! – воскликнула Ирис. – Вы же сами всегда указываете мне на то, что я не умею контролировать свои эмоции!
- Придется научиться. Тем более что тебе не надо управлять Талисманом – тебе надо вернуть его Хранительнице. Ты уже достаточно повзрослела, чтобы взять себя в руки на время пути. Принеси Талисман – и все.
- Мир погибнет, если не вернуть Сердце Мира, — негромко сказала старая Мара, глядя ей в глаза. – Я и сама пошла бы, но Мудрость часто ходят рука об руку с дряхлостью, и в моем случае это так… А Оракул указал на тебя. Наверное, в тебе есть то, чего нет в других. Спаси Мир, девочка! Восстанови Великое Равновесие!
Воцарилась тишина, в которой было слышно только, как снаружи завывает ветер – начинался ураган. Природа словно взбесилась, почувствовав отсутствие Талисмана. Она тоже стала неуравновешенной…
- Хорошо. Я сделаю все, что вы скажете, — решительно сказала Ирис. – Куда мне идти и что делать?
- Тебе надо подняться в горы, найти то место, где начинается радуга, подняться по ней и обратиться к Богам с просьбой вернуть Талисман. Это все.
- Подняться по радуге? – Ирис ужасно разволновалась. – Но я… я не обладаю магическими способностями, я не знаю, как это делать, я же никогда… Да что это я??? – рассердилась на себя Ирис, и даже ногой топнула. – Разумеется, я пойду! И принесу Талисман, не сомневайтесь!
- Мы и не сомневаемся, — скупо улыбнулся Старейшина. – Уж ты-то точно сможешь…
- И еще одно, самое главное условие, — внимательно глядя на нее, сказала ведунья. – Ты должна пребывать в полном душевном равновесии. Нельзя испытывать ни страх, ни гнев, ни какие-то другие эмоции. Это трудно, но другого выхода нет. Иначе ты просто свалишься с радуги и погибнешь. Но ты помни: теперь ты на время станешь хранительницей Сердца Мира, и от тебя зависит мировое равновесие.
И Ирис отправилась в путь. Она пошла налегке – взяла только немного еды и флягу с чистой водой. Она была мрачна и сосредоточена, потому что та ответственность, которую на нее взвалили, оказалась слишком большой. А как бы вы себя чувствовали, если бы от вас зависела судьбы Мира? Тем более что Равновесие Мира с каждым днем все больше нарушалось – это было видно по изменившемуся ландшафту, по треснувшей земле, поваленным деревьям и разлившимся ручьям.
- Ну, попадись ты мне! – сердито пробормотала Ирис, имея в виду неведомого похитителя, и тут же сама себя остановила: — Стоп! Я не имею права злиться на него, иначе еще больше нарушу равновесие! Но я злюсь… Что же делать?
Да, наверное, не случайно Оракул указал на эту девчонку! Потому что она тут же придумала:
- Надо подумать что-то совершенно противоположное, в противовес злости! Значит, так… Если похититель решился украсть Талисман, наверное, он слишком любит украшения? Или власть? Хорошо, я мысленно подарю ему и то, и то!
И она стала придумывать, что похититель стал Властелином Мира, и весь его дворец увешан украшениями, талисманами, амулетами и что там он еще хочет… А сам он такой довольный, счастливый, сидит и перебирает свои драгоценности, как маленький ребенок, и совершенно умиротворен.
Ирис и не заметила, как от таких мыслей сама пришла в умиротворенное состояние. А когда заметила, запрыгала от радости:
- Ух ты! Получилось! Надо же, какая я умная! – и тут же опять скомандовала себе: — Стоп! Чего это я распрыгалась? Это ведь тоже эмоция, хоть и положительная! Как бы ее уравновесить?
И опять придумала! Дальше она шла и приговаривала:
- Я умная, но иногда и глупая! Я смелая, но иногда и трусиха! Я злюка, но иногда и добрая!
Эта игра так захватила ее, что она и не заметила, как пришла к подножию гор.
- Ого-го… — невесело сказала она, прикидывая высоту. – Что-то мне не по себе…
Но она опять вспомнила о том, что должна во что бы то ни стало принести Сердце Мира, чтобы спасти жизнь всем, и решительно начала подъем. Она быстро разодрала себе колени об острые камни и обломала ногти, но упорно продолжала лезть наверх. В какой-то момент она добралась до верхушки очередной скалы, и тут силы покинули ее. Она так устала, что не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. А нее напало такое отчаяние, что слезы брызнули из глаз.
- Я не дойду! Это невозможно! – рыдала она, и тут ее вдруг словно водой окатило: она вспомнила о своей великой миссии, и слезы мигом высохли на щеках.
- Отчаяние! Слышишь меня? – спросила она. – По-моему, нам надо срочно поговорить!
- Я тут, — с готовностью отозвалось Отчаяние. – Давай поговорим. Только что тут обсуждать? Ты совершенно права, тебе не дойти, дальше подъем слишком крут, а у тебя уже нет сил. Вернись. Вернись, пока не поздно.
- Но тогда погибнет Мир! – стала защищаться она.
- Ну, Мир большой… Погибнет не сразу. Найдете более безопасное место, как-нибудь проживете. А так – и сама ты погибнешь, и Мир не спасешь. Все едино, к чему и напрягаться?
- Знаешь, а ведь я поняла, в чем тут дело, — прищурив глаза, поглядела на него Ирис. – Я раскусила тебя, Отчаяние. Ты злое. Вроде бы ты хочешь меня спасти, а на самом деле – погубить окончательно. Ведь если я поддамся на твои уговоры, струшу и вернусь – я сама себе не смогу простить, что могла, да не сделала, да? И начну потихоньку разрушать себя изнутри, потому что буду чувствовать себя виноватой и слабой.
- Зато живой, — сделало еще одну попытку Отчаяние.
- Живым мертвецом? – засмеялась Ирис. – Ну нет, спасибо! Мне это не подходит. Я уже отдохнула. И полезу дальше, и буду лезть, пока хватит сил. Имей в виду, тебе меня не остановить!
Ирис поднялась с места – и замерла, потому что увидела, что в небе появилась радуга, и один ее конец начинается прямо у ее скалы, буквально в нескольких локтях. Надо было только прыгнуть через бездну – и она уже на радуге.
Прыгнуть… На Ирис напал страх, от которого она совершенно оцепенела. Она уже поднялась на немыслимую высоту, и если она промахнется или не удержится – лететь вниз ей пришлось бы долго… Хотелось зажмурить глаза, сжаться в комок и прильнуть к скале, как к единственному спасению.
- Умница, это правильное решение, — шепнул ей Страх. – Удержаться на радуге – это же немыслимо! Это доступно только Богам, а ты простая смертная, и не гулять тебе по облакам… Отступи, иначе ты умрешь страшной смертью!
- Да! Я боюсь смерти, — ответила ему Ирис. – но знаешь, о чем я подумала? Если я даже и полечу вниз, то на какое-то время почувствую себя крылатой. Может, птицей. А может, одной из Богов. Пусть ненадолго! Но я запомню, и уж постараюсь насладиться полетом, насколько смогу. Я боюсь смерти, но больше не боюсь тебя. Уйди с дороги, Страх! Я прыгаю!
И она прыгнула на радугу, и удержалась! Это оказалось не так легко, но за свой долгий путь она уже научилась держать равновесие, и теперь смогла идти по радуге, балансируя распахнутыми руками.
- О Великие Боги! – крикнула она в небо. – Я иду! Я иду к вам, чтобы просить о великой милости!
- Ты сгоришь! – крикнул ей вслед Страх. – Никто не может разговаривать с Богом и остаться в живых, потому что он есть Свет!
- Отстань! – ответила Ирис, но она уже и сама чувствовала нарастающий жар. Казалось, даже волосы задымились. Наверное, Страх говорил правду. Тут она вспомнила о своей фляге, которую в пути старательно пополняла свежей водой из каждого встречного источника. Она осторожно отвязала от пояса флягу и слегка окропила макушку водой. Сразу стало легче.
- Зачем ты явилась, земная девушка? – прогремел голос, и она увидела впереди невыносимое сияние.
- Я пришла просить вас о помощи! Пропал талисман, Сердце Мира, и Мировое Равновесие нарушилось! Хранительница послала меня, чтобы я вернула Талисман!
- Если вы не уберегли Дары Богов, некого винить, — ответил Лучезарный Бог. – Ищите на земле, Боги тут ни при чем!
- Мы не знаем, кто его взял. Мы не ведаем, где искать. Неужели вы думаете, что люди стали бы беспокоить вас по пустякам? – спросила Ирис, стараясь сдержать обиду. Но, видимо, обида все-таки была, потому что она вдруг почувствовала себя неуверенно и стала заваливаться на бок. В последний момент ей удалось выпрямиться, и она, закрыв глаза, спокойно сказала:
- О Великие Боги! Я знаю, что вы вправе оставить нас без помощи. Да, мы не уберегли Сердце Мира, и это наша беда. Но я предлагаю вам взамен жертву. Себя. Вы можете располагать мною, как захотите. Вы можете убить меня, или повелеть совершить 100 подвигов, или сжечь меня на месте – все, что пожелаете. Но только верните Миру равновесие! Пусть мой народ вновь обретет Талисман! Пожалуйста!
- Ты отважная девушка, — после недолгого молчания, ответил ей Бог. – Но Талисман не вернуть. Его уже нет в вашем мире. Даже Боги не всесильны!
- Значит, ничего нельзя поделать? – упавшим голосом спросила Ирис.
- Отчего же, можно! Но только если ты согласишься.
- Что я должна сделать? – с надеждой вскинула голову Ирис и в очередной раз брызнула на себя водой – так нестерпимо горячо становилось ей рядом с Лучезарным Богом.
- Готова ли ты вечно танцевать на радуге, поддерживая Мировое Равновесие? – спросил ее Лучезарный. – Пока твой танец будет длиться, мир будет стоять!
- Танцевать на радуге? Пожалуй, долго я не протяну, — невесело усмехнулась Ирис.
- Боишься выйти из равновесия?
- Нет, этого я уже не боюсь. Если бы я могла, я бы танцевала на радуге до скончания веков! Но скоро закончится вода, и я просто сгорю. Трудно простой девчонке находиться среди богов…
- Ну, это поправимо, — ответил ей Бог. – Дождик будет идти регулярно, обещаю! Радуга и дождик теперь будут лучшими друзьями. И должен тебе сказать: ты вовсе не простая девчонка! Ты теперь – Танцующая на Радуге! Теперь тебе предстоит держать Равновесие Мира, отказавшись от земной жизни.
- Что ж, я готова, — медленно проговорила Ирис. – Только вот… Можно ли дать какой-нибудь знак моему народу, чтобы они поняли: все в порядке, я дошла, Равновесие восстановлено?
- Знак? Это можно. Каждая капля воды, которая окропит тебя, долетит до земли и станет прекрасным цветком. Тот, кто видит сердцем – поймет.
- Хорошо. Тогда я начинаю! – коротко вздохнула Ирис и стала танцевать. Сначала робко, а потом все увереннее и увереннее, как будто всю жизнь только и делала, что танцевала на радугах. Теперь ей было легко держать равновесие, потому что оно воцарилось в ее душе.
… Внизу люди высыпали из своих домов. Небо очистилось, впервые за долгое время оно не было затянуто ни дымом пожаров, ни пеплом вулканов, ни свинцовыми тучами… Нет, оно было чистым и ясным, и на нем сияла-переливалась радуга. А вокруг точно так же сияли-переливались незнакомые цветы, словно радужные капли, упавшие с неба и проросшие на длинных сочных стеблях.
- Девочка дошла, — проронила старая Мара, и в это было легко поверить: воцарившийся на земле покой говорил, что это действительно так.
- Ирис дошла! Она встретилась с Богами и восстановила Равновесие Мира, — полетела ликующая весть от человека к человеку, от селения к селению.
- Она вернется к нам? – спросил кто-то.
- Она вернулась, — ответила Мара, кивнув на цветы, усыпавшие землю. – Это Знак от Ирис. Они такие же как она… разные. Но совершенные!
Такую память оставила о себе юная Ирис, взбалмошная девчонка, которая спасла Мир и теперь танцует на радуге с Богами.
Автор: Эльфика

И, от меня лично, для тех кто дочитывает сказки до конца - бонус. Фото ирисов (мои).

- Детей разбудит!
- Не разбужу. Они ни в чем не виноваты. Поэтому спят сном младенцев. И вы бы так спали, если бы не убийство.
- Что??? Какое еще убийство??? Это шантаж!
- Ничего не шантаж. Я труп предъявлю.
- А-а-а-а!!! Валя, да сделай же что-нибудь! Я покойников боюсь!
- Да заткнись ты! Какой еще, на фиг, труп? Чей?
- Вы убили Любовь. Вашу любовь. Вот ее тело.
- А-а-а… А я то уж подумал. Да открой ты глаза, дурища! Это не труп. Это бабочка какая-то. Засушенная…
- Эта бабочка была вашей любовью. Такая красивая была! Порхала. Радовалась жизни. Горя не знала! Думала, вы тоже будете порхать, радоваться и горя не знать. Парить вместе с ней на крыльях любви! Но куда там… Вы ее, голубушку, шмяк-шмяк-шмяк-шмяк… о суровую действительность. И все!
- Так, ладно! Кончай балаган. Нечего нас тут сушеной молью пугать. Говори, чего надо.
- Сейчас здесь будет судилище. А я буду вас судить. Приготовьтесь.
- Чегооооо????? Судить она нас будет!!!! Да ты кто вообще такая? Уродина…
- Я же говорила. Я – ваша Семейная Жизнь. Это вы меня изуродовали. И я имею право!
- Да пошла ты! Все, я встаю! А? Что? Почему? Почему я ног не чувствую?
- И я! И у меня не шевелятся!
- Не паникуйте. Паралич я на вас наслала. Это временно. Чтобы вы никуда не сбежали. Так что советую поберечь силы. Ночь долгая, а разговор предстоит трудный. Судебное заседание предлагаю считать открытым.
- Я буду говорить только в присутствии моего адвоката!
- Не вопрос. Адвокаты, вы можете пройти к подсудимым!
- О господи! Это что еще за привидения?
- Это не приведения. Это ваши Души. Они будут вас защищать. Ведь кто лучше знает все мотивы поступков человека, если не Душа?
- Ладно, черт с тобой. Валяй, чего у тебя там?
- Супруги Сидоровы обвиняются в двойном убийстве. Заседание начинается.
- Так, стоп! Почему в двойном? Труп же один?
- Потому что Любовь убили два раза. С одной стороны, вы, Тамара, с другой – вы, Валентин. Позвольте мне огласить материалы дела. Сейчас вам будет предъявлено обвинение.
- Протестую! Вы предъявляете нам обвинение, но при этом нас ни разу не допрашивали, не знакомили с материалами дела, даже объяснительных не брали! Это нарушение процессуального кодекса и прочего здравого смысла.
- Согласна. Но раз уж мы все здесь собрались, у нас есть прекрасная возможность провести дополнительные следственные мероприятия. Вы согласны ответить на кое-какие вопросы?
- Может быть, и ответим. Задавайте. Слышь, Тома? Без моего разрешения не отвечай.
- Погодите. Я согласна! Я согласна ответить на вопросы, и вообще… поговорить. Мы же уже давно по душам не разговаривали. Только ругаемся. И вот что, Валя: я взрослый человек и сама буду решать, как мне жить. Ты уж не обижайся, что разрешения не спрашиваю. Задавайте ваши вопросы!
- Да что ты можешь рассказать, козища? Ты только блеять жалобно умеешь.
- Как адвокат подсудимой, протестую! Это оскорбляет честь и достоинство моей подзащитной.
- Протест принимается. Подсудимый, вы здесь в равном положении. Воздержитесь от негативных высказываний в адрес присутствующих.
- Извиняюсь. Сорвался. Не повторится.
- Извинения приняты. Подсудимая Сидорова! Ответьте на вопрос: когда вы выходили замуж, Любовь присутствовала?
- Да, конечно! Такая Любовь была, что я за ним в другой город уехала. Детей ему родила. Была любовь, а как же…
- А вы, Сидоров? По любви женились?
- Ну, в общем, да. Такая девчонка была… Беззащитная, хрупкая, нежная… Я рядом с ней себя сильным мужчиной чувствовал!
- А сейчас? Не чувствуете?
- Нет. Сейчас я себя просто высосанным чувствую. Как будто она меня до дна выпивает и еще хочет. Как вампир!
- Валя, как ты можешь! Я… Да я… Я ведь все для семьи! Для тебя, для детей! Для нас! А ты все время раздраженный… Чужой какой-то!
- А мне так легче! Когда я тебя от себя отгоню, хоть передышка какая-то. Можно чуть расслабиться, силы восстановить. У меня жизненной энергии только на себя осталось. А ты все требуешь, и требуешь, и требуешь!
- Валя… Валечка… Ты что???
- Адвокаты! Предъявите суду вещественные доказательства. Сосуды Жизненной Энергии – в зал заседаний! Сначала – адвокат Тамары!
- У моей подзащитной своей Жизненной Энергии уже почти не осталось. С самого начала было мало, а теперь и вовсе на донышке плещется. Все переливает в мужа и детей, а также тратит на сдерживание естественных эмоций. Нуждается в постоянной подпитке извне.
- Понятно. Адвокат Валентина!
- Мой подзащитный от рождения обладал достаточным запасом Жизненной Энергии, но жена приспособилась ее пить. Постоянно возникает дефицит энергии, приходится бросать все ресурсы организма на восполнение, отсюда – никакой внутренней гармонии. Раздражение, озлобление, отчуждение.
- Благодарю вас. Судебное заседание продолжается. Вопрос к подсудимой. Вы счастливы?
- Я? Да! У меня муж, дети…
- Я не спрашиваю, что у вас есть. Я спрашиваю, счастливы ли вы.
- Да, конечно, счастлива! У меня муж, дети…
- Ну вот опять. А если их не будет?
- Как «не будет»? Куда же они денутся?
- Уедут. Или бросят вас. Или умрут. Или вырастут и улетят из гнезда. Включая мужа!
- Нет. Не говорите такого. Я даже думать об этом не хочу. В них – вся моя жизнь. Если их не будет – и мне жить незачем. Их нет – и меня нет, понимаете?
- Так и запишем: «ее нет». Есть только ее отражение в муже и детях. Правильно?
- Ну, не совсем. Но в общем… да, наверное. Нет, я все-таки есть и сама по себе! Но не целая. Какая-то маленькая часть.
- Дополняю: «не ощущает целостности и самоценности». Так?
- Ох, так. С самоценностью у меня с детства проблемы.
- Причины?
- Мама… Вы понимаете, она меня критиковала. Всегда. Наговаривала на меня чужим людям. Я в ужасе была. Зачем? Почему? Я же так старалась быть хорошей! Все делала, чтобы она довольна была. А она – все равно… Ой, кажется, я плачу. Извините…
- У адвоката Сидоровой есть что сказать?
- Да. Вследствие многократного повторения матерью нелестных высказываний моя подзащитная действительно считала себя гадким утенком. Близких отношений с людьми боялась, очень зависела от мнения окружающих. Считаю, что имело место так называемое «материнское проклятие», что наложило отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Прошу занести в протокол.
- Заношу. Подсудимая, в состоянии продолжать?
- Да. Спрашивайте.
- Как реагировали на несправедливость матери?
- Ну, как… Это же мама! Проглотишь обиду – и дальше живешь. А как иначе???
- Проглоченные обиды как перерабатывали?
- Как? Не знаю, как… А их разве перерабатывают???
- Адвокат, ваша подзащитная не знала способы утилизации обид?
- Нет, не знала. Ее никто не научил, как это делать. А сама до сих пор не догадалась.
- Сколько процентов организма сейчас заполнено обидами?
- По предварительной оценке, от 70 до 85%.
- Ого! Все предельно допустимые нормы превышены. Подсудимая! Вопрос к вам. Как для вас выглядит обида?
- Плохо выглядит. Мерзко.
- Дайте какой-нибудь образ.
- Ну, жаба. Черная такая. Мерзкая, склизкая. Противная! Вот так выглядит обида.
- Итак, вы сейчас на 70-85% заполнены мерзкими, склизкими, противными черными жабами разного возраста. И все они неудержимо плодятся и хотят кушать. Вот кто съедает вашу жизненную энергию!!!
- Как «жабами»? Ой, ой! У меня к ним с детства отвращение! Меня сейчас стошнит!
- Прошу слова! Пожалуйста, дайте сказать!
- Слово подсудимому. Говорите, Валентин!
- Я тоже замечал! Что у меня к ней какое-то непонятное отвращение! Ну, хочется наорать, оттолкнуть, обидеть! Причем мне не хочется, но хочется! Само получается! Меня это вот «хочу, но не хочу» с ума сводило! Я же в принципе не злой! И на Томке по любви женился! И дети у нас! А сейчас я понял: с годами я в ней все больше жаб видел! Ну, как будто они сквозь кожу просвечивают! И шевелятся, пасти разевают! Уууууухххх, блин! Вон оно что, оказывается!
- Я, Душа Валентина, как его адвокат, имею добавить!
- Слушаем вас.
- Мой подзащитный не виноват. Он сознательно старался быть хорошим отцом и мужем, а подсознательно реагировал на обиды в виде несипатичных жаб выстраиванием внутренних защит. Отсюда и его неосознанная неприязнь к жене.
- Валя, Валечка! Но ведь ты и сам часто меня обижаешь! Ни за что при чем!
- Томка, я понял. Твои жабы все время требуют: «Добавьте нам еще подружек!». Они их притягивают! А я всегда рядом – ну и вынужден поставлять обиды. Я ж не нарочно! Оно уж как-то само получается.
- Валя, ну ты вспомни! У нас же все не так начиналось! Ты же совсем по-другому ко мне относился, Валя!
- Действительно… А когда же все это «жабье царство» началось? Ты помнишь?
- Нет. То есть да. Когда наш первенький родился. Точно, после этого.
- Странно. Вроде же мы ребенка хотели? Тогда почему так?
- Адвокаты, кто-то может осветить вопрос?
- Да, я могу. Моя подзащитная замуж вышла, чтоб от матери сбежать. Сбежала. Уехала. Забыла. Но обиды остались. Только спали до поры до времени. А пора и время наступили, когда она сама стала матерью. Это событие и разбудило старые обиды. Замуж-то сбежать можно, от себя вот не убежишь…
- Вопрос к подсудимой. Вы простили свою мать?
- Да! Да! Давно простила! Это ж мать…
- Адвокат?
- Нет. Не простила. Убедила себя, что «да», а сама все в себе подавила. А потом старые обиды новые притянули, и сейчас в ней под завязку – организм по швам трещит.
- Суд принимает решение: произвести перекрестный допрос. Будет вызван свидетель – мать подсудимой.
- Не трогайте маму! Она вообще в другом городе! И старенькая уже!
- Успокойтесь, Сидорова. Здесь будет присутствовать ее фантом. Мы ж все друг другу снимся, вы сами говорили?
- Ну хорошо. Ладно. Если фантом, тогда ничего.
- Пригласите мать Сидоровой! Сядьте вон там, возле комода. Свидетель Мама, вы готовы отвечать на вопросы?
- Готова.
- За что вы обижали свою дочь?
- Так это разве я? Это она обижалась. Я, конечно, как мать, должна воспитывать! Ну, уж как умела – на матерей в академиях не учат. Ясное дело, и критиковала, и заставляла, и ругала. Но у нее ж выбор был – обижаться или мимо ушей пропустить. Видать, нравилось ей это дело, безвинной жертвой себя чувствовать.
- Мама, что ты говоришь, мама!!!
- А что думаю, то и говорю. Ты вот от меня сбежала – и что, по-другому жизнь сложила? Да так же! Только вместо меня теперь другие тебя гнобят да кнокают! А ты и рада…
- Я не рада! Ох, мама… Если бы ты знала! Чего мне натерпеться пришлось… Я же на грани отчаяния! Я уже подумывала детей в охапку – и назад, к тебе!
- Давай-давай. Муж устал – мама подключится. Мама устанет – другой кто найдется. Без обидчиков не останешься. Беги от него, дочка. Только от себя не убежишь…
- Тома! Ты что? Какое «назад»? У нас же дети. И ты моя жена. Я тебя не отпущу. Я тебя люблю!
- Валя, Валечка… И я тебя люблю! Только как же дальше-то жить? Что мне делать???? Это же тупик какой-то!
- Тупик – это хорошо. Можно оттолкнуться от стенки и пойти в обратную сторону, другие пути поискать. Если есть желание, конечно.
- Есть!!! Есть у меня желание. Я хочу любви! Просто любви! И человеческого уважения! Разве я много прошу?
- Да нет. Совсем немного. То, на что каждый имеет право по праву рождения. Только куда же ты все это поместишь, если внутри – сплошь жабы? А любовь наливается только в чистый сосуд.
- Я не хочу жаб! Скажите, как от них избавиться? Я хочу, хочу стать чистым сосудом!!!
- Свидетель Мама!
- Прощать, дочка, прощать. Не глотать обиду, а от всей души прощать. Другого способа еще не придумали.
- Адвокат подсудимого!
- Мы с моим подзащитным искренне хотим сохранить семью, но при этом изменить отношения. Нам надоело быть поставщиками обид. Мы готовы к переменам! Пусть не сразу, но мы подождем! Дольше ждали…
- Адвокат подсудимой!
- Нам страшно. Честно скажу, мы с моей подзащитной в шоке. Столько всего свалилось! И эти жабы… Но мы понимаем, что кроме нас, никто нам не поможет. Поэтому мы искренне просим всех присутствующих: простите нас! Обижаясь на вас, мы вас автоматически обвиняли. А кому охота ходить под тяжестью вины? Поэтому мы берем все свои претензии обратно.
- Да! Я выпишу их на листочки и сожгу. А пепел по ветру развею! И все претензии вместе с ним. А потом буду прощать. И себя, и вас, и других. И по отдельности, и оптом. Я найду способы! Я больше никогда не позволю ни одной черной жабе поселиться у меня внутри. Какие бы вы не были – я люблю вас!
- И мы тебя любим… Очень любим… Все еще любим…
- Смотрите, граждане! Чудо! Она оживает!
На одеяле и правда сидела большая разноцветная бабочка, расправляла крылышки, шевелила усиками… Рассматривала мир, словно впервые. Словно очнулась от летаргического сна. Ведь трудно, почти невозможно убить самое прекрасное и самое живучее существо на свете – Бабочку-Любовь.
Автор: Эльфика

Поначалу так и было. Но вскоре мой муж стал тоже мной пользоваться, да при этом покрикивать и критиковать, иногда довольно язвительно. В какой-то момент я осознала, что давно тяну весь семейный воз на себе – от оплаты квитанций до полного обеспечения (муж мой к тому времени работу бросил, стал «себя искать»). Ну, пока он искал, я упиралась, как лошадь ломовая, а потом махнула рукой и решила, что авось без меня не заблудится, и свалила от него куда подальше, в другой город. Развод заочно оформила, благо детей нажить не успели.
Родители меня, конечно, осудили. Мама высказалась, что я не состоялась как женщина, а папа заявил, что я вся в мать пошла – по головам иду и только о себе думаю. Я потом долго недоумевала: ну как это можно сказать, что я – и по головам? Это на мою голову все неприятности сыплются, на мои плечи груз навалился, я о себе вообще не думаю, потому что всегда для других хочу нужной быть и полезной!!! Но протестовать не стала, куда дальше-то ссориться?
Стала я карьеру делать со всем рвением. На работе – как в школе: тоже почет и уважение, начальство не нахвалится, и нагрузки за троих, потому что везу безропотно. А мне все в кайф: приятные слова говорят, грамоты к праздникам дают, премию выписывают, любят, значит! Только вот когда сокращение грянуло, оставили не меня, а тех, у кого и стажа меньше, и рабочие качества ущербные, так вот вышло. Мне начальник так и объяснил: «Ну, ты же умница, ты все понимаешь, ну куда я их дену? Ты-то себе работу точно найдешь, все выдюжишь, все преодолеешь, а они – нет, та вон мать-одиночка, этой до пенсии год остался, ту жалко – зеленая совсем¸ пропадет девчонка, так что войди в мое положение…». Вошла, а куда мне деваться было? Улыбнулась, поблагодарила и пошла со своей безупречной трудовой книжкой на все четыре стороны.
Но так совпало, что еще один неприятный сюрприз уже поджидал: мой любимый, которого я когда-то, можно сказать, из пучины отчаяния вытянула, отмыла-отогрела, на ноги поставила, вдруг собрался с силами и заявил, что благодарен мне по гроб жизни, что я отличный друг и все такое, но жить так вот он не может более, потому что случилась у него Большая Любовь. Не со мной, разумеется. В общем, мерси и вуаля, останемся друзьями. «Конечно, об чем разговор, останемся, ты звони, если что», — говорю, а сама из последних сил держу лицо, вежливо так улыбаюсь.
Дверь за ним захлопнулась, а я перед зеркалом в прихожей стою и вижу, как улыбка с лица сползает, а под ней такой оскал, что оторопь берет. И пальцы, пальцы мои сами собой искривляются, словно я в глотку кому-то вцепиться готова. Мой стильный маникюр в хищные когти превращается, а волосы поднимаются дыбом – не то от страха, не то боевой ирокез отрастает. И вижу я в зеркале не себя, а какую-то страшную мегеру – увидишь, не заснешь. А мегера рот свой острозубый разевает и говорит:
- Ну что, красавица, нравишься ты себе?
- Это не я, — шепчу. – Я – тут стою, по эту сторону, а ты вот кто?
- А я – тоже ты, — отвечает, — только по ту сторону. Думаешь, улыбку напялила, так уже и обманула всех? Нет, милая, сквозь улыбку твою вот такая личина проступает, и всем это видно, а кому не видно, так чувствуется.
- Не может быть, — говорю я. – Я всегда политес соблюдаю, вежливость и толерантность. За всю жизнь никому слова дурного не сказала и ни к кому плохо не отнеслась.
- Врешь, — мегера говорит. – Есть один человек, к которому ты всегда плохо относишься. Это ты сама.
- Да с чего бы? – говорю я ей. – Напротив, я себе Пространство Любви создаю, где я незаменимая и всем нужна…
- Ясное дело, нужна, — щерится в жуткой улыбке мегера, — ты ж дойная корова, безотказная до невозможности, как же без тебя? Только вот вся нужность твоя, пока доить можно, а как выдоили – на фиг тебя. Ладно, хоть не на забой…
- Тебе чего надо? – спрашиваю я. – Если гадостей наговорить, то тебе это удалось. А если еще чего, то говори скорее.
- Помочь я тебе пришла, — отвечает мегера. – Штуку одну тебе хочу подарить, Карающий Меч называется, — и протягивает мне клинок светящийся, ну, похоже, как в «Звездных Войнах» показывают. – Кого ты этим Карающим Мечом навернешь, тот сразу будет наказан за все свои несправедливости по отношению к тебе, неживые предметы – в пыль, а к живым все втройне вернется.
- А с чего это ты такая щедрая? – с подозрением спрашиваю я. – Прям как родная…
- А с того, что живу я в тебе, вот что! Мы с тобой одной крови, ты и я! – говорит она, и каааак прыгнет на меня из зеркала. Я только ахнула, не успела и дернуться, как она уже в меня вошла и растеклась по всему телу. И тут…
Ой, что я чувствовала – не описать словами. Сначала в холод меня бросило, потом в жар. Потом словно ветер по всему телу прошел и занавески отдернул. А там, за занавесками… Оказывается, там прятались монстры, и было их больше, чем депутатов в Госдуме, причем один другого страшнее. Они сначала вроде тоже как опешили, а потом полезли все разом из своих укромных углов, у меня аж голова заболела.
- Не бойся, я с тобой, — говорит мегера. – Они тебя не убьют и вреда не причинят, потому что твои, тобой порождены, так что родные, кровные.
- Ой, мамочки, — лепечу я, — ужас-то какой! Кто это? Что это? Откуда они во мне?
- Порождения тьмы, — объясняет мегера. – «Сон разума рождает чудовищ», слышала про такое? Вот и нарожала! Это твоя Ненависть в разных образах.
- Откуда же во мне может быть столько ненависти? – ужасаюсь я.
- От нелюбви к себе, — охотно подсказывает она. – Каждый раз, когда ты «зарабатывала» любовь, в тебе появлялась частичка ненависти за то, что ты вынуждена это делать. Каждая твоя фальшивая улыбка, каждое твое «да», когда хотелось сказать «нет», каждое твое самопринуждение – вот оно все, тут…
- Нет! Все не так! – бурно протестую я. – Все ты врешь! Я не такая!
- Такая-такая, — смеется она. – Прикидываться белой и пушистой ты, конечно, навострилась, прямо скажем. Но это так, корочка тонкая, а что там под коркой… Ну, ты и сама видишь. В общем, пришла пора раскрыть все карты и снять все маски. Карающий Меч в твоей руке, начинай разить всех своих обидчиков!
Точно, смотрю – из правой руки голубой луч, Карающий Меч, значит. Попробовала им в старый тапочек ткнуть, который давно выбросить собиралась – точно, в пыль, работает оружие… И, главное, настроение у меня вдруг стало боевое-пребоевое, все обиды как-то всколыхнулись, и решила я – а, была не была! В кои-то веки всем могу вернуть то, что накопилось, да еще втройне!
- Смотри в зеркало, сейчас там вся твоя жизнь пройдет, как в кино, — говорит мне мегера. – А ты только не зевай, сразу раз – и Карающим Мечом по макушке, или куда там придется.
Я в зеркало уставилась, а там мои родители, молодые еще совсем. Ну, ясное дело, если начинать, то сначала. И вижу я, как у них там все складывалось: не было там любви, ошибочка вышла по молодости и неопытности. Но, пока разобрались, уже я получилась. Они и жениться-то не хотели, да семьи заставили – чтоб ребенок безотцовщиной не рос. И мама всю жизнь себя ругает, что на поводу у родителей пошла, не отстояла свое мнение и свою свободу. А папа тоже виноватым себя чувствует, мучается, но живет, потому что ребенок, да и привык уже. И ругаются они только для того, чтобы напряжение как-то разрядить, иначе у них не получается. Смотрю я на них и понимаю: за что их карать-то? Люди сами запутались, жертвы обстоятельств. Но меня все ж родили, в детдом не сдали, вырастили-выучили, вон какая девица вымахала…
- Не буду их карать, — говорю я. – Им и так несладко. Поживи-ка вот так всю жизнь, не по любви, а по обязанности… И что я, в три раза хуже им делать буду? Нет, не хочу. Дальше давай.
А дальше детство мое предстало. Увидела я всех друзей-подружек дворовых, и себя тоже. Славная такая девчонка, только неуверенная какая-то. И от других отличаюсь тем, что за себя постоять никак не могу, словно уже заранее сдалась. Там, где другие могут и в лоб дать, и оттолкнуть, и поссориться, я вечно как жертва – улыбаюсь и в глаза заглядываю: мол, не прогоните ли, если я чего-то не так сделаю?
- И что? Кого тут карать-то? – спрашиваю я. – Там ребятишки свои границы отстаивают и чужие на зуб пробуют, нормально все. Я, конечно, это дело пропустила, но у меня уважительные причины – агрессии боялась. Мне ее и дома за глаза хватало. Никто не виноват. Так что крути свое кино, будем дальше смотреть.
А дальше школьные годы чудесные покатили. Смотрю и понимаю: учителя меня вполне искренне хвалили, для них такие, как я, показатель их педагогической состоятельности, если бы все такие были, безропотные, исполнительные и аккуратные, так вообще распрекрасно. Но и я тоже свое сполна получала – уж очень мне нравилось, когда меня поощряют и в пример ставят, эго мое школьное прямо лоснится от удовольствия. И вот что интересно: одноклассники ко мне тоже неплохо относились, как раз потому, что чем больше я на себе везу, тем меньше им достается.
- Некого тут карать, — говорю я решительно. – Все при своем, все довольны. Кадр следующий!
Кадр следующий оказался из разряда «дружба» и «любовь» — ну, там, где я Рог Изобилия из себя изображаю. Вот они, все мои любимые подруги и любимые мужчины, стоят, руки подставляют, а я сверху просыпаю на них блага с невиданной щедростью. А что, мне не жалко, я ж в ответ не денег прошу – лишь любви и признания! Только вот они пересчитывают свою наличность, карманы смущенно выворачивают, душу перетряхивают, и понимают, что нет у них столько и заплатить эквивалентно им нечем. Ну, то что у них есть, они, конечно, дают, но мне это кажется такой мизерной платой, что и говорить вроде как не о чем. Тогда я еще изобильность увеличиваю, а они себя вообще в неоплатном долгу чувствуют, да и просто захлебываться начинают. Не могут они столько потребить, а тем более уж столько заплатить. И вот сначала у них руки опускаются бессильно, следом головы виновато, а потом начинают они от меня потихоньку расползаться, все быстрее и быстрее. Отползут, отдышатся, остатки моего изобилия с себя стряхнут – и быстро-быстро ноги уносить, от меня, такой любвеобильной, подальше.
- Они не виноваты, — выношу вердикт я. – И я не виновата. Я ж от чистого сердца, а кто виноват, что оно у меня такое большое? Не подрассчитала маленько.
- Ага, этот как коровья лепешка на навозного жука разом шмякается, — со всем возможным ехидством говорит мне мегера. – Вроде и счастье, только в неадекватных количествах.
- В общем, счастья им всем. А ты дальше показывай, киномеханик.
Мегера моя много еще чего мне показала, но ни разу моя рука с Карающим Мечом не поднялась. Это если ты внутри ситуации, то и больно, и обидно, а когда вот так, со стороны смотришь, да еще с Карающим Мечом в руке – как-то по-другому все выглядит. Действительно, как кино. И все артисты в этом кино играли свои роли, каждый свою. А если уж я выбрала себе роль «хорошей девочки», «дойной коровы» и «жертвы», то исполнила ее с присущим мне блеском, я ведь всегда и все «на пять с плюсом» делаю. Ну и кого тут распылять???
- Да, не ожидала, — сказала мегера. – Я-то думала, ты сейчас всю ненависть выпустишь, всех тиранов накажешь, а ты…
- Ну вот так уж, — пожала плечами я. – Некого, выходит, наказывать. Может, монстриков распылим?
- Ну, хоть что-то! – обрадовалась мегера. – Внимание, выпускаю.
А тут на экран-зеркало мои монстрики посыпались, как из рога изобилия. Сгрудились в кучу, стоят, испуганные такие, нахохленные, ежатся, аннигиляции ожидают.
- Ну и что мне с вами делать? – спрашиваю. – Откуда вы взялись на мою голову?
- Откуда-откуда, — бурчит мегера. – Я тебе говорила уже… Каждый раз, когда ты что-то делаешь с охотой и радостью, любовь проявляется. Если без охоты, но по необходимости, ничего не испытывая… ну, из ничего и есть ничего. А вот когда ты с корыстной целью делаешь, чтобы ответную любовь получить, и обманываешься в ожиданиях своих – тут-то скрытая ненависть и возникает! Как же, ты рассчитывала, а оно не сбылось, ты счет предъявила, а он не оплачен. Ох уж, эти коварные должники!
- Да не коварные они, — говорю я. – И не должники. Возвращали, сколько и как могли. Мне просто мало было, но это ж не их вина… И не этих монстриков, которых я сама и расплодила…
- А чья? Твоя? Так может, того… себя мечом? – вкрадчиво так предлагает мегера.
- Ну уж нет!!! – вскидываюсь я. – Еще чего!!! Себя карать – это дело последнее. Тем более что я ничего такого преступного не совершила. Ну, ошибалась в жизни не раз, ну, бывает. Ничего, дело поправимое. Теперь я свое отношение к жизни в корне пересмотрю. Так-то я всех люблю, зла держать не собираюсь.
- А с монстриками-то что делать будешь? – напоминает она.
- Что-что… Слушай, а можно их не распылять, а превратить, например, в чистую энергию? – спрашиваю я. – Ну, чтобы ее для жизни использовать? Для оздоровления, например, или на творчество?
- Можно, отчего же нельзя, — отвечает она. – Дай-ка, подрегулирую…
Сделала она что-то, смотрю, у меня в руках уже и не Меч, а Волшебная Палочка. Красивая такая, сияющая, со звездой на кончике. Ну, я и стала этой палочкой монстриков облагораживать – как к кому прикоснусь, сразу вспыхивает зеленым, красным, голубым, желтым, и плывет ко мне. Облепили меня разноцветные огоньки – и голову, и живот, и грудь, и руки-ноги, просочились сквозь кожу, и почувствовала я прилив энергии неописуемый, как будто зарядили меня, как батарейку. Ощущения – словами не передать! Раньше я себя еле таскала, как будто сил у меня не было, а теперь чувствую, что горы свернуть могу!
- Вот так всегда бывает, — мегера говорит. – Ненависть – камень, любовь – полет! Вся твоя запертая энергия расконсервировалась и вернулась к тебе в чистом виде.
- Очень хорошо! Осталось с тобой разобраться, — говорю я. – Ты куда сейчас, назад в зеркало?
- Да не хотелось бы, — говорит мегера. – Потому как живу я все-таки не в зеркале, а в тебе, девочка моя. Я – твоя часть, только до сих пор ты со мной не знакома была и услугами моими не пользовалась.
- Это какие же ты услуги оказываешь, интересно?
- Подсказываю, когда стоит за себя постоять или «нет» сказать. Сигналю, когда ты о себе забываешь, чужие желания выполняешь. Ну, и коль ты забылась и на старую колею скатилась, чтобы ненависть копить и тем силу свою жизненную сковывать, сразу даю знать!
- Да, по всему выходит, зря я тебя раньше не замечала, — отвечаю я. – Оказывается, мегеристость тоже штука временами полезная.
- Ну, когда в меру, оно конечно, — согласилась она. – Вот так, без масок, куда лучше и проще живется.
- Ох, а как же я теперь выглядеть буду??? – спохватилась я. – Мне твоя внешность, уж прости, никак не нравится! Когти эти, зубы острые…
- Ну так ты не подавляй меня, я и не буду сильно высовываться! А в нужных случаях коготки и зубки показывать – это женщине и полезно, и даже пикантности придает.
На том и порешили. Я теперь твердо знаю и вам говорю: не обязаны мы, девчонки, делать вид, что нам хорошо, если нам плохо, улыбаться, когда не хочется, и зарабатывать любовь героическими подвигами. И еще вот что скажу: Карающий Меч – он всегда при нас, но вот только стоит ли тратить его на ненависть, если можно перенастроить его в Волшебную Палочку и превратить ненависть в любовь? А если кто забудется и полезет без приглашения в наши внутренние границы – коготки и зубки всегда при нас! Впрочем, как и лучезарная улыбка, которая теперь не сходит у меня с уст, и это не маска, это – мое истинное лицо!

Автор: Эльфика